Ангел пригляда

На миг Суббота остановил бешеный перестук пальцев, глянул на экран с недоумением. Что такое, какие еще там снаряды, какие мины? Ангелу положено полыхать в зарницах молний, к чему этот военный натурализм… Он закрыл глаза, вызвал в голове образ, виденный им сегодня во сне, – и да, так оно все и было. Ангел, безусловно, крепко стоял двумя ногами в бездне, а ракеты и снаряды, взметаясь, язвили его желтым огнем. Крылья его истончились, стали рябыми от ран и копоти, на лице была написана нечеловеческая печаль, и гнев, и ярость…

Суббота в тяжелой задумчивости опустил руки на клавиатуру, несколько секунд они лежали уродливые, недвижные, как мертвые птицы. Случайно задел мизинцем «Enter», и недописанный кусок возник на экране, отправился в путь по бесконечным пространствам мировой сети. Спохватившись, хотел стереть готовый пост, но опоздал. Пользователь Jivanich отреагировал мгновенно:

«Аффтар, выпий йаду!»

Лента его была полна древних любителей олбанского языка, почти вымершего уже на просторах Интернета. Но здесь почему-то они еще сохранились, несли вахту, регулярно предлагали друг другу «убицца апстену» и выпить все того же неизменного «йаду».

В другое время он бы за словом в карман не полез, ну, хотя бы предложил поделиться этим самым ядом. Но сейчас в нем что-то остановилось, словно на паузу поставили проигрыватель…

А комменты уже сыпались, будто горох из-под козы.

– Пацтулом!

– Сам придумал?

– Библия?

– Аццкий сотона?

На последней реплике пальцы его, до того мертвые, немые, неуверенно зашевелились, воскресая.

– Не думаю… – напечатал Суббота.

– А кто? – мгновенно спросили на той стороне, задергалась тонкая паутинка.

Секунду он молчал. Потом пальцы его зашевелились сами собой, и по экрану поползли буквы. Они ползли, пугая, вырастая на глазах, заполоняя все видимое пространство…

«И был он величайшим из нерожденных, и имя ему было – архистратиг Михаил…»

Суббота смотрел на экран, не понимая, он ли вызвал к жизни эти слова, или они просочились сами собой, выстроились боевыми рядами, а следом за ними должны были возникнуть иные, новые фаланги и рати.

Как наяву, вспомнился теперь ему весь сон, который видел он ночью. И был это даже не сон, а видение из числа тех, которые приходили древним святым или духовидцам. Чудовищная фигура архангела, безмерная, невозможная, разверзла могучие черные крыла, высилась в немыслимой дали, заслоняла собой горизонт. Он же, Суббота, знал про архангела все: откуда тот взялся, чего хочет и где именно находится в этот момент. Рядом с архангелом видел он и женский силуэт – полупрозрачный, осиянный неярким светом, ощущение необыкновенной древности исходило от него. И женщину он знал тоже, неведомо откуда, но знал: это была Святая Екатерина Александрийская, некогда замученная римским цезарем Максимином.

Он смотрел на это на все, а пальцы его ходили сами, и на экране, как лихорадка, теснились новые буквы. Но вдруг компьютер пикнул и завис. Все буквы зашевелились и шумно осыпались с экрана – в темную кучку, а потом и вовсе истлели, истаяли. Суббота замер – неужели вирус? Он нащупал рукой бутылку, принесенную из кухни, отпил немного, в глазах прояснилось. Нет, компьютер работал, вот только последний текст его куда-то пропал…

В чат к нему сухо стукнулся неизвестный. Так и было написано: «Неизвестный», а на аватарке дырявилась пустота.

«Добрый день, Юрий Алексеевич, – вежливо писал загадочный Неизвестный. – Мы бы хотели с вами пообщаться – ко взаимной, надеюсь, выгоде…»

– Какая еще выгода? – нагрубил Суббота, он не любил дешевой таинственности. – Кому? И что это вообще за «мы» такие?

Ответ появился тут же.

«Мы – это рекламно-издательская корпорация «Легион». Если вам удобно, подъезжайте сегодня к пятнадцати ноль-ноль. Адрес: Цветной бульвар, 21, строение 2».

– Это где раньше Институт практического востоковедения квартировал? – проявил осведомленность Суббота.

«Именно», – отвечали ему.

Суббота удивился:

– Что за черт? Здание же закрыто, опечатано…

Компьютер молчал. Неизвестный либо думал, либо отошел по делам, либо просто скончался, что тоже нельзя было исключать, учитывая царящий в рекламно-издательском деле беспорядок.

Внезапно посреди полной тишины пронзительной трелью залился телефон. Суббота вздрогнул, взял трубку.

– Алло? – сказал он хмуро.

– Юрий Алексеевич, это мы вас побеспокоили, корпорация «Легион», – трубка пела сладко, хоть и не без некоторой басовитости. И, как бы упреждая вопросы, проговорила торопливо: – Насчет телефончика не волнуйтесь, мы его у вашего ответсека взяли, Алимова. Скажу по секрету: бездарь и дурак, непонятно, куда смотрит начальство – его бы уволить, а не вас… Впрочем, с увольнением еще успеется, я же совсем по другому делу. Ну, так что, ждать вас сегодня или как?

Суббота думал. Почему-то вдруг выступил на его лице холодный пот. Капля со лба съехала на губу, он облизнул – была она мерзкая, несоленая. Трубка ждала, а ему, как назло, совсем не хотелось выходить из дома и ехать непонятно куда.

– Слушайте, но здание же опечатано, – сказал он кисло. – Там вроде как спор каких-то хозяйствующих субъектов…

– Юрий Алексеевич, дорогой, да о чем говорить?! – снисходительно заметила трубка. – Китайский «Канон перемен» читали, конечно? Помните, что гласит шестьдесят третья гексаграмма? Сегодня субъекты, завтра объекты, а послезавтра и вообще со святыми упокой.

В эфире, как показалось Субботе, раздался совершенно отдельный смешок, но тут же трубка снова взяла себя в руки.

– Печати и прочие штампы – это для отсечения праздношатающихся, деловые люди не обращают на это внимания. Вы, главное, подойдите к двери, дерните ее – вам и откроется. Слышали, наверное: стучите – и вам откроется? Ну вот, а здесь даже стучать не нужно, – тараторила трубка, – никаких там «Сезам, откройся!», просто дерг-дерг, и шашка проходит в дамки, или, если вам больше нравится, пешка в ферзи. Вы в шахматы-то играете, Юрий Алексеевич?

– Немного. – Суббота был сбит с толку и даже потихоньку начинал уже сердиться на нахального собеседника.

– Вот и отлично, можем сгонять партейку-другую… Как вам Карлсен-то, озорник, в последнем баден-баденском турнире? Обыграл-таки Найдича, как школьника обыграл. И где – в армагеддоне! А мы, признаться, все за Найдича болели, ну, да ничего, отольются кошке мышиные слезки, и все в таком роде. Так мы ждем вас, я правильно понимаю?

Суббота открыл было рот, но его снова перебили, как будто прочитали мысли – со стыдом признаемся, не вовсе бескорыстные.

– А насчет денег не волнуйтесь, – пела трубка ласково, – деньги будут, и очень хорошие, для того и встречаемся. Мы вам такое предложение сделаем, от него сам Владимир Ильич Бланк покойный бы не отказался, да и никто бы, между нами говоря, и вы тоже не откажетесь. Засим честь имею, и ждем, ждем с нетерпением!

Трубка игриво хохотнула и громко повесила сама себя на том конце провода. Несколько секунд там играла какая-то легкомысленная мелодия, со странными словами: «Эх, мать-перемать, кислая капуста, господа либертарьянцы, чтоб вам было пусто!» Потом и она умолкла, и только глухая покойницкая тишина, кряхтя, переворачивалась в мембране.

Суббота тоже повесил трубку со своей стороны. Все это было чрезвычайно подозрительно, нагло и даже как-то незаконно. Но с работы его, действительно, поперли, а жить на что прикажете и, главное, где? Может, это и есть улыбка судьбы, которая раньше одними гримасами обходилась…

К тому же любопытство уже разобрало его и с каждой секундой разжигалось все больше и больше. Однако любопытство любопытством, а мозги на то и даны человеку, чтобы глупостей не совершать. Суббота глотнул еще виски и решил мыслить трезво.

Как он ни прикидывал, а выходило, что идти на встречу не стоит. За всем этим стояло что-то нестерпимо несерьезное, несолидное и даже оскорбительное. Хорошо было одно – что деньги обещали. Но обещают, как известно, всё и всем, а как до дела – заморочат голову и кинут. Не умрет же он, в самом деле, с голоду – что-нибудь да подвернется рано или поздно.