Госпожа ворон

Альбинос был сама сговорчивость:

— Конечно-конечно. Таншу надо убедить обязательно, — отозвался он. Тут уж во весь голос расхохотался Гобрий. Так, что неожидавший Гистасп уставился на товарища с крайним недоумением.

Гобрий зачерпнул в легкие побольше воздуха и пробасил:

— Только без нас, — и с самодовольным видом, выпятив грудь, пошел к танскому помосту, где уселся рядом с Тахбиром. На его место тут же подоспел Мард — Гистасп отлично запомнил мальчишку с того раза, когда он выручил альбиноса от серьезной ссоры с Бану сообщением о прибытии в чертог тана Маатхаса.

— Командующий Гистасп, — Мард коротко поклонился. — Тану хочет переговорить.

— Я сейчас подойду, — тут же отозвался Гистасп, перевел глаза на помост и глубоко кивнул, давая понять, что поспешит.

Мард исчез среди пирующих и вскоре мелькнул рядом с Бану. Гистасп какое-то время наблюдал за ним. Насколько альбинос знал, Серт не так давно сграбастал Марда в карательную сотню на освободившееся место. Мард, конечно, был хорош в обращении с копьем, но что-то подсказывало Гистаспу, что Серт пригрел этого малого не за воинские навыки. Мард был не просто красив, как, например, тот же Дан — он был самым натуральным образом смазлив. Такой без труда затащит в постель любую девчонку, а уж там вытрясти важные сведения — дело одного хорошего раза. Репутация у него пока не в пример лучше Дана, так что осведомитель может выйти отличный, если умело взять в оборот. Серт поступил, ни дать, ни взять — мудро, оценил Гистасп: чтобы карать, стоит понять за что.

Пока Гистасп шел к танскому помосту, помрачнел. Врагов у него куда больше, чем он привык думать. Мирные времена сулили проблем больше военных: когда существует внешний враг, внутренние распри утихают, но, когда враг оказывается среди своих, подозрение ложится на каждого, и сон не приходит вовсе.

Прежние товарищи по оружию превратились в соперников за место под солнцем.

Или под луной.

Гистасп уже почти и забыл, к чему был учинен погром его комнаты несколько месяцев назад. Однако, по возвращению в танаар пришлось вспомнить. На другой день после прибытия, тану отослала генерала в военную академию с требованием контроля и личного отчета о состоянии дел от коменданта — ее троюродного дядьки.

— Бирхан останется пока здесь, нам надо обсудить кое-что. Его помощник предоставит сведения, я отправила вчера гонца с предупреждением. Он все распишет подробно, — и о "меднотелых", взращенных из сирот, и о женщинах, в числе наставников которых должна была фигурировать Адна. Бансабира сунула письменное требование в руки Гистаспу. — Надеюсь на твою проницательность, — заглянула прямо в глаза.

— Как прикажете, госпожа, — привычно отозвался командир и, наскоро собравшись, отправился в конюшню.

В стойле на примятом тяжелой тушей сене лежал конь, с которым Гистасп проделал весь путь в Западный Орс и обратно. Лежал тихо, не фыркая, не посапывая во сне, не двигаясь и не дыша.

Зверство, — Гистасп скрипнул зубами. Животное-то чем не угодило?

Гистасп опустился на колени, ощупал морду, погладил бок, отошел. Облизнул пересохшие губы, огляделся. Ни одного конюшего — он сразу приметил, как вошел. Альбинос ощутил, как напрягся каждой мышцей: удара или стрелы стоит ждать отовсюду и в любой момент. Он осторожно потянул рукоять меча, вытаскивая осторожно-осторожно, чтобы ни звуком не выдать себя. Ступал бесшумно, на полусогнутых, озираясь.

Замер.

Но время шло, а ни подвоха, ни нападения не следовало. Может, стоит подождать еще чуть-чуть? Гистасп подождал, однако становилось очевидно, что на убийстве коня выпад врагов и закончился. Хм, это все?

Гистасп осмелел настолько, что убрал меч и принялся ходить вдоль стойл туда-сюда, что-то разглядывая. Враг, кем бы он ни был, упускал отличный шанс свести с ним счеты: выстрели в такой тишине поближе к породистому жеребцу или развей под огнем щепоть серы — и вся конюшня вздыбиться, взбеситься, переломает могучими телами ограждения — и пиши пропало. Идеальный несчастный случай. А так получается, что враг или глуп, или труслив, или непредсказуем. Лучше думать последнее, решил Гистасп: нет ничего опаснее, чем недооценить противника.

Странно, что после первого инцидента злоумышленник не передумал и не отступил. А, едва Гистасп стал, наконец, приходить к мысли, что, может, разваленная комната оказалась чьей-то несмешной и глупой шуткой, взялся за старое.

Командующий принялся снова перебирать в уме потенциальных недругов или злопыхателей. Кандидатур отыскивалось ненамного больше, чем в прошлый раз.

Правда, участие Каамала исключалось само собой. Явно кто-то из местных, потому как в путешествии никаких нападок в адрес Гистаспа не случилось. Значит, соотечественник. Завистник, вероятнее всего. Неужто все же Отан? Или Гобрий? Или Дан? Да быть такого не может.

А, может, это все-таки Каамал? Может, Яфур просто действует через поверенных, специально, намереваясь сбить альбиноса со следа. И тогда выходит, что сейчас Гистасп размышляет именно так, как задумал Серебряный тан? Гадство. Мужчина совсем запутался, где начало, где конец в поиске, что черное, а что белое. Из омута смятения командира выдернул голос той, кто единственно в представлении Гистаспа, при всей сложности поступков, находился за рамками оценочных суждений.

— Ты еще не уехал? — недовольно осведомилась танша, заходя в помещение.

— Я… — Гистасп проглотил ком в горле, приходя в чувство. — Я уже собираюсь, — отозвался мужчина, всеми силами скрывая растерянность.

— А, по-моему, ты копаешься, — веско заметила танша, углубляясь в полумрак помещения. Сквозь узкие окошки под настилом потолка в конюшню заглядывало утреннее солнце, и освещение казалось очаровательным и свежим.

— Видите ли, — размеренно начал Гистасп, чтобы успеть придумать какую-нибудь причину задержки, поскольку говорить об истинной не казалось ему хорошей затеей.

— Почему здесь так тихо? — бесцеремонно перебила Бансабира.

Она огляделась и повысила голос — совсем не сильно, но угроза прозвучала отчетливо:

— Неужели то, что меня не было несколько недель или то, что вчера было гуляние — такой заманчивый повод отлынивать от работы? — с этими словами она решительно вышла на воздух, всматриваясь в соседние служебные помещения. Гистасп поспешил следом. Хорошо, что тану отвлеклась. Но плохо, что никто не торопится навстречу, осознал Гистасп, а потом, выпучив глаза, уставился Бану в спину: и когда пятнадцатилетняя девчонка, о каждом слове которой доносили ее отцу, каждый приказ которой вызывал неугомонные пересуды в рядах, превратилась в женщину, чьи мельчайшие оттенки интонаций уже выучило все окружение, и теперь от них внутренне поджимается даже он, бывалый воин и лицедей, прошедший больше других командиров именно бок о бок с тану Яввуз?

— Где старшие? — громко спросила Бансабира, не меняясь в лице, поскольку толку шептать не было. Тану начинала злиться.

Наконец, из каморки поодаль заспешил мужчина, и танша быстро признала в нем управляющего замка.

— Тану, — запыхавшись, приблизился мужчина средних лет, глубоко поклонился, будто сам был конюхом. — Госпожа, я…

Бансабира обернулась к альбиносу и с легким снисхождением спросила:

— Ты чего увязался? Не помнишь основ седловки?

Гистасп опешил, потом, не удержавшись, усмехнулся: по привычке.

— Нет-нет, я еще не в том возрасте, чтобы жаловаться на память.

Бану в ответ улыбнулась краешком губ, но голос звучал строго:

— Поторопись. Я надеюсь, ты вернешься затемно или, самое позднее, завтра.

— Сделаю все возможное, — Гистасп поклонился и исчез в конюшне. Бану тем временем обратилась к управляющему и велела собрать на этом месте через час старших конюхов. Стоило бы разобраться.

Управляющий, сонный, ежащийся от утренней прохлады, скомкано отозвался и поспешил убраться с глаз госпожи вон. Утро явно не задалось. А Бансабира, дождавшись отъезда Гистаспа, обвела открывающийся вид пронзительным взглядом и решительно шагнула к стойлам. Прошла взад-вперед, осматриваясь в обе стороны. Так и есть — конь командующего мертв.