Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 25

— Давай без комментариев.

Мужчина, давно привыкший к тому, что Бруно не обсуждал своих «подопечных», кивнул, собрал лишние комплектующие, упаковки и всё то, что могло пролить свет на их работу непосвящённому человеку, сложил в сумку и направился к выходу. Однако у двери он снова повернулся к Бруно, бережно приводящему в порядок досье.

— А почему ты не работаешь в своей квартире?

— Там идёт ремонт.

— А этот дом просто огромен для одного. Откуда у тебя столько денег на аренду?

— Не твоё дело, Фабрис, — уставший от бесконечной конспирации, Бруно опустился на стул и устремил невидящий взгляд на приятеля. — Твоя миссия на сегодня закончена. Спасибо. И до встречи.

— Ну пока, — пожал плечами мужчина и вышел.

Едва за Фабрисом закрылась дверь, тишину дома разрезала громкая трель телефона. Бруно вздрогнул от неожиданности, на мгновение замер в нерешительности, но всё-таки снял трубку.

— Слушаю.

— Здравствуйте, это Лион. Могу я поговорить с Лали?

— Добрый день, месье. Это Бруно. Лали, к сожалению, нет. Как ваши дела?

— Всё хорошо, спасибо. Бруно, передай ей пожалуйста, что мы с Полин вечером улетаем в Канны.

— Что-то случилось? — взволнованно спросил парень, но не мог понять, что именно его тревожило — состояние родителей Себастьена или то, что они, возможно, скрывали важную информацию о сыне.

— Полин совсем плохо. Проклятые нервы. Доктор посоветовал отвезти её к морю. Вот мы и летим первым же рейсом. Я позвоню Лали, когда мы устроимся в отеле.

— Хорошо, месье, я ей всё передам.

Бруно положил трубку и задумался. Перед ним стояло множество нерешённых задач и вопросов, и на данный момент самым важным было спрятать досье на девушку так, чтобы большая папка никому не попала на глаза.

Занятый своими мыслями и работой, в которую ушёл с головой, забыв обо всём, он не заметил, как на улице начало смеркаться, погружая в полумрак и пустой, тихий дом. Бруно убрал в одну из оставшихся коробок досье, выключил компьютер и щёлкнул выключателем. Комнату залил яркий свет, и сразу, словно только этого и ожидая, открылась дверь, и в дом, шумно переговариваясь и смеясь, вошли ребята.

— Ты сидел в темноте? — поинтересовался Жозе, падая на подушки и вытягивая затёкшие в машине ноги. — Не увидев в гостиной света, мы решили, что тебя нет.

Бруно поцеловал Аделину и повернулся к другу:

— Только проснулся. Так замучился с этим компьютером и программами… Как дела?

— Я приняла волевое решение, а мои друзья оказались предателями, — обиженно сказала Лали, оглядев ребят.

— И что же это за решение?

— Я еду в Тулузу на поиски Себастьена. Должна же я открыть ему глаза на его несравненную Алину.

— Вот выдумала, — проворчал Жозе. — И ведь не переубедить её!

— А зачем переубеждать? — блеснул голубыми глазами Бруно, пытаясь скрыть радость и сменяющий её вдохновенный азарт, уже приятно щекотавший кончики пальцев. — Лали права. Себастьен нам не чужой, и мы не можем бросить его на произвол судьбы. Ещё неизвестно, что представляет из себя эта Алина и что грозит Себу, если он останется с ней. Так что, Лали, я готов тебе помочь.

— Ты — настоящий друг! — от избытка чувств девушка бросилась ему на шею.





— Кажется, нам не остаётся ничего другого, как только последовать за этими двумя, — вздохнул Жозе, предвкушая неспокойную жизнь. — Дружба — это святое.

========== Глава 10 ==========

Он возненавидел этот город всей душой. Всё было чужим — дома, люди, язык — здесь говорили на странной смеси каталонского и французского, так что иногородние с трудом понимали речь местного населения. А уж ему — коренному парижанину — и подавно резало слух непонятное наречие. Возненавидел непривычную сентябрьскую жару и дома кирпичного цвета, которыми так восхищались туристы и гордились местные жители, называя Тулузу «розовым городом». Он был один посреди него, и тот, казалось, заливал мысли розовым киселём. Он не был больше собой, став другим человеком — чужим, незнакомым себе самому. Чувство вины, грызущее с того дня, как он сделал свой выбор, полностью опустошило его.

Чтобы как-то выбраться из этого состояния он уходил к реке. Широкая, неторопливая Гаронна серебрилась на солнце, в её водах отражались медленно плывущие облака в синеве осеннего неба. От созерцания этой неспешной, величественной реки становилось немного легче. Она словно примиряла его с действительностью. Ему нравилось лежать на траве у моста Понт-Неф и глядеть в залитое солнцем небо. Вот и сегодня он ушёл пораньше из дома в надежде, что в утренние часы найдётся немного охотников смотреть на реку, что позволит ему привести в порядок мысли.

Небо было спокойным, безразличным и холодным, но ему это было на руку. Его безмолвие помогало не впасть в глубочайшее отчаяние, выхода из которого могло и не найтись.

Прошло две недели с того дня, как они перебрались из Парижа в Тулузу.

Он ждал свою избранницу в аэропорту, так как ей необходимо было заехать к каким-то пожилым родственникам, чтобы попрощаться. Счастье переполняло Себастьена, и даже чувство вины, не покидавшее с тех пор, как он оставил Лали, поутихло, когда он встретил Алину в Орли. Он ликовал — любимая с ним — такая нежная трогательная, мягкая.

Девушка выглядела несколько необычно: на голову была одета косынка, полностью скрывающая волосы, а огромные солнцезащитные очки словно выполняли роль маски и меняли лицо практически до неузнаваемости. Да, если бы Алина сама не подошла, Себастьен вряд ли узнал бы её. Она время от времени оглядывалась по сторонам, как будто опасалась чего-то.

— Алина, что с тобой? Что за маскарад? Или ты скрываешься от полиции? — рассмеялся Себастьен над собственной шуткой.

Девушка вздрогнула, но тут же улыбнулась уголком рта и покачала головой:

— Нет, просто на улице сильный ветер и яркое солнце, вот и пришлось спасаться.

— Но здесь-то ты можешь всё снять? Я хочу видеть твои глаза и прекрасные волосы. Ты похожа на монахиню, а мне это не нравится, — и Себастьен потянул за край косынки.

— Не неси ерунды! — резко отбросила его руку Алина. — Мне нравится этот платок, и я не собираюсь ничего снимать!

Парень оторопел от такой неожиданной вспышки гнева и недоумённо посмотрел на девушку. Поджатые от ярости губы расслабились, и Алина, будто ничего не случилось, мило улыбнувшись, промурлыкала:

— Ох, прости меня, любовь моя, — она прижалась к нему всем телом, — просто я вся на нервах с этим отъездом. И потом, мне показалось, что этот образ мне к лицу, а ты не оценил его, — надула она губки, — вот я и расстроилась. Но я сейчас постараюсь всё исправить, дорогой.

И она сочно впилась в губы Себастьена с такой силой, что ему ничего не оставалось, как ответить взаимностью.

На протяжении всего полета Алина не давала ему покоя — её ласки становились настойчивее и откровеннее, и Себастьену становилось неловко за такое поведение перед пассажирами, сидевшими в соседних креслах, которые начинали недовольно поглядывать в их сторону. Казалось, ещё немного, и Алина приступит к более решительным действиям. Когда её рука начала расстёгивать верхнюю пуговицу его джинсов, Себастьен не выдержал:

— Перестань, прошу тебя! — раздражённо убрал он руку девушки. — Что на тебя нашло? Это неприлично, в конце концов.

— Но я хочу тебя, любимый, — жарко зашептала Алина и, похотливо хихикнув, спросила: — Неужели ты никогда не делал этого в самолёте?

Себастьен ошеломлённо смотрел на девушку:

— Только не говори, что у тебя имеется подобный опыт!

Алина вдруг отпрянула, глядя ему в лицо затуманенными желанием глазами. В ней мгновенно как будто что-то переключилось, и перед Себастьеном предстала прежняя Алина — кроткая и скромная. Потупив глазки, она умудрилась покраснеть и пробормотала:

— Не знаю, что это со мной? Ты на меня так странно действуешь.

Она склонила голову на его плечо и проспала до окончания полёта.

Первую неделю они прожили в небольшой квартирке в одном из спальных районов Тулузы. Себастьен был на седьмом небе от счастья — Алина готовила его любимые блюда, предупреждала малейшие желания, а ночью была страстной и неутомимой. Единственное, что его огорчало — ежедневные отлучки Алины. Она говорила, что идёт на прослушивания — ей хотелось устроиться играть в какой-нибудь местный оркестр. Себастьен же в это время бродил по городу, пытаясь привыкнуть к новому месту.