Страница 4 из 5
Пинской думает об этом не сказать чтобы с сочувствием. Услужливо сыплет хиханьку на подначки Бородастого. А колеса постукивают на стыках - скорый мчится по побережью. Все ближе конец пути - Гагра. Блекнут дневные краски юга, настает вечер.
Бородастый высказывает Пинскому уже без всякого стеснения:
- Что, сучка, чуешь нехорошее? Угождай - не теряй дорогое время.
Банда:
- Ха-ха-ха!
Пинской поеживается и объясняет с виноватым видом:
- Да я вот все думаю - чем угодить...
Главарь в рык:
- Ну, пр-ридумал?
Пинской помялся, как девочка, и с ужимкой вякает:
- Могу... в туалет проводить тебя...
Хохот громыхнул на весь вагон-ресторан. И вот уже урки смотрят на дельца как на последнюю падаль. До чего изговнялся от страха! Экая пакость. А недавно встречали его почти с поклоном...
Главарь наслаждается: плюнул на два пальца, пригладил Пинскому челку:
- Веди-и!..
Пошли вдвоем в нужник. И хотя Бородастый пьян, воры не опасаются, что спутник ему что-нибудь сделает. Если б он посмел в нынешнем положении - весь Закон встал бы против него. Всюду найдут: с живого будут кожу сдирать узенькими лентами. И он это знает.
Ввалился Петр в нужник - Пинской за ним. Глянул на часы: через две минуты - станция. Бородастый икает, сопит, усмехается:
- Ну-у... сымешь с меня брюки?
Спутник говорит:
- Немного позже. - Его рука в кармане, а там - кастет. Бандюгу кастетом - бамц в висок. И - с хорошим размахом - по лбу.
Петр в отключке привалился к стенке, бряк на задницу. Поезд тем временем встал. Пинской выждал, когда он тронется, опустил окно. Он обладал силой гимнаста - и хотя и с немалым напряжением, но поднял Бородастого и сбросил на придорожные кусты. Тут же выпрыгнул и сам: поезд еще не набрал скорость.
Бородастый очнулся в траве под деревьями, куда его откатил спутник. В башке от боли треск; все перемешалось-спуталось. Слышит голос Пинского:
- Петр, ты живой? А ведь с верхней полки упал!
Кругом темно: уже наступила ночь. Туша лежит - ничего не понимает.
- Где мы?
- В поезде. Но он не может ехать. Ты бросился на проводника, вырвал у него... ну, то, что он поднимает... х...! И сломал! Ему нечего поднять. Ты хоть помнишь, как отнимал у проводника это самое?
Петр вспомнил: и бросался, и отнимал...
- По пьянке это... а я не хотел. Ехать надо! Чего теперь-то?
Пинской сует ему в пасть горлышко фляжки, а в ней - "белый медведь".
- На-ка попей, пока проводник новый х... достанет.
Бородастый пососал, отрубился. Пинской стащил с него брюки. А между деревьями мелькает луч фонарика: подходит стая мужеложцев. Осветили: вот это да-аа! какой товар выставлен! Два эдаких толстенных окорока - еще и жестким волосом поросли.
Стая вмиг впала в страшную нервность. К Пинскому:
- Та-а-ргуешь, друг?
- Никогда! Приятель попросил снять с него брюки - я снял. Больше ничего.
- А зачэм он просил? Он хочэт?
Пинской видит при стае магнитофон "Романтика", который так любили туристы и геологи.
- Спросите - не немой: ответит!
Жопники включили маг, треплют Бородастого по загривку, а по заду жадно - хлоп-хлоп-хлоп!.. У всех наружу торчат.
- Дарагой, хароший, нэ малчи!
А он мычит и только ветры пускает. Жопники в экстазе. Гляди, начнут друг через дружку прыгать. Один прилег к Петру на траву, сует ему в ладонь залупу:
- Хочешь рукой попробовать - попробуй! Что скажешь?
Бородастый руку сжал:
- А-а... нашелся х...! Не бойся, я его ломать не буду. Давай поехали!
В ту же секунду ему и вперли. Какая понеслась дрючка! Один вздрогнул его уже очередной оттолкнул и влупляет...
А все вопли, мыки-рыки Бородастого - то, мол, от удовольствия.
Пинской стоит в сторонке, наблюдает ажиотаж и поджидает банду. Знает она, спохватившись, сорвала стоп-кран и мчится вдоль линии назад. Главарь, живой или мертвый, должен быть вблизи насыпи. И Пинской не успел уйти далеко...
Несутся бандиты, на бегу представляют процесс пыток... Кусты трещат, топот - будто от табуна.
Как открылось им зрелище многолюдное - впору заржать. Луна озарила
перекошенные лица урок, финки сверкают. Но и у кавказцев ножи, а не прутики. Очередь к Бородастому собралась такая - на каждого урку придется по дюжине.
Бандиты беснуются: как вырвать поруганного? Их к нему не подпускают, и поругание идет полным ходом. Самый старший жопник, пожилой, с золотыми зубами, потребовал от банды минуту молчания. Как врубит "Романтику" на предельную громкость!
Вот они: явственные слова главаря... К тому же, различимо, что голос довольный.
Языки и прикусились. Стоят воры ошалелые, баранами зырят, как с их паханом занимаются... Но, наконец, маленько очухались, стали переглядываться. Виден в глазах вопрос: что это значит?..
А значит оно то, что вместо Петра Бородастого есть гадственный петюнчик. Все его прошлое теперь - противная харкотина. Ни у одного вора не может к нему быть ничего, кроме презрения. Ни один не сядет на тот стул, на котором сидел петюнчик.
Выходит из-за дерева Пинской:
- Эй, Варежка, ты где? А ну вспомни! Говорил я тебе насчет игры с этим козлищей, что я проиграю и выиграю?
Варежка:
- Вот так та-ак! Вон оно к чему было... Конечно, помню. Замечательная у вас тонкость мысли, Константин Павлович!
Пинской бросает банде:
- Помните мои слова - я думаю, дескать, о том, как показать Бородастому крепкую любовь? Вот ему ее и показывают!
Варежка так и покатился в ржачке. Другие опомнились от ужаса - и на всю окрестность:
- Хо-хо-хо-оо!!!
Одни жопники на это - ноль внимания. Захвачены своим.
Прикиндел, начитанный вор, выражает Пинскому:
- Вы, Константин Павлович, провели игру, которой нет примера в мировой истории. Разрешите от имени всех...
Тут глупый вор Ревун рванул на груди рубашку:
- А-а-а! Так это он подстроил? Р-режь его, братва!
Крики пресек голос небрежный и строгий, какой может быть только у умнейшего из подпольных миллионеров:
- Дайте ему в морду!
Варежка и Прикиндел съездили Ревуна по карточке.
- Вот кто виноват! - Пинской показал на него пальцем. - А ну вспомним, как один бывший человек в пьяной приятности говорил про перрон, про отъезд... про то, как проводник поднимает - что?