Капитаны в законе

Именно потому, мгновенно прикинув реальные шансы на успех и уразумев их ничтожность, Сангре откровенно заявил другу:

– Уланчик, мы оба знаем, что в жизни всегда есть место подвигу. Но мудрый таки держится подальше от таких мест. Мы вроде бы как-то разок успели наступить на эти грабли и ты помнишь, чем оно закончилось. Кстати, в тот раз мы получили от судьбы амнистию. Она отпустила одного из нас, позволив ему поработать над убавлением срока другому. Но теперь, видя наш краковяк на тех же граблях, пощады от госпожи фортуны можно не ждать, бо она дураков не любит.

– Ты о чем?

– О том, что здесь, в отличие от двадцать первого века, за неудачи не увольняют.

– Но и не убивают.

– Э-э, нет. Кто другой – да, мог бы отделаться устным взысканием, но у нас специфика. Мы – чужаки, вдобавок с подмоченной репутацией. Поверь, в случае неудачи некие дяди-бояре будут весьма рады напомнить о ней Михаилу Ярославичу. Мол, они, то бишь мы, облажались не просто так, но специально, ибо на самом деле парни того-с, засланные казачки… Не зря ж они, волки позорные, в свое время указали дорогу жизни московскому князю.

Улан поморщился, поскольку именно он в некий злополучный зимний день подсказал разбитому в битве и бежавшему от тверской погони московскому князю Юрию Даниловичу и его людям, в каком направлении идти, чтобы пробраться между болот.

– Я ж по незнанию, – не сдержался он.

– Ага, но лишь я один на сто процентов верю тебе. Зато остальные… Если бы не недовольство княжича Дмитрия боярином Иваном Акинфичем, таки тебя еще прошлой зимой подвесили бы на просушку на удобном суку. Ну и меня по соседству. И если мы сейчас лопухнемся, наш лютый друг Акинфич мигом станет напевать в уши Михаила Ярославича свои гнусные песни с однообразным мотивом, и у князя непременно возникнут весьма серьезные сомнения. После чего в отношении нас могут последовать весьма суровые санкции. Какие именно, расшифровать?

В конечном счете Петр согласился взяться за сомнительное расследование не столько побуждаемый просьбой Буланова, сколько ошарашенный сообщением друга. Тот, вспомнив прочитанные в свое время книги об этом времени, сообщил, что именно смерть Агафьи станет одним из основных обвинений, предъявленных в Орде тверскому князю. И если очистить Михаила Ярославича от этой вины, за две других – поднял руку на посла самого хана темника Кавгадыя и утаивал дани с русских земель – Узбек навряд ли приговорит тверича к смертной казни.

А учитывая планы князя по объединению Руси, чуть ли не до последней запятой совпадающие с планами друзей, Петр решил рискнуть и попытаться выручить Михаила Ярославича. Кроме того, тот и сам успел произвести на друзей весьма отрадное впечатление, как своей мужественной внешностью, так и внутренними достоинствами. Имелась в нем и порядочность, и справедливость и много прочих достоинств, весьма редко встречающихся в людях, воспаривших столь высоко.

И ведь поначалу у них и впрямь все пошло успешно. Благодаря помощи сведущей в медицине испанки Изабеллы, вырванной друзьями в Литве из лап инквизиторов и вывезенной на Русь, выяснилось, от чего умерла Агафья. Оказывается, ей действительно подмешали яд в косметическую мазь для притирания лица. Да и в вопросе о том, от кого княгиня получила саму мазь, расследование поначалу тоже продвигалось весьма успешно. От служанки княгини Фатьмы ниточка потянулась к сотнику Азамату, а от него удалось узнать, что мазь передал Агафье от имени ее мужа – Великого владимирского и московского князя Юрия Даниловича – некий купец Черногуз, прибывший незадолго до того из Москвы.

Оставалось взять купчишку и выяснить у него подлинное имя заказчика. Правда, Черногуз к тому времени находился во Пскове, но это казалось пустяком. Подумаешь, прокатиться туда и, незаметно повязав, привезти мужичка в Тверь.

И вот нате вам, купец мертв и его убийца тоже. Правда, оставались в живых гребцы на его ладье, но они не могли рассказать ничего путного. Нанял их киллер накануне, пообещав неслыханные деньги за пустяковый труд: доставить его со скоропортящимся товаром к Ругодиву[2]. Дальше он якобы управится сам. Что за товар, отчего такая срочность, киллер на пояснил, а гребцы, восхищенные щедрой ценой, не стали любопытствовать. Не задавали они лишних вопросов и сегодня, хотя маршрут внезапно изменился на противоположный – в верховья Великой. А чего спрашивать, если заказчик, птицей взлетев на ладью, первым делом увеличил цену вдвое и скомандовал: «Наддай». Ну они и наддали.

Получалось, дело – труба.

Нет, можно было бы вернуться во Псков, чтобы попытаться прояснить, когда прибыл киллер, где жил, с кем общался. Кто знает, вдруг и удалось зацепить перспективную ниточку. Но принимая во внимание ранения трех ни в чем не повинных людей из числа псковских гребцов, становилось понятно – возвращаться ни в коем случае нельзя. Поди растолкуй местным властям, что они гнались за убийцей, а ранения псковичей-гребцов – непредвиденная случайность. Кроме того, новгородский посадник, руливший в городе, к тверичам вне всяких сомнений отнесся бы с лютым пристрастием. А уж когда выяснил бы, что они – не купцы, можно было ожидать чего угодно, в том числе и самого наихудшего.

И оставалось одно – гнать как можно быстрее в Тверь, гадая по пути, какое наказание им определит князь Михаил Ярославич за проваленное расследование. А не вернуться тоже нельзя. И дело отнюдь не в оставленном в городе серебре. Вопрос, впрочем как и во все времена, упирался в иное – в женщин.

Бросить на произвол судьбы испанскую донью Изабеллу де Сандовал влюбленный в нее Улан никогда бы не согласился. И сам Сангре так никогда бы не поступил с Заряницей. Именно она спасла от смерти Улана, выхаживая его в деревне Липневке после нападения здоровенного медведя. Да и во второй раз, когда они, вернувшись в Тверь, попали в западню к боярину Ивану Акинфичу, она же прибежала чуть свет в княжеские хоромы и, бросившись в ноги к княжичу Дмитрию, умолила его вмешаться, иначе кто знает, как бы дальше обернулось. Была и третья причина, по значимости стоящая для Петра чуть ли не на первом месте, но её он даже сам себе не озвучивал…

Словом, вариант оставался единственный – возвращение. А дальше… как судьба распорядится. В лице князя….

Глава 1

Реакция князя

В пути они почти не разговаривали, подавленные случившимся. Помалкивал даже обычно словоохотливый Сангре. Лишь один раз Улан во время ночного привала напомнил другу:

– А я тебя еще до нашего отъезда во Псков предупреждал, что здесь далеко не все так просто как кажется.

Петр хмуро уставился на своего побратима, и в памяти отчетливо всплыли его возражения. Дескать, что-то тут не то и их версия насчет причастности к убийству Агафьи её собственного мужа – князя Юрия Даниловича – может оказаться ложной.

– Вот прихватим купчишку и разберемся до конца, – весело подхватил тогда Сангре, обрадованный тем, что ехать во Псков придется не конно, по вечерам с трудом сползая с лошади и передвигаясь исключительно враскоряку, а водой, на ладье. – Да знаю я, знаю, что ты скажешь, – замахал он руками на Улана, не давая перебить себя. – Мол, Черногуза сработали в темную и он понятия не имел о яде. Ну и ладно. Главное, чтоб он назвал нам имя заказчика, велевшего передать мазь Агафье. Назвал, а потом подтвердил свои слова в Орде. А почему ты против того, что заказчик – ее муженек? И все. Тем самым мы…

– Московский князь, спору нет, сволочь первостатейная, и жену, преследуя свои цели, отравить мог бы запросто. Но в то же время он – далеко не дурак и не стал бы работать столь грубо. Вот увидишь: при встрече Черногуз скажет, что получил косметику вместе с поручением доставить ее Аксинье не от самого князя. Хотя передающий заверил его, что действует по поручению Юрия Даниловича, а тому, дескать, недосуг.

– Конечно, не лично, – охотно согласился Сангре. – На фига московскому князю лишний раз светиться? Озадачил кого-то из своих бояр и все… Простая подстраховка.

2

Так называли на Руси в те времена город Нарву.