Страница 6 из 8
И уже не мог разобрать их лиц, только силуэты. Опять силуэты.
Я с разбегу напрыгнул на второго (того, что без прозвища) и повалил наземь. Затем, усевшись сверху, я взял его за шкирку и начал приподнимать и резко бросать на землю, даже не видя, как его голова беспомощной тряпичной куклой глухо падает на асфальт.
Я кричал. Я ревел. Ревел и кричал!
А потом начал бить, видя перед закрытыми глазами его ухмыляющуюся, приторную морду. Начал бить. В лицо.
– За что?! Что я вам сделал?! За что вы меня?! За что?! – орал я, снова и снова нанося удары.
Подо мной этот тоже пытался кричать, звать друга на помощь, но я обрывал его крик кулаками.
– Дима! Дима! Убери его! Дима!..
Мне не нужно было даже видеть Голубицу, чтобы понять, почувствовать, как он вжался в стену, боясь шелохнуться. И его страх.
Дерьмо!
А я бил, ревел, кричал, боялся…
Только когда этот, без имени, замолчал, я, остановившись, тяжело дыша, открыл глаза. Первое, что я увидел – свои руки.
Они были красными.
И только тогда я понял, ЧТО произошло – Я СДЕЛАЛ ЧЕЛОВЕКУ БОЛЬНО!
Это был первый раз, когда я по-настоящему кого-то ударил! Я причинил вред! Я сделал больно!
Что я натворил?!
Он лежал на земле, боясь открыть глаза. Или просто не мог сделать этого.
Каждый его вздох был виден – из ноздри, медленно возрастая, появлялся большой красный пузырь и, лопаясь, разносил красные брызги по лицу.
СДЕЛАЛ БОЛЬНО!!!
Сколько раз они меня били? Сколько раз, упав, я ждал, прикрыв лицо руками, когда удары прекратятся? Сколько раз я видел распахнутые от ужаса глаза бабушки, смотрящие на мое виновато улыбающееся лицо-месиво? Сколько раз я не чувствовал боли, пока грязные ботинки искали мою улыбку?
А сейчас он лежит! Он чувствует боль!
И Я СДЕЛАЛ ЭТО!
Вдохнуть не получалось.
Шаг назад. Ещё один…
– Извини, – только хриплый шёпот смог вырваться из меня, – Извини. Я… Я не хотел. Слышишь?! Извини! Я не мог! Не хотел!!! Извини…
Я не хотел, но меня заставили.
***
Холода не должно быть. Почему же тогда дрожь по телу?
Я когда-то человеку сделал больно. Давно. Очень давно. Человеку, который только и мог причинять боль другим.
А я не мог. Тогда не мог. И нёс его боль сквозь года. Сквозь близких и чужих людей. Нёс в себе, внутри, не умея от неё скрыться. И каждую секунду вносил его боль в свою жизнь.
Люди были со мной и не знали, что одновременно общаются с его болью, соединившейся, слившейся со мной, ставшей частью меня самого.
Я их обманывал, говорил: «Это я!», а на самом деле это была его боль, мои обиды, непонимание, страхи… И немного меня самого. Совсем чуть-чуть.
Все эти годы я пытался ответить на тот вопрос.
ЗА ЧТО?
Искал ответы в нужных книгах, в умных людях, и в других – в таких же, как тот, без прозвища. Но тщетно: куда бы я ни направлял свой взор, везде был путь, ведущий в интеллект, в логическое объяснение. Будь то не любящие его родители или мое неумение отстоять свою свободу, моя трусость.
Тщетно…
Рассудок здесь непричём, есть только сердце. Только оно позволяет освободиться.
«Понять – значит простить», – твердили веками.
Чушь!
Простить – значит простить. Открыть сердце. Признать и принять прошлое. Разрешить себе быть таким, каков был, а значит, каков есть.
Оплакать себя.
Похоронить и начать жить снова, заново.
Все моё прошлое – это Я.
Я весь состою из прошлого. Все мои ошибки, печали и радости живут вместе со мной, в настоящем. За ними, практически, невозможно разглядеть себя.
И что теперь делать, чтобы отыскать себя в лабиринтах минувшего? Нужно ли вернуться туда? Или всё здесь, всё сейчас, со мной? Нужно ли оборачиваться?
Каждую секунду прошлое неотделимо от меня и движется следом. Если я хочу найти своё Я, открою глаза, навострю уши, почую носом и дотронусь ладонью.
Изменить настоящее, пронзив прошлое.
Просто решиться.
Просто…
Я теперь знаю, почему решил стать психотерапевтом. Чтобы узнать «почему»!
Почему появляется боль, как уходит страх, что такое счастье и какой воздух необходим, чтобы вскормить его.
Обосновать, узнать, понять…
Я даже не мог предположить, что освобождение и прощение себя приходит через чувства. Что это самое главное – уметь чувствовать. Слышать собственные ощущения.
Я всего лишь хотел найти себя и, кажется, понял, как это сделать.
***
Как я оказался в своей квартире, исчезнув из парковой тиши, даже не знаю. Помню только, как мелькали редкие люди и пропадали машины. А я шёл и шёл, не видя их. Ведь их не могло быть в моём увядающем мире – они были в том мире, где кишит жизнь… В котором, также, не было меня.
А я тоже хочу жить…
Но для этого я сначала должен умереть…
Слишком светло. Солнце бьёт прямо по глазам.
Медленно оторвавшись, с трудом, будто выдирая корни, я встал с кровати и, еле передвигая ногами, волоча их по полу, будто неподъёмные кандалы, подошёл к окну. Задёрнул шторы. Затем вернулся к кровати, мечтая только об одном: утонуть в ней.
Всё это заняло минут пять, не меньше – жизнь уходила из меня, покидая тело, забирая энергию и силы.
Прошлого скоро не будет.
Будущее всегда будет далеко.
Есть только настоящее, и я хочу в нем жить… Но для этого нужно действовать. Из последних сил надо протянуть руку барышне, сидящей на краю койки-могилы.
Той, что без лица…
Часть 4. Самый длинный день
Балкон.
Промозглая стылая ночь.
Луна мечется среди рваных туч.
А за окном – свет и тепло.
Как хорошо, что можно вернуться!
Наталья Иванова
…Наконец, мы подошли к нужному проёму, к моему миру.
Я спросил безликую: «Сюда?».
Она качнула головой: «Да».
И тогда, протянув руку и лишь слегка коснувшись ручки, я отворил дверь.
Увиденное заставило отступить на несколько шагов назад. Я ожидал чего угодно, но только не того, что предстало передо мной. Мне было безразлично, окажется мир за дверью полным света или тьмы. Для меня не играло никакой роли, где я проведу остаток Вечности – только лишь не в той точке, где я был.
Дверь вела в ту самую комнату, которую мы (я и моя смерть) совсем недавно покинули.
Я стоял и смотрел на кровать, на которой лежала блёклая тень – всё, что осталось от меня прежнего. Я смотрел на сумрак, заполонивший всё свободное пространство, понимая, что я стою перед входом в жизнь, от которой только что бежал.
Чувствуя, как начинается паника, я ничего не мог понять!
Глянул на безликую. «Наверное, я ужасно выгляжу, – почему-то подумал я, – глаза в немом ужасе, открытый рот, застрявший в глотке крик…»
– Что происходит?! – моя тревога достигает предела. – Почему?!
В ответ лишь молчание…
– Я не хочу!!! Слышишь?! – держусь я за кипящую голову.
– А ты слышишь? – раздаётся у меня внутри. – Можешь ли ты слышать хоть что-нибудь, кроме собственного голоса? Вряд ли! Но я всё равно скажу…
– Что происходит? – шепчу я.
– Ты ещё не знаешь, где оказался, как, впрочем, и все… Никто не знает, где ты. Ведь тебя на самом деле не существует, тебя нет – ты потерял себя. Потерял, как теряют счастье в бесконечной череде серых будней. А кем становится человек, если у него нет даже себя?
– Пустотой… – неуверенно выдыхаю я слово.
– Но ведь даже у пустоты есть свое место, а у тебя нет… Тебя нет…
Я удивлённо смотрю на то место, где должно быть её лицо.
– Так что же мне делать?