Страница 35 из 40
Я в смятении покинул это место. Воочию, как бы со стороны, я увидел себя самого в той же камере, голого, неподвижного, беспомощного, почти мёртвого, всеми оставленного. Мне стало жутко. А если я задохнусь под этим колпаком из оргстекла? Если произойдёт сбой в электронике, и воздух перестанет поступать внутрь корпуса, или что-то там замкнёт в электропроводке, и меня поджарят, словно цыплёнка-гриль?
Но не только это смутило меня. Зрение, конечно, могло сыграть со мной злую шутку, однако что-то в облике этого старика показалось мне знакомым. Как будто где-то я уже видел его… Шагающий? Бомж, который встретился нам с Леной в заколдованном лесу?
Я был почти уверен, что не ошибся. Та же борода, та же копна чёрных волос. Агасфер – так, кажется, он назвал себя.
Дмитрию я ничего об этом не сказал. Я знал, что он что-то скрывает от меня. Почему бы и мне не иметь от него тайну?
10.
Кое о чём я умолчал. Нет, не из забывчивости, просто не было подходящего момента. Сейчас этот момент настал.
Дело в том, что в колонии практически отсутствовала растительность. Бледно-зелёная травка, которая куцыми пучками пробивалась к свету на редких газонах и на набережной, да чахлые деревца вкупе с облезлым кустарником вдоль узорчатых тротуаров – вот и вся флора, представленная в здешнем Эдеме. И даже традиционные яблони с искусительными плодами, сочащимися грехом и похотью, здесь не росли (что было весьма символично, как я понял потом). Единственное исключение составлял остров.
Да, на озере был самый настоящий остров – именно о нём я до сих пор не обмолвился ни словом, решив оставить на закуску, хотя этому клочку суши суждено сыграть решающую роль в моей дальнейшей судьбе, а, может быть, и в судьбах всей Вселенной.
Остров диссонировал со здешним пейзажем и выглядел настоящим бунтарём на фоне безмятежного спокойствия колонии учёных. Этот диссонанс, несказанно радовавший мой глаз, вносился зелёной шапкой растительности, буйно произраставшей прямо посреди озера. Словно художник-великан ошибочным мазком прошёлся не по тому полотну.
Зелёный оазис притягивал мой взор, звал меня, тревожил, будил фантазию. Мне нестерпимо хотелось туда попасть. Я чувствовал, пред-чувствовал, что остров скрывает какую-то важную для меня тайну, раскрыть которую мне было жизненно необходимо. И ещё: с некоторых пор я обрёл уверенность, что именно там и следует искать выход из Эдема.
И ещё: этот остров странным образом перекликался в памяти с другим островом, который я видел ещё там, в далёкой прежней жизни – в секретном лесном пансионате для особо избранных толстосумов. То же буйство красок, тот же диссонанс с окружающей действительностью. Что это: случайное совпадение? звенья одной цепи? или повторы в сценарии того могущественного режиссёра, что дёргает за невидимые нити моей судьбы?
– Что это за остров? – спросил я как-то у Дмитрия. – Ты здесь давно и должен знать всё.
– Я знаю не больше твоего, – возразил он. – Этот остров – одно из белых пятен на карте здешней колонии.
– Зелёных, – заметил я. – Зелёных пятен… И что же, никто не пытался проникнуть туда? Вот ты, например – взял бы и сплавал. Здесь не более ста – ста пятидесяти метров, вплавь запросто добраться можно.
Дмитрий в упор посмотрел на меня.
– Выкинь это из головы, понял? – строго сказал он. – Сразу пойдёшь ко дну.
– Вообще-то, я хороший пловец.
– Здесь это не работает. Здесь, если ты это ещё не понял, всё по-другому. Земля другая, воздух другой, вода другая.
– А на лодке?
– Исключено. Утонет, даже глазом моргнуть не успеешь.
– Были прецеденты?
– На моей памяти нет. Однако так здесь говорят, и я склонен верить этому.
Я не сдавался.
– Что значит – говорят? Либо факт подтверждается – и тогда есть реальное свидетельство этому, либо не подтверждается. Промежуточное состояние исключается.
– Послушай, брат, я практически всю жизнь прожил в этом месте, да и большинство обитателей городка тоже. А там, где люди живут достаточно долго, всегда рождаются легенды.
– Я не верю в легенды, – категорически заявил я.
– Легенды не рождаются на пустом месте, их появлению всегда предшествуют реальные события.
– Кроме тех случаев, – возразил я, – когда кому-то выгодно, чтобы такая легенда появилась на свет. Искусственно созданный ореол таинственности с примесью «ужастика» в духе Фредди Крюгера или «ночи живых мертвецов», плюс грамотно пущенный слух – вот и вся атрибутика сфабрикованного мифа. Результат гарантирован. Мне кажется, с этим озером та же история. Кому-то очень важно, чтобы никто не попал на этот остров. Здесь, небось, и купаться запрещено?
– Здесь никто никогда не купается, – заявил Дмитрий. – Считается, что вода в озере ядовитая.
– Да?
Я ухмыльнулся, присел на корточки, склонился над озёрной гладью и зачерпнул в пригоршню воды. Перелил её из одной ладони в другую, внимательно наблюдая, как она стекает между пальцами и уходит в прибрежный песок. Вода как вода, ничего примечательного. Я встал, поднял руки, демонстрируя мокрые ладони Дмитрию, и не без лукавства объявил:
– Что ж, поглядим, не покроются ли они язвами.
Дмитрий смущённо потупил взор.
– Зря ты так. Я ведь тоже не слишком-то верю во всю эту чепуху, но… так здесь говорят.
Я по-дружески хлопнул его по плечу. Он непроизвольно вздрогнул от прикосновения моей мокрой ладони. Всё-таки сильно промыли ему здесь мозги, факт.
– Ладно, друг, не бери в голову, – примирительно сказал я. – А до этого острова я всё-таки доберусь, обещаю. Пойдёшь со мной?
Он ничего не ответил и молча зашагал прочь. Что-то с парнем творится.
А я сел на скамейку, выставил перед собой руки и стал ждать, когда высохнет на них влага. Где-то в самом потаённом уголке души, конечно же, жила тревога: а вдруг вода здесь действительно несёт смерть? Но с руками ничего не случилось.
11.
Городок с прилегающими окрестностями изобиловал десятками фонарей. Обычными уличными фонарями, примерно двух с половиной – трёх метров в высоту, увенчанными большими белыми стеклянными шарами. Их вереницы выстроились вдоль всех тротуаров, всех гравиевых дорожек на набережной, вдоль границы красных скал, словно бы очерчивая зону обжитой территории, вокруг лабораторных корпусов, столовой, гостиницы. Они были повсюду, эти белоголовые чудеса садово-паркового дизайна, и если бы не отсутствие растительности, их присутствие весьма гармонично вплеталось бы в окружающий пейзаж. Однако гармонии не получилось: чахлые деревца и куцый кустарник полностью терялись в однородной массе десятков (а может и сотен) декоративных уличных головастиков.
В долгие периоды томительного безделья я сидел на берегу и ломал голову: зачем их здесь установили? Ни один из них не горел, что было вполне естественно: смешно было бы включать их там, где на землю никогда не опускается ночь! Но они стояли, являя собой образец абсурда, бессмысленности и дурного вкуса.
Однажды у меня мелькнула мысль: а что если в этих фонарях скрывается какая-нибудь хитроумная аппаратура, типа сверхчувствительных микрофонов, камер слежения и прочая шпионско-диверсионная начинка? И что через эти фонари некто наблюдает за каждым нашим шагом? Случилось так, что в тот период я был подвержен депрессии более чем когда-либо, и это состояние требовало незамедлительного выхода. Чтобы окончательно не свихнуться от одолевавших меня мрачных мыслей, а заодно внести дисгармонию в этот идеальный мир сытого благоденствия и слащаво-фальшивых улыбок, я набрал на берегу камней покрупнее и перебил в городке все фонари. Все до единого. Но никакой аппаратуры я там не обнаружил, как не нашёл я и лампочек – обязательного атрибута любого электроосветительного прибора. Стеклянные шары-плафоны внутри оказались совершенно пусты. Обычная бутафория, не несущая никакой смысловой, практической и эстетической нагрузки. Абсолютная бессмыслица, как, впрочем, и весь этот мир.