Страница 6 из 40
- Юра в тяжелом состоянии, не буду скрывать. Делаем все возможное, произнес он сотни раз говоренную фразу. - У него инсульт.
- А... к нему можно? - тихо спросила она. - Я бы подежурила, сколько надо, подала бы попить или еще чего, если захотел бы...
- Пожалуй, нужно, хотя сейчас он едва ли сможет с вами разговаривать.
- С чего же такое случилось, доктор? - беспомощно спросила она. - Юра был такой сильный... Господи, за что же так!..
- Случается, - сказал Костюкович, разводя руками. А что еще он мог сказать?
- Вы уж постарайтесь, доктор, - тихо попросила она, - если что нужно, я все продам... - может там лекарства какие заграничные, - она глянула на Туровского, затем сказала Костюковичу. - И вас не обижу... Юрочка ведь один у меня... Я сейчас съезжу домой, кое-что возьму и вернусь... я быстро.
Они спустились в холл.
- Вы идите в машину, я задержусь с Марком Григорьевичем на минутку, сказал ей Туровский.
Когда она ушла, он спросил Костюковича:
- Мне-то ты можешь сказать: какой прогноз? Может действительно требуются импортные лекарства? Мы это быстро перекинем сюда через кордон из Венгрии, из Польши, из Чехословакии, откуда хочешь.
- Сейчас ему нужно одно: выйти из комы. А дальше будет видно. Но плавать ему уже не суждено, даже если выживет.
- Надо же!.. Такой парень!.. Ты домой? Могу отвезти.
- Нет, у меня еще тут кое-какие дела, - Костюкович соврал, никаких дел у него больше не было, он устал за ночь, мечтал лечь, но ему не хотелось сейчас в ту машину, где сидела мать Зимина.
- Я буду тебе позванивать, - сказал на прощанье Туровский.
Костюкович кивнул...
3
Юрий Зимин, не приходя в сознание, умер в субботу после полудня. Мать, все время не отходившая от его постели, на этот раз отлучилась на час: поехала домой за большой пуховой подушкой, чтоб заменить тощую больничную.
Ничего неожиданного в этой смерти для Костюковича не было, и все же умер его больной. Он не сомневался в своем диагнозе, только не успел понять, откуда у этого молодого атлета такая гипертония, обследовать его, как полагается, не удалось. Вспомнив, что в кармане пиджака лежит визитная карточка, которую дал Туровский, Костюкович позвонил на спортбазу.
- Да! Кто нужен? - отозвался хриплый бас.
- Пожалуйста, Туровского.
- Кто спрашивает?
- Скажите, доктор Костюкович.
- А в чем дело?
- Это я изложу Туровскому, - сдерживался Костюкович.
- Сейчас. Он в бассейне.
Ждать пришлось долго.
- Туровский слушает, - наконец раздался голос в трубке.
- Что это у вас за хам сидит у телефона?
Туровский хихикнул, а потом уважительно сказал:
- Это наш старший тренер... Что-нибудь случилось, Марк?
- Да. Зимин умер.
Туровский какое-то время молчал, затем, охрипнув вдруг, спросил:
- Когда это случилось?
- Два часа назад.
- Это ужасно! Ты даже не можешь понять, как это ужасно! - вырвалось у Туровского. - Такой инсульт?! - то ли усомнился, то ли в отчаянии произнес он, потом вдруг спросил: - Ты дома? Я перезвоню тебе минут через десять-пятнадцать. Нам надо посоветоваться и в коллективе, и с матерью, как быть.
- Хорошо, - сказал Костюкович.
Туровский позвонил через полчаса:
- Когда можно будет забрать тело?
- Сегодня и завтра - выходные. В понедельник я все оформлю, и после вскрытия, во второй половине дня, до пяти, можете приехать. А лучше во вторник. Я завтра опять дежурю ночь, заполню необходимые бумажки, а во вторник к десяти-одиннадцати утра все будет готово, - сказал Костюкович.
- Ладно, - как-то неуверенно произнес Туровский.
Следующее ночное дежурство было вне графика, у коллеги в Донецке сестра выходила замуж, попросил подменить. Отказывать не принято, самого подменяли не раз. Хотя дежурить в ночь с воскресенья на понедельник не любили: после субботних и воскресных лихих гуляний на пикниках, юбилеях, свадьбах, где ели и пили не в меру, не считаясь ни с возрастом, ни со здоровьем, "скорая" работала с особенной нагрузкой: инфаркты, инсульты, почечные колики, всякие перфорации, внезапные кровотечения, драки с тяжелыми травмами - вся больница стояла на ушах...
Не успел Костюкович закончить вечерний обход, как начался дурдом: в коридоре раздался крик и плач, за Костюковичем прибежала медсестра. Оказалось, умер лежавший с инсультом алкаш, хронический гипертоник, а голосила его жена, он умер при ней. Затем вызвали на срочную консультацию в травматологию; потом повторный инсульт выдала старушка - ветеран войны; через два часа инвалид-слепой, которого должны были завтра переводить в нейрохирургию по подозрению на опухоль, ковыляя в туалет, каким-то образом поскользнулся, упал и сломал руку. Еще через час, с промежутком в двадцать минут, привезли женщину - свеженький инсульт - и здоровенного мужика в гипертоническим кризом, острым нарушением мозгового кровообращения. И пошло-поехало. До пяти утра не то что прилечь, присесть, покурить не удавалось; бутерброды, которые Костюкович взял с собой, так и остались в кейсе, завернутые в фольгу...
Уже светало, когда он сел оформлять истории болезней, начав с неуспевшей обрасти бумажками анализов и исследований истории Юрия Зимина.
На пятиминутке Костюкович сидел, помаргивая слипавшимися воспаленными глазами, его покачивало, готов был тут же в ординаторской растянуться на полу, но только бы вырубиться из яви, уплыть в глубину сна. Когда все разговоры шли уже к концу, неожиданно вошел главврач. У него была страсть делать такие неожиданные налеты в отделения и устраивать профилактические разносы, поскольку повод для этого в любом отделении можно было найти всегда. Длилась говорильня час; персонально Костюковича ничто, слава Богу, не касалось, слушал он громоподобные речи главного вполуха. Наконец, в начале двенадцатого все закончилось. Но тут позвонила начмед, Костюковича поймали уже в коридоре и вернули к телефону.
- Марк Григорьевич, где история умершего Зимина?
- Я после ночи, Варвара Андреевна, только сейчас освободился, собирался к вам, - сказал он.
- Давайте быстренько...
Он поднялся этажом выше.
- Садитесь, Марк Григорьевич, есть разговор, - сказала начмед, когда он вошел. - Как ночь была?