Страница 48 из 50
N = N0 + 332102834
День текущий: 11,5945700 апреля, или 12 апреля, 14 час 16 мин 10,84 сек
На уровне К24: 12 + 14 апреля, 6 час 28 мин
На уровне К2: 12 + 1 апреля, 4 час 32 мин
И Валерьян Вениаминович спустился вниз, в прозу. В приемной Нина Николаевна вручила ему стопку листов с типографским текстом:
– Верстка вашей статьи для сборника, просят скорее вычитать и вернуть.
– Это уж у них всегда… – буркнул директор, забирая бу-
маги.
В кабинете он разложил листы на столе, вооружился ручкой, начал читать. Это был его доклад на конференции, состоявшейся страшно давно, будто в другую геологическую эру – еще до открытия MB. «Что ж, кое-что придется исправить», – подумал Пец. И – глаза его зацепились за последний абзац на последнем листе, за свои заключительные слова, произнесенные неделю назад перед большой аудиторией: «Неоднородное пространство-время в Шаре изучено нами еще не до конца. Не совсем ясен, например, закон уменьшения кванта h в глубинной области; соответственно, шатки оценки ширины промежуточного слоя. Не в полном объеме исследовано еще и наблюдаемое в ядре Шара явление (по-видимому, атмосферно-ионизационной природы) «мерцаний» – быстро меняющихся короткоживущих свечений вихревой и штриховой конфигураций. Познание вышеуказанных явлений и их закономерностей, несомненно, усилит наше понимание физики неоднородных пространств и обогатит практику».
Сначала у Валерьяна Вениаминовича запылали щеки. По мере чтения жар от них перекинулся на лоб, уши, подбородок, даже на шею. Скоро вся неприкрытая сединами часть головы приобрела отменный багрово-свекольный оттенок. Лишь один раз в жизни ему было так стыдно, как сейчас: в Самарканде, когда встретил Юлю в сквере – после развода… Со страниц собственной статьи на Пеца глянула самодовольная физиономия ученого-мещанина, физиономия, которую он так ненавидел и которой боялся у других: с лоском фальшивой эрудиции и снисходительного разумения всего. Положитесь, мол, на мой авторитет, граждане, я все знаю-понимаю… Ну правда, некоторые незначительные вещи «не в полном объеме», «не до конца», «не совсем». Вот пока еще не разобрался с такой малостью, как «мерцания»… Но это все пустяки, граждане, третьестепенные детали в картине мира, которую я разумею и преподаю другим; будучи разгаданы, они займут надлежащее место в ней. Волноваться не из-за чего, граждане, ваше дело меня обеспечивать, возвышать и хорошо оплачивать. Неприятно было обнаружить в себе самодовольную ограниченность человека, который, зная лишь чуть больше других, уверен и убеждает прочих, что постигнул все. «А ведь конспектировали многие…» – сатанея, подумал Пец.
Он собрал оттиски и, бормоча с яростью: «Подпустить! Подпустить!?» – разорвал их пополам, потом еще и еще.
Глава 15
Дневник Любарского, или Ода турбуленции
Наша дружба переросла в любовь, как социализм сейчас перерастает в коммунизм.
…Более трети века, с самого начала работы в фантастике, автора упрекают, что он излишне научен. Слишком обстоятельно излагает нужные для понимания проблемы сведения. Излишне добросовестен в обосновании идей. И так далее.
Само то, что добросовестным можно быть излишне, определенным образом характеризует нашу фантастику. Упреки участились в последние годы, когда жанр этот, как мухи зеркало, засидели гуманитарии. Вот уж у них-то ничего не бывает слишком, за исключением одного – вторичности.
Автор не однажды объяснялся на этот счет с редакторами и рецензентами. Сейчас считает нужным объясниться публично.
Представим себе дерево, скажем – клен. После созревания на нем семян, соткнутых семядольками двух лопастей, он при малейшем дуновении ветра рассеивает их; и летят, красиво вращаясь, тысячи, десятки тысяч пропеллерчиков – чем дальше, тем лучше. Подавляющая часть их падает на асфальт, на мусор, на камни – пропадает без толку. Несколько приносит и на благоприятную почву. Но чтобы здесь проросло деревцо, мало почвы – надо, чтобы и семя было хорошим, плодотворным. А поскольку неясно, какой пропеллерчик куда упадет, надо, чтобы все семена были плодотворны, несли заряд будущей жизни.
Заменим дерево автором (в компании с издателями, разумеется), многие тысячи семян тиражом его книги, почвы – равно и благоприятные, и неблагоприятные – читателями… Дальше должно быть ясно.
Да, увы, в большинстве случаев мы сеем на камень. Читатели ждут от книг развлекухи, в крайнем случае – ответа на злободневные вопросы (так называемой «жизненной правды»), а иное не приемлют. Поэтому, если отвлечься от коммерции (а от нее надо отвлечься), книги выпускают большими тиражами – ради того единственного экземпляра, который попадет к читателю-почве; он примет новую идею, совпадающую с тем, что сам чувствовал и думал. Тогда она прорастет.
Для этого и бывают в книгах идеи-семена. Чем больше – тем лучше, чем обоснованнее – тем лучше. Обоснование суть удобрение.
Знать бы того читателя, прямо ему и послал бы, а остальное можно и не издавать. Но как угадаешь? Вот и переводим леса на бумагу.
По одному читателю-почве на идею – и цивилизация будет продолжаться. Не станет таких читателей или не станет авторов с идеями – все под откос. Ни кино, ни телевидение, ни иные игры в гляделки книжный интимный механизм оплодотворения идеями не заменят.
…Автор это к тому, что излагаемые ниже размышления Варфоломея Дормидонтовича Любарского на заданную Пецем тему, смесь гидродинамики и богоискательства, в сюжетную канву романа, в общем-то, не очень вплетаются. Их можно было бы и не давать. Даже, пожалуй, ловчее не давать, выигрышнее. Ну, подумаешь: объяснение тайн мироздания – сложно-простых недетективных тайн… что они супротив трупа в запертой изнутри комнате!
Но ради того единственного читателя – дадим. Прочие же все, если им этот раздел покажется скучным и трудным, могут пропустить его без ущерба для своего пищеварения.
198-й день Шара
N = N0 + 341577544
День текущий: 16,8360950 апреля, или 17 апреля, 20 час 3 мин 58,59 сек
На уровне К24: 17 + 20 апреля, 1 час 35 мин
На уровне К148: 17 + 123 апреля, 17 час 48 мин
Из дневника Любарского (не то чтоб это был всамделишный дневник. Сначала он назывался лабораторным журналом. Но от одиночества и неуюта Варфоломей Дормидонтович заносил в эту обширную тетрадь и посторонние мысли, свое житейское).
Заметки к докладу «Наблюдаемый мир как многоступенчатая турбуленция в потоке времени».
Почему издревле любят слушать журчанье ручья? Какой смысл в этих меняющихся звуках, веселых и печальных, звонких и глухих, сложных и простых, повторяющихся и новых?.. Наверное, тот, что ручей сообщает нам – полнее всех слов – главную истину о мире и о жизни. Имя этой истины – турбуленция.
…Кипенье струй, их сердцевин. Бурленье в «ядре потока», как это именуют в гидродинамике. Множество струй и потоков во вселенском океане материи-действия, которые сами порождены крупномасштабной турбуленцией и которые без кипения-бурления-вихрения в них и обнаружить невозможно.
Академические сведения о турбуленции (только сведения, наукой это не назовешь). Слово «turbulentia» по-латыни означает «бурный», «вихревой» (отсюда «турбина»), «беспорядочный». Большинство реальных потоков жидкости и газа, включая атмосферу, несут в себе турбулентную сердцевину; бывают турбулентны и целиком. Переход ламинарного (плавного) потока субстанции, имеющей определенную вязкость μ, в турбулентный происходит при увеличении его скорости v или возрастании сечения S – то есть так или иначе при возрастании явления потока. Характеризуют переход знаменитым, уважаемым даже В. В. Пецем (а на мой взгляд, все-таки изрядно дутым) критерием Рейнольдса, или числом Рейнольдса: Re = vS ÷ μ = const.