Страница 7 из 15
Его ладонь была прохладной, а пальцы — соблазнительно твердыми, мужскими. Он определенно не гнушался по многу часов упражняться с мечом.
Киирис негромко вскрикнула, когда палец скользнул внутрь нее. Откинулась назад, опираясь на руку, чтобы не упасть. Она была гибкой, и дьяволица внутри нее от души использовала это качество, бессовестно выставляя тело так, чтобы император видел каждый изгиб. Та, другая, пусть скромничает и хныкает, но это все равно будет потом, после насыщения.
— Ты просто как шелк. — Он залпом допил вино, бросил кубок под ноги и ухватил пленницу за шею. Надавил пальцем на линию шрама. — Встань — и сядь снова.
Она подчинилась, зажигаясь от одних лишь слов. Палец выскользнул — и она торопливо насадила себя на него. Выкрикнула, закусила губу. Это не то, совсем не то вожделение, но вряд ли сейчас можно рассчитывать на большее.
— Ты доволен моим ответом, император Дэйн? — мурлыкнула она.
— Никогда не понимал, отчего всем непременно нужна девственница. — Кажется, это означало «да».
— Был всего лишь один. — Она наклонилась, вынуждая его опустить ладонь ниже, на ключицу.
Ох, она думала быть соблазнительницей, а теперь едва ли не скулит от желания поскорее попробовать этого мужчину. Увидеть, каков он в минуты страсти, увидеть, что станет с его лицом, когда она пустит в ход язык.
— Еще хоть слово о том, что было до меня — и я сверну тебе шею. — Он не угрожал, он сделал все, чтобы пленница поняла всю категоричность заявления.
— Хочет ли мой император, чтобы я была послушной?
— Сиди смирно, Киирис.
Она замерла, хоть сидеть недвижимой, когда его рука скользнула ниже по ее телу и накрыла одну грудь, было все равно, что уговаривать возведенного на костер не кричать и наслаждаться огоньком. Он мягко, почти невесомо, прихватил пальцами сосок, чуть потянул на себя — и недовольно зарычал, стоило ей потянуться за этой неожиданной лаской.
— Я велел сидеть смирно. Мои слова недостаточно ясны?
Ответить она не успела, потому что внутрь нее проскользнул еще один палец. Было немного больно, но сладко и одуряющее, как будто ее всю щекотали самым невесомым перышком. Пальцы на ногах вытянулись, колени разошлись так широко, что от натуги заныли сухожилия на внутренней части бедер. Пятки сомкнулись под ягодицами, бедра сделали виток, пуская его все глубже.
— Не закрывай глаза, — предупредил он, когда Киирис, уступив слабости, сомкнула веки.
Она распахнула глаза и, наконец, увидела, что его взгляд затуманился от желания. Не огнем и пока не бешенной страстью, но какая-то часть этого мужчины была бы рада овладеть ею прямо сейчас на жестком столе.
В дверь поскреблись. Киирис попыталась отмахнуться от раздражающего звука, но он повторялся снова и снова.
— Узнай, что там, — бросил Дэйн кому-то за спину.
И Киирис с изумлением обнаружила, что все это время они были вовсе не одни. Из тени дальнего угла вынырнула щуплая женская фигура. Ее голова тоже была до блеска выбритой, из всей одежды — черная необъятная хламида. Возраст женщины угадывался с трудом, но она была определенно младше той, за дверью.
— Ты смутилась?
Киирис медленно выныривала из омута дурмана, в котором ее без спроса утопили. Сквозь пелену забытья, словно завороженная, разглядывала собственное наполовину обнаженное тело, впитывала ощущения чужих пальцев у себя между ног.
«Как далеко они… мы?..»
Лысая выскользнула за дверь, но тут же вернулась. Бесшумной тенью подошла к императору, что-то коротко шепнула ему на ухо. Дэйн с сожалением покачал головой, высвободил руку и вытер пальцы о салфетку. Все методично, четко, но с некоторым раздражением.
Киирис потянула одежду вверх, укутала плечи. Было бы хорошо, если бы император не заметил, как она трясется от страха, как не знает, куда спрятать взгляд, с трудом держится, чтобы не рвануть со всех ног куда глаза глядят.
— Боюсь, я несколько преувеличил время, которое могу посвятить простым радостям жизни. — Он поднялся и одним неуловимым движением подхватил ее на руки. Поморщился. — Все же тебя нужно хорошенько вымыть, мейритина. Ты могла нахвататься вшей.
«Боги милостивые…»
Она была бы рада отрезать уши, выколоть глаза и провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть, не слышать и больше никогда не поддаваться слабости той, непокорной ипостаси. Но, кажется, ничего из этого больше не в ее власти.
— Какая бы часть тебя не пыталась только что меня заинтересовать — она преуспела в этом больше всех тех женщин, что были раньше. Надеюсь, мейритина, в следующий раз нас не побеспокоят.
— В следующий… раз? — почти беззвучно переспросила она.
Дэйн поставил ее на ноги и принялся отдавать распоряжения лысой «тени»:
— Позаботься о том, чтобы мейритину привели в порядок. Все, что нужно. Если я по возвращению буду недоволен ее видом — спущу с тебя шкуру.
— Она будет в арахане? — только и спросила «тень».
Император смерил Киирис взглядом.
— Нет, Киирис — гостья Королевы-матери. Я напомню Королеве, если вдруг она забыла, о ее обещании оказатьмейритине радушный прием.
У Киирис даже язык зачесался от желанияспросить, чего ей будет стоить такая опека. Но молчание — золото. Тем более в моменты, когда император даже не пытается скрыть свое раздражение. Киирис вдохнула и выдохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Между тем, Дэйн твердым шагом уже направлялся к двери, и лысая «тень» не слишком-то любезно подтолкнула мейритину следом. Уже в коридоре Дэйн оглянулся на гостью, но на этот раз в его взгляд вернулась прежняя непроницаемая пустота. Как будто он скупился на любые проявления эмоций, боясь, что окружающие не смогут заплатить за них достойную цену.
— Куда мы идем? — рискнула спросить Киирис, когда лысая надзирательница провела ее хитросплетениями пустынных, наполненных сквозняками коридоров.
— Исполнять волю императора, — ответила та.
Киирис мысленно пожала плечами. Страх оказаться в очередной передряге никуда не делся, но теперь она хотя бы не боялась открыть рот. Император достаточно ясно высказался на ее счет, и вряд ли эта «тень»…
Провожатая так резко сграбастала ее за руку и пихнула в какой-то пыльный, темный закоулок, что Киирис не успела и подумать о защите. Так и стояла, прижатая спиной к холодным стенам, пока над ней, словно потревоженная гадюка, нависала чья-то фигура. Киирис скорее догадалась, чем почувствовала приставленный к горлу кинжал. Сглотнула, соображая, что успела натворить за столь короткое время. На ум пришло только одно, и знакомый голос подтвердил это шипящим:
— Даже не думай пробраться к нему в постель, тварь рогатая. — Рука твердо и умело надавила на кинжал, лезвие противно вонзилось в зарубцевавшийся шрам. — Здесь не место ни тебе, ни твоим фокусам.
Вот тебе и неприглядная «тень».
От собственной неосторожности Киирис захотелось как следует поучить себя плеткой по мягкому месту. Ведь ее же учили, множество раз предупреждали о подобном. А она вместо того чтобы вспомнить мудрость наставниц, непростительно размечталась о таких простых, и таких желанных вещах: горячей ванне, душистом мыле, гребне, чистой одежде. Можно сколько угодно убеждать себя, что всему виной та, другая ипостась, которая превратила ее тело в нашпигованную желанием и развратными помыслами оболочку, но разве не она, Киирис, должна властвовать над своими ипостасями? Разве не она должна решать, когда и которую из них выпускать из заточения в темнице ее сознания?
— Я всего лишь гостья, — стараясь придать голосу мягкость, ответила Киирис. Вряд ли лысой «тени» требовался ее ответ, но нужно было потянуть время. На тот случай, если надзирательница решит, что самое время прирезать пришлую диковинку. — Я не собиралась становиться кому-то поперек дороги.
— Заткнись, рогатая, и слушай в оба уха. Дернешься — изуродую твою грязную мордашку так, что на тебя не позарится и кастрированный хряк.
Киирис просто кивнула. Так должна была поступать рас’маа’ра, в случае, если ее жизнь подвергалась опасности. Она — слишком ценная вещь, слишком дорогой цветок, чтобы позволить придворным козням причинить ей вред.