Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 18



Идея прирожденного преступника несостоятельна по существу и должна быть решительно оставлена. В самом деле, преступление всегда есть проявление известного сложного психического переживания, известного настроения человека, в котором находят выражение различные черты его характера и которое прирожденно быть не может. Прирожденная наклонность к преступлению – психологически и логически невозможна. Нельзя отрицать, что среди преступников существует значительный процент лиц с более или менее ясною печатью вырождения, неуравновешенности, недоразвития и духовного оскудения. Но все эти черты – обычные черты вырождения, а не какие-либо специфические корни или клейма преступности. На амстердамском конгрессе уголовной антропологии, устами Ферри, антропологическая школа заявила, что человек, обладающий всеми признаками прирожденного преступника, может и не совершить преступления. При таком изменении понятия «прирожденный преступник» от него, в сущности, не остается ничего.

В виду того, что основные идеи школы Ломброзо не выдержали критики, не может быть принята и выставленная этой школой классификация преступников. Указываемых этой классификацией прирожденных преступников не существует. Не существует, как убедится читатель из дальнейшего изложения, ни случайных, ни привычных преступников.

О преступном типе, как внешнем типе, не может быть и речи; во внешности преступников нет никаких специфических отличий, между прочим, могу сослаться и на свои личные наблюдения: около 20 лет я постоянно посещаю места заключения и видел массу заключенных самых различных категорий, причем с давних пор мое внимание особенно привлекают профессиональные воры и убийцы, составляющие главный контингент так называемой на тюремном жаргоне «шпаны». В течение более трех лет я с группой ассистентов веду систематическое криминально-психологическое изучение «шпаны» московских мест заключения, и ни разу никто из нас не мог подметить ни одного внешнего признака, который мог бы считаться специфической принадлежностью какой-либо группы преступников. Конечно, например, среди сидящих в тюрьмах убийц и бандитов вы встретите немало людей со злым, холодным взглядом, с грубыми манерами и с отталкивающей внешностью. Но среди той же категории преступников вы найдете и много людей добродушных, с располагающим лицом и мягкими манерами. С другой стороны, массу лиц с злым, холодным взглядом и с резко выраженной грубостью вы встретите и среди людей, относительно которых нет оснований думать, что они нарушат уголовный закон, и в прошлом которых нет никаких преступлений. В выражении лица иногда довольно ясно проявляются отдельные черты характера – злобность, добродушие, любезность, общительность, необщительность, угрюмость и т. д. Но из них одних нельзя построить никакого преступного типа. Можно обладать дурным характером, быть злобным, мстительным, ревнивым и т. д. и не совершать никаких преступлений, так как эти черты нередко сдерживаются и уравновешиваются в личности другими чертами, в связи с которыми они не составляют особого предрасположения к какому-либо преступлению.

Ни в лице, ни в какой-либо иной части тела нет черт, которые имелись бы только у какой-либо категории преступников и могли бы считаться специфическими ее признаками. Если иногда по особенностям внешнего облика и можно догадаться, что перед вами стоит представитель определенной группы преступного мира, то не потому, что данный субъект является носителем особого антропологического типа, а потому, что на нем лежит известный профессиональный отпечаток, чаще всего особенно ясно выражающийся в том, как человек относится к своей внешности, и в манере держать себя с другими людьми. Как и всякая профессия, преступная профессия с течением времени налагает на человека определенный отпечаток, и по этому отпечатку взгляд опытного наблюдателя может догадаться о профессии его носителя, особенно если наблюдение производится в тюрьме, когда наблюдающему наперед уже известно, что всякий, кого он в данный момент наблюдает, какое-то преступление совершил, и ему остается только догадаться, какое. Встреть он данного субъекта на улице или в театре, ему и в голову не пришло бы заподозрить в нем вора или какого-либо иного преступника. Во всяком случае, возможность таких догадок на основании лежащего на личности профессионального отпечатка ничего не говорит в пользу взгляда, признающего существование особого антропологического типа преступника.

Но даже если бы удалось найти какие-либо особенности анатомо-физиологической структуры, присущие преступникам и только им или, по крайней мере, известной категории их, это не решило бы вопроса о преступном типе. Сейчас же возник бы дальнейший вопрос о психологическом значении этих признаков, о том, какие психические особенности соединяются с ними. Только в силу связи с последними внешние признаки приобрели бы действительное значение и могли бы, вместе с группой психологических признаков, войти в содержание преступного типа. Преступный тип – понятие телеологическое (целевое) и практическое. В состав его могут войти лишь признаки, имеющие значение для определения характера и размеров уголовной ответственности и лучших способов борьбы с преступностью. Внешние признаки удовлетворяют этому условию, лишь если они служат показателями таких свойств личности, которые с точки зрения практических целей уголовного правосудия имеют большее или меньшее значение.



Содержание преступного типа образует то сочетание постоянных свойств, в силу которого личность реагировала на полученные ею впечатления преступным поведением определенного характера. Установить и проанализировать это сочетание в высшей степени важно как судье, определяющему уголовную ответственность, так и пенитенциарному деятелю, осуществляющему намеченную приговором ответственность таким образом, чтобы цели уголовной юстиции были возможно полнее осуществлены в отношении каждого отдельного преступника. Для того чтобы определить, какому воздействию, в интересах правильной борьбы с преступностью, должен быть подвергнут преступник, надо знать, что именно должно быть изменено в нем. Это знание мы и получим, когда установим, носителем какого преступного типа является данный субъект.

Такое понимание преступного типа дает возможность глубоко заглянуть в личность преступника и ведет к тем главным корням его преступления, которые содержатся в его психической конституции.

II

Психическая жизнь человека представляет собою непрерывный поток психических процессов, обыкновенно не особенно выделяющихся в сознании и в общем напоминающих легкую речную зыбь, иногда же, наоборот, выступающих с чрезвычайной резкостью, как бы сосредоточивающих или поглощающих в себе всю душевную жизнь и похожих на морские волны, высоко вздымающиеся во время бури. Всматриваясь в течение и содержание этих процессов, нетрудно заметить, что не все в них быстро меняется, что под поверхностью вечно изменчивого конкретного их содержания лежит как бы более или менее постоянный остов, на котором зиждутся отдельные переживания и который образует то, что называется психической конституцией человека. О чем бы человек ни думал, что бы он ни чувствовал, чего бы ни хотел, он всегда сознает эти переживания как отдельные, преходящие состояния своей личности, а последнюю как нечто пребывающее в них и более или менее постоянное. Он сознает, что сегодня он таков же, каким был вчера и будет завтра. Разумеется, если взять большие периоды его жизни, ряды лет, то известное изменение его личности станет ясно и ему самому, но оно накапливается исподволь и заметно только через значительные промежутки времени. Конечно, в пожилом возрасте человек не тот, каким был в юности и в детстве, но эта перемена как-то с незаметной постепенностью произошла в нем; в своей эволюции его духовная личность описала линию, хотя и длинную, но малой кривизны; лишь у некоторых людей эта эволюция носит характер ломаной линии с резкими изгибами, которые можно приурочить к определенным хронологическим датам. С другой стороны, несмотря на изменения, претерпеваемые духовною личностью человека, в ней многое часто остается постоянным с детства и до гробовой доски.