Страница 2 из 33
- Ведите, - бросил Мектиг, снимая с коня снаряжение.
Убитых бандитов он не тронул. А вот те, кого они чуть не ограбили, мародерством не побрезговали. Хотя немного оказалось у шайки ценного – плохое оружие, такая же одежда, да несколько монет в карманах.
Хотя беднякам и это не лишнее.
В стойбище Мектиг провел ровно одну ночь. Наутро же, похлебав рыбного супа и бросив улыбающуюся во сне девку, он двинулся дальше. Возможно, сегодня она понесла его ребенка, но об этом Мектиг не думал.
Он даже не спросил ее имени.
Дорога вела Мектига дальше на юго-восток, к городу и людям. Он остался без коня, а быть без коня ему не нравилось. Слишком многое приходится носить с собой, если не имеешь дома – а дома Мектиг не имел уже очень давно.
Когда-то Мектиг Свирепый был тяжелым хирдманном. Много лет воевал за великого конунга – и хорошо воевал. Он был первым топором тинглида, лучшим из бойцов Свитьодинара – а это значит, что он был лучшим в мире.
Но потом… потом ярл Солетунг грязно оскорбил его покойного отца. Прилюдно назвал стродинном. Не стерпев поношения, Мектиг достал топор и зарубил ярла на месте. Зарубил на глазах у сотни свидетелей, расколол башку вместе с шлемом.
Зная, что конунг снимет с него за это голову, Мектиг сразу же сел на коня и ускакал из Свитьодинара.
С тех пор минуло пять лет, и все это время он странствовал по ледяным пустошам, зарабатывая на жизнь собственной секирой. Та звалась Крушилой, и это имя ей очень подходило.
Первый год Мектиг провел в Салимарии, где прикончил одиннадцать ведьм… или десять. Одна, возможно, все-таки выжила. Потом он бродил по заснеженным равнинам Гаймцера, кочевал с гоблинами-оленеводами по Дальгии, шатался по каменистым пустошам Пустоземья, пересек с севера на юг Огненный Край…
А последние полгода Мектиг провел в Арбии. Бесплодная болотистая страна, где проще встретить снежного призрака, чем человека.
Мектигу давно обрыдли эти края.
Так что сейчас он шел на юго-восток, в Эрдезию. Говорят, людей там больше, да и зимы мягче.
Деревенские продали Мектигу кое-что из припасов. Немного, поскольку жили они в ужасающей нищете, но до завтра еды хватит.
А завтра будет уже город.
Кроме съестного Мектиг получил от них хорошие рукавицы, почти новую веревку и несколько исписанных листов. Читал Мектиг с трудом и не видел в сем занятии проку, но бумага в тундре – вещь полезная. И не столько для того, что первым приходит в голову, сколько для разведения костра.
Когда спустились сумерки, Мектиг был еще в пределах Арбии. За целый день пути он не встретил никого, кроме случайного гоблина. Тот удрал, едва завидев огромного дармага.
На ночлег великан остановился в небольшой ложбине, хорошо укрытой от ветра и даже сумевшей взрастить несколько низеньких кривых березок. Одну из них Мектиг тут же срубил и принялся складывать из веток башенку. В центр он засунул самую старую и ветхую бумажку и чиркнул спичкой о наждак.
Мектиг умел разводить костры. Он делал это бессчетное множество раз. За последние годы – почти каждый день.
Но в этот раз боги решили над ним подшутить.
Бумага не загоралась. Мектиг держал спичку, пока та не обожгла пальцы, но бумага осталась невредимой. Он зажег еще одну спичку – и снова лишь зря ее потратил.
Это удивило дармага. Он мало знал о бумаге, но был уверен, что горит та хорошо. Мектиг убеждался в этом неоднократно.
Немного подумав, Мектиг заменил бумажку на другую. Спичек осталось всего три, так что в этот раз он был еще осторожнее.
Новая бумажка загорелась легко. Через несколько минут в ложбине уже потрескивал костерок, а Мектиг сидел возле и рассматривал странный лист.
Он попробовал сунуть его в большой огонь, но тот и там не сгорел. Даже не обуглился.
Волшебство. Здесь точно не обошлось без волшебства. Мектиг всегда настороженно к нему относился, так что вначале хотел просто выкинуть и забыть.
Но все же не стал. Решив, что еще успеет, он поднес бумажку к огню и принялся читать.
Это заняло мало времени. На странице было всего несколько слов, так что даже полуграмотный дармаг управился быстро.
Хотя понять Мектиг почти ничего не понял.
- Кри... а... бал... – повторил по слогам он самое большое слово, стоящее в самом центре. – Криабал.
Мектигу это ни о чем не говорило. На странице были и другие слова, а также маленькие картинки, красивые виньетки и странный символ в виде восьмиконечной звезды, но они ему тоже ни о чем не говорили.
А с другой стороны не было и того. Только рисунок – затянутая плющом арка. Почему-то при взгляде на нее взгляд затуманивался, перед глазами все начинало плыть.
Мектиг потряс головой и сложил листок вчетверо. Лучше не смотреть на всякое волшебство, добра от него не бывает.
Оставлять эту штуку себе Мектиг не собирался. Но выбрасывать будет расточительно. У убитых им ведьм тоже бывали странные предметы – в том числе и бумажки со всякими надписями. За некоторые из них Мектигу потом заплатили серебром.
А кое за что – даже золотом.
Возможно, и эту кто-нибудь захочет купить. Места она не занимает, руки не жжет – пусть полежит пока в кармане. Глядишь, и удастся обратить ее хотя бы в пару медяков.
Деньги. Никуда без них. Мектиг презирал деньги и тех, у кого их много, но прожить без этой дряни непросто даже первому топору тинглида. Пищу еще можно добыть охотой, но нужны и другие припасы, нужно чинить одежду и оружие.
Да и коня вот Мектиг теперь лишился. Нового ему задаром никто не даст, а кошель удручающе легок. Если его содержимого и хватит на коня, то разве что на полудохлую клячу.
Спал Мектиг крепко и без сновидений. Улегся у тлеющего костра на старый, довольно уже ветхий плащ, сунул под голову рукавицы и почти сразу задремал. Стылая земля вытягивала из тела тепло, но дармаги спокойно переносят даже очень сильные холода. Там, где низкие люди кутаются в шубы и унты, дармаг идет в легкой накидке и сапогах.
Наутро Мектиг доел остатки похлебки, вычистил снегом котелок и вновь зашагал по старой тропе. Два с лишним часа он мерил ногами снежную равнину, пока не завидел грязную, закопченную избушку с крышей, похожей на шляпку сморчка. Больше всего это походило на жилище какой-то ведьмы.
Ведьмы. Мектиг ненавидел ведьм.
Но на эту ведьму у него контракта не было. А задаром Мектиг не убивал.
И ведьмам ведь нужны волшебные штуки? Может, она захочет купить несгораемую бумажку. Так что Мектиг постучался и, не дождавшись ответа, распахнул дверь.
Это точно оказалось жилище ведьмы. Такое же грязное и закопченное внутри, как и снаружи, почти совсем темное, да еще и с огромным, булькающим в очаге котлом. Варево помешивала поварешкой всклокоченная седая старуха с совершенно безумным взглядом.
- Мир тебе, - пробасил Мектиг, не переступая порога.
- И тебе, кто бы ты ни был, - ощерилась старуха. – Хотя знаю я, кто ты. Дармаг, с топором, изрубленный весь. Головорез ты. Наемник. Убийца.
Мектиг нахмурился. Ведьма сразу же прозрела всю его суть. Возможно, она провидица. Или даже вёльва. Если так – хорошо, Мектиг давно хотел узнать свою судьбу.
- Погадай мне, - потребовал он.
- Погадать, погадать... – пробормотала старуха, суя длинный нос в котел. – Не буду гадать. Не мешай, у меня супчик вскипел. Есть буду. Тебе не дам.
- Я заплачу, - неохотно буркнул Мектиг, доставая серебряный ханниг.
Вёльва сразу же оживилась. Быстрее молнии она подскочила к дармагу, выхватила монетку и улыбнулась, как лиса при виде забредшего в лес цыпленка.
- Сейчас погадаю! – радостно воскликнула она. – Сейчас, сейчас!
Глаза старухи закатились, руки мелко затряслись. Она зачерпнула ложкой из котла, отхлебнула, причмокнула и принялась нараспев скандировать:
Слепец светлоокий стоит у ворот;
Узы расторгнуты, вырвалась Тьма!..
Много я знаю; вижу я, вещая,
Грозно грядущий жребий миров!