Гариб

Шли последние дни осени.  Желтизна листьев черешен,  урючин  и винограда  ослепляла глаза.  Вся  земля словно была осыпана желтой, багровой  листвой.  В воздухе уже пахло снегом, точнее в округе чувствовалось приближение зимы.

Саип с мамой Гульжахон, как всегда, слетал в заграницу за товаром. Вся их семья, вот уже несколько лет подряд, буйно занимается продажей обуви на всемирном рынке…  К этому времени Саип уже не работал на своем предприятии. Их производство обанкротилось. Двухэтажное торговое место, построенное из двух  железных контейнеров,  точнее поставленных один над другим, было битком набито кожаной обувью высокого качества  из разных стран. Они все привозили  из первых рук, как любят говорить торгаши, которые являлись их постоянными  поставщиками. Основная часть товара поступала по железной дороге на товарных поездах.  Они слетали туда лишь для того, чтобы отобрать новинок…

***

Каждый божий день, кроме понедельника, Саип на своем «Одиссее» отправлялся на базар. За полчаса езды, он успел находиться на территории обувного ряда известного во всей Центральной Азии крупного рынка, куда ежедневно съезжались сотни тысяч покупателей почти из всех соседних республик Ферганской долины.

Саип, как и все члены его семьи, одевался шикарно. От него за километр пахло дорогимодеколоном. Носил темную красивую бороду. Мужчина был высокого роста, атлетического телосложения,  лет тридцати, видимо,  занимался бодибилдингом. Был женатым. Супруга –  Сабира, женщина лет двадцати пяти, вот-вот собиралась родить третью дочку.  Несмотря на роскошь, которой они были окружены с раннего детства, благодаря своей матери, у них не было сына, что их очень тревожило…

На обратном пути к нему каждый божий день “цеплялись” молодые женщины, которые приезжали на оптовый базар за товаром. Многих  Саип знал лично. Некоторые молодухи  открыто строили ему глазки во время сделок и покупок. С некоторыми из них он давно уже имел близкие отношения…

Глава 14

Гариб постепенно привыкал к новой жизни. Научился правильно пользоваться общественным туалетом. Его к этому  приучили  ребята по комнате. Раньше же  ему  приходилось справлять  нужду,  где попало… Теперь же он другой.  Через день  ходит в душ, тщательно чистит зубы.  На нем  такая же опрятная школьная форма, как у всех школьников, обучающихся  в интернате. Занимается физкультурой. По утрам  с товарищами  бегает  на  стадионе. С особым интересом посещает занятия, внимательно сидит на уроках, охотно  выполняет домашние задания. Одним словом, у него все идет благополучно…

***

И Низам ата с Мехрибан апа подчинились судьбе. А что же оставалось  им  делать? Жизнь ведь не спросит с тебя:  хочешь ли ты этого или нет. Жизнь есть – жизнь. У нее свои планы  относительно нас. И она подчиняется кому-то сверху.  Составляет распорядок дня, учит, воспитывает  своими методами, как эти школьные преподаватели. Дает задания, проверяет, наказывает и по заслугам – награждает…

– Слава Богу, наш малыш оклемался на новом месте. Очень боялся за него, переживал. Думал, что не скоро  привыкнет. Забросит все, вернется домой. Ан-нет, мальчик взял себя в руки, пережил тоску по дому, – говорил старушке Низам ата.

–Не говорите, отец. Я тоже беспокоилась, думая, что нелегко будет ему  в новой многолюдной среде. Ведь он ни с кем и не общался за все эти годы, кроме нас с вами. Разве что с этими барашками, – ответила старику Мехрибан апа.

–На то и школой называется, мать. Грош цена той школе, если она не сможет найти  путь к сердцу ученика. По себе знаю. В наше время школа для нас было все. Ходили мы  в красных галстуках. Назывались  пионерами. Позже отличников принимали в комсомол. А как мы волновались, когда вступали в ряды ВЛКСМ?  Целыми днями учили  «Кодекс строителя коммунизма», если память мне не изменяет. Сначала в школе принимали, затем в райкоме комсомола. Эх, так сильно билось сердце, когда  отвечали на вопросы серьезных инструкторов. Ажвспоминать страшно…

– А нас обучали в медресе арабскому языку. Изучали суры Корана. Читали наизусть аяты Священной книги. Я видела ваши фотографии юности. Очень впечатляют. Учились мы с вами в двух разных школах. Родились и жили  в разных странах. Воспитывались в разных системах.Но судьба свела нас вместе. Да, отец, вы правы, у жизни свои нравы. Недаром говорят, что человек  предполагает, а Бог располагает. Вот он и распорядился так. Нуи, слава Богу. Соединил нас семейными узами. Но не дал детей в молодости, а осчастливил лишь на старости лет. И на том спасибо. Видимо, так было угодно Аллаху, – твердила Мехрибан апа, вспоминая свои молодые годы.

***

Да, Бог создал нас всех разными. Один не похож на другого. Уму непостижимо то, что Всевышнему все еще удается создавать и создавать новых людей  с иными лицами и характерами. Надо же быть до такой степени неповторимым. А сколько различий  имеется  лишь только в людских голосах? Сколько оттенков в их голосовом тембре? Диву даешься…

Как мне кажется, человеком правит его кровь. Она и ведет нас за собой до самой смерти. Не зря Маргуба, возможно, и изменилась в лучшую сторону, нашла путь исправления своей судьбы. Ведь ей в ту ночь,  во время родов, когда  потеряла очень  много крови, вливали  плазму  незнакомого мужчины, который  во имя Аллаха помогал страждущим, делясь с больными собственной кровью. Говорят, что он очень хороший человек. Кто знает, может быть, правильная кровь  того донора-священника и  помогла стать  ей на путь истинный. Кто знает? Может быть, это просто совпадение, бред…

И женщины ведь бывают разными. Вот, Мехрибан апа, например, очень простая, трудолюбивая, терпеливая, верная своему мужу баба. Другая вряд ли бы прожила с Низамом ата  в таком  глухом, безлюдном месте. Тут даже нет телевизора. Да и одеждой не избалована. О золотых украшениях даже не стоит говорить. Она  даже не умеет ходить в гости, как обычные женщины. Нарядиться подобающе.

Глядя на нее, я вдруг вспомнил одну историю, которая случилась в одном из городских маршрутных такси. Ехал я на работу. В салоне кроме меня  никого не было. На остановке центрального рынка нас остановила пассажирка лет пятидесяти-пятидесяти пяти, которая была богато одета, была  вся в золоте. Она, не успев сесть в машину, по-мужски, за руку поздоровалась с водителем. И шофер  был не таким уж молодым. Ему было где-то под шестьдесят. Весь такой седой, все его лицо было в морщинках, с золотыми зубами во рту. По их разговору не сложно было понять, что они когда-то, где-то вместе работали.

– Ассалому алейкум, Немат ака, как вы, живы-здоровы, – произнесла женщина полу мужским, полу женским голосом.

– Как вы сами поживаете, Гульжахон, – ответил ей водитель с улыбкой.

Присев на переднее сиденье, женщина оглянулась в мою сторону, убедившись, что я человек “европейской” национальности, устроилась поудобнее, шире расставив свои тяжелые, жирные колени. Вот беда! Вечно меня подводит моя внешность. Хотя я чистых кровей узбек, меня с раннего детства путают  так называемые  сородичи. Мне иногда бывает очень больно за это. Могут ляпнуть что-то или оскорбить кого-то невзначай, думая, что я их не понимаю. Так было и в этот раз.

Короче, она свободно начала рассказывать своему знакомому водителю о своей последней поездке в заграницу. Правда, этим первым поинтересовался наш любознательный и весьма общительный шофер.

– Куда съездили в этот раз, Гульжахон?

– Куда же еще могла съездить, конечно же туда, куда каждқй раз езжу. Как вы думаете, что же нас, женщин, притягивает к этой стране?  Вы думаете, ходовой товар, за счет которого можно разбогатеть? Нет, ошибаетесь. Нас туда тянут мужчины… Живя столько лет с нашими мужьями, мы все время думали, что спим с мужиками. Ничего подобного. А оказалось, что я за всю свою жизнь  встретила настоящих мужчин именно там. Да они поспать вам не дадут до самого утра…

Слушая рассказ незнакомой мне женщины, у меня чуть ли не слезла кожа с лица. Я не верил своим ушам. Мне  так  было обидно за наших мужчин. Конечно, я понимал, что нельзя подслушивать чужой разговор. Но разве он был чужим? Нет, этот разговор  касался и меня, как и всех остальных мужчин  нашей нации. Еще как! Вот бесстыдство! Я был в восторге, глядя на спокойно улыбающуюся рожу водителя, который буквально хохотал от оскорбительных слов своей бесстыжей собеседницы.