Пангея приветствует тебя!

– Если бы ты не стоила так дорого, то я бы тебя убил, – задумчиво сообщил Дей-шан.

–Я провинилась перед господином?

– Нет. Но ни одна женщина не должна лишать мужчину рассудка. Это делает мужчину слабым.

Тана помолчала. Она пыталась даже не смыть, хотя бы соскрести всю ту грязь, которую собрала с момента своего появления здесь. Мелькнула мысль – не попросить ли хозяина обтереть спину, но Тана вовремя прикусила язык. Возможно, когда-то и где-то она обращалась с подобной просьбой (или даже приказом) к кому-то другому. Но то было где-то. А здесь – о, Тана сильно сомневалась в том, что Дей-шан придет в восторг от подобного предложения.

Покончив с мытьем, она взяла одежду. Нижнего белья, разумеется, не было. Само одеяние напоминало черную рубаху с широкими рукавами, а накидка оказалась просто прямоугольным куском ткани. Тана почему-то была уверена в том, что там, откуда она здесь появилась, одежда была совершенно другой. Легкой, без этих безобразных и кривых швов, из материалов, которые были созданы искусственно. Тана поймала себя на том, что бесцельно мнет в руках черную тряпку.

– Это на голову, – неохотно пояснил Дей-шан в ответ на ее вопросительный взгляд, – замотаешь голову, женщина, и чтобы лица не было видно.

– Да, господин.

Одевшись таким образом, Тана молча стала перед своим нынешним владельцем. Тот несколько секунд ее рассматривал, затем рявкнул:

– Унла-заш!.. Унла-заш, поди сюда, побери тебя Полночный дух!

Старуха не заставила себя ждать долго, выросла в дверном проеме словно тот самый упомянутый дух – черная, сгорбленная и страшная. Проскрежетала с порога:

– Чего надо?

– Стереги эту женщину, – бросил Дей-шан, – ежели сбежит, будешь сдыхать долго и больно. Ты поняла?

– Чего уж тут не понять, – Унла-заш покачала головой, – постерегу. Только ты мне серебра сперва отсыпь, а то много вас тут ездит. Одному поесть дай, другому коней напои, третьему товар стереги…

– Ну ты и стерва, – усмехнувшись, Дей-шан сунул руку в кошель на поясе, порылся там основательно, затем бросил на пол три тусклых монеты.

– Теперь постерегу, – старуха, хихикая, принялась собирать подачку. Впрочем, ей даже не нужно было наклоняться – из-за согнутой в дугу спины руки болтались почти до земли.

– Смотри у меня, – Дей-шан погрозил ей пальцем, обронил в пол-оборота, – и ты тоже… Если только попробуешь сбежать, я тебя найду, и тогда уже шкуру сдеру.

Тана молча проводила его взглядом.

– Мыться пошел, убийца проклятущий, – прокомментировала Унла-заш.

Шаркая тяжелыми башмаками, она приблизилась к Тане и – совершенно неожиданно – участливо погладила по предплечью.

– Досталось тебе, красавица? – горестно покачала головой, – ох, а сколько еще натерпишься! Я, как тебя увидела, так и поняла, тяжело тебе придется, ой, тяжело!

Тана пожала плечами. Что она могла ответить этой старухе? То, что не так уж и «досталось»? Что наверняка могло быть гораздо хуже? Или – наоборот – что из-за нее убили человека, гораздо лучшего, чем Дей-шан? И что ей, Тане, очень хотелось бы верить, что когда-нибудь, а еще лучше – в ближайшее время – Дей-шана постигнет справедливое возмездие?

–…Ты девица, небось, была? – словно гул дождя по крыше, доносилось старческое причитание, – или мужа убили? Что молчишь, красавица?

– Я… – она проглотила горький ком, внезапно ставший в горле, – я не помню.

– По голове, небось, били, – участливо заключила Унла-заш, – бедняга ты. Великая Степь жестока к своим дочерям. Здесь правят мужчины.

Тана улыбнулась невольно и пожала скрюченные грязные пальцы.

– Спасибо… матушка.

И откуда только слово забытое всплыло? Как давно она никого так не называла?

– Ты нездешняя, – Унла-заш будто бы задумалась, – откуда тебя привезли, красавица?

– И этого я не знаю, матушка. Мне сказали, что из-за Гиблых Радуг.

– А-а, вон оно как, – старуха вздохнула и как-то съежилась, – значит, мое время настало, красавица. Слушай меня. Говорил со мной Полночный дух, и узнала я, что придет чужестранка, а вместе с нею смерть моя. Но главное не это. У тебя есть суженый здесь.

– Что значит – суженый? – Тана все еще не до конца понимала значение всех слов этих людей.

– Это значит мужчина, назначенный тебе Великой Степью, – в голосе старухи появились сварливые нотки, – что ж ты такая бестолковая-то! Но самое главное – ты найдешь то, что хотела найти, но когда найдешь, не сможешь увидеть.

Тана покачала головой. Она не верила в предсказания выжившей из ума старухи. И веяло от них каким-то необъснимым, неприятным холодом, и становилось на сердце тяжело, словно простерла над головой смерть свои темные крылья.

– Я даже не знаю, кого здесь хотела найти, – несмело возразила Тана.

Вместо ответа Унла-заш прикоснулась к внутренней стороне локтевого сгиба.

– Ответ там.

«Глупости какие», – подумала Тана, но вслух не сказала ничего. Обижать старую женщину не хотелось, тем более, что это был первый человек здесь, высказавший свое сочувствие странной чужестранке.

Унла-заш вдруг отвернулась от Таны и сделала несколько шагов по направлению к выходу. А через мгновение в дверном проеме вырос плечистый силуэт Дей-шана.

– Н-ну, наговорились? – он даже не взглянул на старуху, его взгляд приклеился к Тане.

– Да о чем с этой дурочкой говорить? – заскрипела Унла-заш, – везете головой блажную, ей только с мужчинами и ложиться, больше ни на что не годна.

– А большего и не требуется, – весело ответил Дей-шан, поманил к себе Тану, – поди сюда. Уезжаем.

– А поесть, поесть-то? – засуетилась старуха, тряся головой.

– По дороге поедим. Еще отравишь.

Он крепко взял Тану за локоть, подтолкнул к выходу. И, уже переступая дощатый порог, она вдруг услышала легкий шелест за спиной. О, ей уже был знаком этот звук, звук, которого она не знала там, в прошлом! Захрипела, забулькала старуха, медленно оседая на землю. Изо рта, которым она хватала воздух, толчками выплескивалась темная, почти черная кровь. Дей-шан быстро наклонился к Унле-заш, вытер меч о ее одежду и также быстро вбросил его в ножны. Тана резко, не размахиваясь, ударила Дей-шана в грудь кулаком.

– Ты! Ты зачем это сделал? Чем она помешала?

Естественно, он даже не пошатнулся. Зато отвесил такую оплеуху Тане, что все качнулось куда-то вбок, и Тана пребольно, всем телом, рухнула на сухую землю.

– Руки оторву, – зло прошипел в лицо Дей-шан, и затем, уже спокойнее, добавил, – она тебя видела. Вставай, дура, и поехали.

Глава 3. Рион

Наногенератор щелкнул, выдавая очередную капсулу с водой. Порция была маленькой, на один глоток, что, в общем-то, не позволяло сдохнуть быстро, но при этом усугубляло мучения. Время изготовления такой порции воды занимало час. Это значило, что до следующего глотка он пройдет еще несколько километров.

Рион вздохнул, упаковывая наногенератор. Весил прибор изрядно, и порой казалось, что его проще бросить где-нибудь, чем тащить на себе. С другой стороны, наногенератор давал воду, а в ночь Рион программировал изготовление белкового коктейля. Получался он довольно мерзким на вкус, словно крахмал, разведенный в воде, но – опять-таки – только благодаря этому Рион продолжал идти вперед.

Шел он в сторону гор. Надеялся, что там, в предгорье, он встретит людей. Об этом нашептывали воспоминания; с гор текут ручьи, а там – где вода – всегда есть какая-нибудь жизнь. К слову, помнил Рион гораздо больше, чем успел узнать за свою недолгую жизнь.

…Выбравшись из аварийной капсулы, он обнаружил себя стоящим посреди бесконечной, иссушенной солнцем степи. Ночь стремительно сворачивала темные рукава, отползала на запад. Небо на востоке обрело нежно-лиловый оттенок, и тогда-то Рион и разглядел в дымке заснеженные вершины. Все еще не веря, что жив, он осмотрелся, а затем пришло горькое осознание, что он остался совершенно один. В каком направлении катер выбросил вторую аварийную капсулу, оставалось только гадать. Похоже, именно в этом и заключался весь страшный смысл слова «забвение»: безжизненная равнина, выжженная солнцем степь – и полное одиночество под звездами. Рион побрел к горам. Он надеялся, что встретит там кого-нибудь. Тана Альен уверяла, что жизнь не заканчивается на границах Пангеи. Похоже, что только ему и осталось убедиться в этом – где искать Тану, не представлял. Более того, Рион совершенно не был уверен в том, что она пережила крушение катера. Испытывал ли он сожаление, полагая, что архитектор Альен погибла? Вряд ли. Рион искренне полагал, что если бы она не погибла, он сам бы ее убил – за все то, что она с ним сделала.