Страница 66 из 77
– Он должен быть казнен!
И по залу, удаляясь от нас, пошла волна: сразу все спириты схватились кто за оружие, а кто за амулеты. Спокойным остались разве что те, кто принадлежал к женскому полу.
Для Цепеока заявления в таком тоне не были новинкой: герцог схватился за свой амулет только в первую секунду, а потом устремил на собственного шпиона тяжелый и несколько иронический взгляд.
– Д`Каас? За что?
– Ваш шут. Он нарушил Табу. Главное Табу!
Цепеок этой новости ничуть не удивился. Йехар по загадочному выражению лица Эдмуса понял, что тот не намерен вступаться сам за себя, и заговорил сам. Во всем зале только рыцарь мог поспорить с герцогом осанкой и подходящим к случаю тоном.
– Эдмус был изгнан из Города, он не считается даже спиритом...
– Казнь постигает всех, кто нарушает Табу в стенах Города, когда бы это ни произошло и кто бы это ни совершил, – холодно ответил герцог. – Не вмешивайтесь на этот раз.
Приказ был отдан нам, но отреагировали на него стражники Цепеока: нас взяли в полукольцо с такой скоростью, что Йехар только успел взяться за меч, а Веслав так и замер, не дотянувшись до ближайшего кармана. Расклад явно был похуже, чем тогда, на арене.
– И вы будете казнить своих подданных, когда вокруг стен мооны? – воззвал Поводырь к герцогу, но тот только головой дернул и просветил нас, сирых:
– Для казни нарушителя того, на чем стоит Город, всегда есть время. Выйди вперед, мой бывший дурак! В чем ты его обвиняешь, Метох?
Наушник ожесточенно пытался изобразить на лице отвращение и гнев, но мышцы его были слишком надежно упакованы в шпионскую замазку.
– Он открыто говорил о запретных чувствах к вашей дочери – пусть небеса несут ее лишь туда, куда она пожела…
– Что?!
Цепеок слегка привстал с трона, глядя на улыбающегося Эдмуса так, что по всем мыслимым и немыслимым законам в бывшем шуте должны были просто возникнуть две оплавленные дырки. Есть сцены, актуальные во все времена, «бешеный папочка на защите чести дочки», несомненно, из них. Ифирь чуть удивленно приподняла брови. Кажется, она все же считала Эдмуса несколько умнее.
– Я не верю, - наконец заговорил герцог, вглядываясь в лицо Эдмуса. – Это до того… – тут у него не нашлось слова, – что может быть только поклепом. Это поклеп?
Наушник задрожал. С него кусками полетела «штукатурка». Метох быстро схватил настроение своего господина: тот в запале был больше склонен поверить Эдмусу. Тому достаточно было сказать слово.
– Нет.
Хотя мы и надеялись, что это слово будет несколько другим.
Цепеокгрохнулся на трон так, что тот просел на глазах. Грудь главного наушника прогнулась в мощном вздохе облегчения, а все придворные попросту окостенели от такой глупости.
– Вообще-то, это правда, – безмятежно продолжил Эдмус. – Хотя и очень прикрытая плотной завесой словес, взятой из наших законов. Знаете, мне понравилось не быть спиритом. Не нужно лгать и прикусывать язык по каждому поводу, да и вообще… вы бы попробовали хоть раз, а?
Цепеок побагровел. Вся его здоровая зеленость мгновенно скрылась за инфарктным приливом крови к щекам. Эдмусу просто на роду было написано доводить своего господина то до приступов гнева, то до еще каких-нибудь.
– Он покойник, – едва слышно проговорила Виола. Я рефлекторно удивилась тому, что она так волнуется за Цепеока, а потом вдруг поняла…
Триаморфиня имела в виду точно не герцога.
– А неприкрашенную правду говорят шуты, а? – усмехнулся между тем Эдмус. – Ну, так вот она: Ифирь, я тебя лю… аххх!
В удар вложились сразу несколько спиритов. Эдмус не удержался на ногах, упал на колени, крылья его, словно повинуясь чьей-то неведомой руке, вытянулись во всю длину и начали выворачиваться, что-то хрустнуло.
Это выглядело страшнее воздушного пресса, и все же мне показалось – я проваливаюсь в тот день, когда мы следили за неравным боем с трибун. И реакция была точно такая же: я бросилась вперед – и меня тут же сжали сначала руки Йехара, в потом мои кисти словно в наручники заковал алхимик.
Они держали меня вдвоем, и я понимала, что они не просто держат – еще и защищают от тех спиритов, что не отрывают сейчас пальцы от амулетов и готовы меня размазать по стенке в случае малейшего покушения на использование магии… Я понимала – и все же рвалась, а передо мной опять было то видение из дома Хайи и с арены: растерзанные, сломанные крылья нашего летуна. Вот только с лица Эдмуса так и не пропала теперь улыбка.
С болью, но улыбка была.
– Не смей произносить это здесь, – страшно прохрипел Цепеок. Эдмус, вздрагивая и ежась от боли, смотрел только на Ифирь.
– Это ничего, – выдохнул он, чуть поворачивая голову вбок. – Подумаешь! Я отдал бы для тебя не только крылья, жизнь… если бы…конечно… мне позволили. Ну… за то, что я все же сказал это, хоть и не полностью… тоже ведь неплохо?
Ифирь не удостоила его взглядом. Она рассматривала то его лежащие на полу, словно тряпки, крылья, то нашу группку, где я уже устала воевать разом с Йехаром и Веславом и просто уткнулась в грудь рыцаря, чтобы скрыть слезы. Насколько я помнила, они тоже здесь не приветствовались.
Цепеок сделал короткий, но ясный жест: кивнул сначала стражникам, потом – в сторону Эдмуса.
– Сбросить со стены? – с готовностью уточнил главный наушник, который по совместительству здесь еще являлся и главным палачом.
Герцог кивнул и сделал еще один жест, обозначавший, что казнь нужно провести скорее.
– Крылья можете не связывать, – бросил он саркастически.
– Попытка спустить меня с небес на землю едва ли будет успешной, – заметил Эдмус. Он пытался подняться, но мешали не столько повреждения, сколько боль от них. Метох не улыбнулся, а ухмыльнулся, показав выдающееся для спирита приобретение – два ряда клыков.
– Ты овладел магией воздуха или долетишь на этих ошметках?
– А разве в небо поднимают только они? – удивился спирит.
Цепеок стукнул кулаком по подлокотнику. Каждая секунда созерцания физиономии бывшего шута доставляла правителю серьезный дискомфорт.
– Уведите!
– Стойте.
Ифирь сказала это устало. Она по-прежнему не интересовалась спиритом у ее ног: теперь объектом внимания дочки герцога стало окно, за которым лежала крепостная стена и за которым располагалась стена еще более страшная и непроходимая – моонов. Казалось, только Ифирь помнила в зале то, что на несколько минут забыли все и в свете чего преступление Эдмуса становилось менее страшным: Городу оставалось жить не намного дольше, чем бывшему шуту.
– Дайте ему, что он просит.
День для Цепеока выдался урожайным на припадочные состояния.
– Кх?!
– Он хочет умереть как воин, - медленно заговорила Ифирь, теперь переводя взгляд на своего отца, – вы не слышали? Не все ли равно, как казнить? Пошлите его к моонам.
Йехар и Веслав переглянулись и вцепились в меня повторно, за секунду до того, как я рванулась опять, на этот раз уже не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы стереть кое-кого в порошок.
– Они просили воина! – выкрикнул кто-то из тех ребят, что держали нас под прицелами неприязненных взглядов и амулетов.
– А мы точно должны выполнять все их просьбы? – поинтересовался Эдмус, все же вставая. – Д`Каас – отличный спирит, но разве он выстоит один на один с мооном? Какие настроения посетят Город перед последней битвой, когда лучший из нас… м-м… как бы это описать? Со мной все закончится так же, но великий моон убьет всего-навсего... ну, меня. Кто я там по теперешним законам? Уж и самому трудно разобраться.
Цепеок призадумался. Решение не посылать на убой полноценных солдат показалось ему заманчивым.
– Пусть так и будет, – скрепил он после короткого молчания. – В полдень ты будешь сражаться, сын моо… крякоду… как тебя назвать… тьфу! Вон с глаз моих, пока я не передумал и не убил тебя на месте!
Эдмус попытался было поклониться, но обнаружил, что с искалеченными крыльями за спиной это не так-то просто сделать. Держа спину идеально прямой, он наклонил голову и находчиво проделал ногами что-то вроде реверанса.