Страница 39 из 64
И зашагал во дворец, перемещаясь причудливыми зигзагами и задирая голову, чтобы не разбрызгивать кровь. Йехар посмотрел на меня то ли с опаской, то ли с состраданием, заявил, что я нуждаюсь в отдыхе, и заботливо провел сперва до дворца, а потом и до моей комнаты.
− Завтра нам придется выступить к вратам Эйда, − сказал он ласково, будто разговаривал со своей десятилетней дочкой, − постарайся набраться сил… просто отдохни, хорошо?
Насчет «просто отдохни» я не возражала, хотя чувствовала себя превосходно: хоть сейчас мешки с картошкой таскать, даже мутить перестало. Но вот что-то там было странное в начале фразы…
− К каким вратам?!
− Мы говорили с Зевеем и Гээрой, − пояснил Йехар, оглядываясь по сторонам; мы стояли в пустом коридоре, и все же было не очень приятное ощущение, что на нас глядят со всех сторон. – Они не слыхали о Сердце Крона… а может, они знали, но забыли… но и он, и она сошлись во мнении, что знать это могут те, кто уже ушел в мир теней. Подземному Владыке многое ведомо, быть может, он поможет нам. Или, может, Мнемозина… или вещие мойры снизойдут. В общем, ты понимаешь, завтра…
Моя бодрость испарилась, и тут же как-то подозрительно захотелось устроить себе выходной. А то, что «Эффект Медеи» действует… ну, спать и есть финики с виноградом он не очень помешает. Главное пощечины никому не давать.
Но какая-то из местных мойр решила, что я задумалась об отдыхе преждевременно: в своей комнате я обнаружила Арсинойю, которая непонятно как туда вообще попала. Наверное, дело опять в тайных ходах. Девушка сжимала царский скипетр отчаянной хваткой, рябь на лице проступила особенно ярко: она пыталась побледнеть.
− Царица в ужасе и гневе, − едва слышно сообщила она. – Никто не мог победить Афродита долгие годы! Она считает, что тут замешано колдовство, как то, из-за которого конь Громовержца сделался ласковым, словно месячный ягненок…
С этим не поспоришь, проницательная у них царица. Правда, сегодня даже мысль, что нас могут попытаться убить во сне, или подсыпать яду (плохо будет тем, кто попытается это проделать с Веславом!), не могла меня особенно шокировать: я осведомилась об этом у хранительницы жезла довольно спокойно.
− Вы – Пятеро, − с таким видом, будто это объясняло решительно все, заявила Арсинойя. – Вас никто не посмеет тронуть. Но завтра вам лучше покинуть дворец: царица или ее пасынок могут измыслить что-нибудь коварное…
− Почему не сегодня?
На этот раз она на меня посмотрела… самое лучшее сравнение: как мы обычно на Бо при особо ее удачных фразах.
− Сегодня пир, − сказала она просто, − праздничный пир в вашу честь. И если вы не явитесь…
Ну, да, это будет выглядеть не просто подозрительным, а настолько, что за нами вышлют погоню тут же. Можно было бы махнуть в сандалиях Герема напрямик к Вратам Эйда, да зачем портить отношения с соседями, вдруг нам придется сюда вернуться. Хотя бы с Гээрой и муженьком ее поговорить. А сегодня за нами наверняка следят, а завтра соглядатаев будет меньше, потому что после пира страдать все будут не по-детски… Я, например, уже страдаю при мысли, что придется появиться в обществе, да еще на каком-то пиру, да после сегодняшнего позора.
И вообще – а если там будет розовое масло?!
− Я позову служанок с благовониями и одеждой, − успокоительным тоном заговорила девушка. Наверняка она приняла выражение паники на моем лице за ужас по поводу моего внешнего вида. – Вы будете равны красотою Афродизе…
Веселые же взгляды будет бросать на меня царица Аглена посреди пира. И вот так всегда: только захочешь немного расслабиться перед трудным походом…
Но трудный поход тоже пришлось отложить: Арсинойя вдруг нагнулась ко мне с заговорщицким выражением лица.
− Я услышала разговор ваших друзей с Громовержцем, − жарко зашептала она. – Зачем вам погибать у врат Эйда? Вы можете спросить совета у того, кто наделен высшей мудростью. Сфинкс живет на развилке дорог, здесь, в половине дня пешего пути, если идти по течению реки. Мы страшимся подходить к нему и вопрошать о чем-либо… но разве не даст он ответа Пятерым, Великой Дружине?
Тут меня опять замутило. Наверное, это была реакция на два последних слова в совокупности. В порядке компромисса пришлось кивнуть и пообещать передать предложение Йехару на пиру.
После этого Арсинойя меня покинула, но зато впустила служанок, каждая из которых могла отсутствием интеллекта поспорить с Бо, а длинной языка – с Эдмусом. Положение осложнялось их количеством (пять или восемь, я так и не смогла сосчитать) и быстротой перемещений. Чтобы вынести их болтовню, требовалось что-то вроде «Эффекта Медеи», только мазать это нужно было на нервы. На худой конец сгодилось и обещание поступить с ними, как с Афродитом: разговоры примолкли, меня нарядили, как героиню, и, когда манипуляции по расчесыванию, заплетанию волос, намазыванию щек пахучими румянами и переодеванию были закончены, – от меня шарахнулось даже зеркало. Или все же я от него? Нет, на выходе картина получилась очень даже ничего, вот только зачем было вешать на меня столько золота, а мои не слишком густые волосы из-за такого количества косичек и вовсе превратились во что-то неудобоваримое. Разве что белый с вышивкой по вороту и бирюзовым поясом пеплос идет к голубым глазам. И вообще, хоть бы этот день не продолжился в том же духе!
Но он продолжился именно в том. На пиру меня всерьез решили насмерть закидать взглядами: в основном – восхищенными, но вот царица и Веслав дружно разбирали меня глазами на кусочки; Йехар глядел задумчиво и как будто что-то припоминал; Эдмус глаза выпучил и сполз по стеночке от смеха. Арсинойя, сидя рядом с царицей, улыбалась, немного вымученно, но все равно ободряюще. Бо не было, а в общем, все напоминало типичное застолье, только выпивка и закуска были гораздо качественнее (хотя есть при всех руками, да при этом еще и лежать за столом было чудовищно неудобно), музыка – интереснее (про мою великую победу над Афродитом уже успели сочинить песню, переврали все так чудовищно, что и я, и Афродит, сидевший неподалеку, поперхнулись и долго не могли прокашляться), а выходки за столом – серьезнее. Какой-то воин вызвал на поединок на мечах Йехара, и рыцарь, застенчиво улыбаясь, с третьего удара вышиб у того оружие из рук, Глэрион при этом не вспыхнул ни разу. Когда Йехар возвращался за стол, я улучила момент и передала ему слова Арсинойи насчет сфинкса. Поводырь Дружины кивнул и вместе со всеми машинально осушил надцатый кубок за мое здоровье.
− Мы думаем, это будет осмотрительно – не спешить до времени в Эйд, − прошептал он потом, нагибаясь ко мне. – И, как знать, может, нам удастся разузнать что-нибудь стоящее.
Слова Поводыря о том, что в Эйд мы не пойдем, по крайней мере, сейчас, стали для меня единственным утешением за весь вечер. И единственным стоящим событием. Кроме мелочей на пиру, вроде того, что меня пару раз пригласили замуж, один раз – вызвали помериться силами (хватило удара вполсилы кулаком) и раз тридцать подходили с просьбами «за мешок золота решить маленькие личные трудности».
Между прочим, мне раза три-четыре успели «заказать» и царицу вместе с пасынком. Алгена должна была сказать нам капитальное спасибо за то, что завтра мы должны были уходить.
Глава 10. Сфинксы и оракулы
Алхимик дулся на меня все утро. Жалобы на то, что после вчерашнего у меня перед глазами почему-то несколько рек, а в голове будто разошлись с десяток коней Громовержца – пропускал мимо ушей. Если спрашивала о чем-то – ответы цедил сквозь зубы. След на щеке у него почти пропал, видно, нашлось какое-то снадобье, но Веслав из чистой вредности не желал сменять гнев на милость и волокся за нами вдоль берега реки, отравляя чудесное греческое утро мрачным молчанием.
Бо, напротив, была оживленна и весела. Пир она пропустила, последствий избежала, поэтому была самой бодрой из группы и то и дело восклицала что-нибудь наподобие: