Страница 12 из 29
Спустя несколько секунд появились Эмми и миссис Бакфаст, вместе приехавшие на подъемнике.
– Чудесно! Чудесно! – сказала Эмми, плюхаясь на стул. Щеки у нее разрумянились, в коротких черных волосах блестели еще не растаявшие снежинки. – Дорогой, оказалось, я катаюсь немного лучше, чем думала. Завтра меня переводят в группу третьей ступени. Мы дважды спустились по первому маршруту, и во второй раз я упала только однажды. А как твои дела?
– Я упал двадцать пять раз, – ответил Генри с оттенком гордости. – Я считал.
– Черт, а я забыл сосчитать, – сказал Джимми. – Но все равно уверен, что мой результат лучше.
– А Каро – вундеркинд в нашем классе, – сообщил Генри. – Она будет по-настоящему хорошей лыжницей.
– И представьте себе, – добавил Джимми, – она влюбилась в…
– Не говорите, дайте сама догадаюсь… в вашего инструктора! – Эмми рассмеялась. – Каро, как вы могли!
Девушка отвернулась от окна.
– Лучше бы вам всем заткнуться, – сказала она, стремительно направилась к двери и почти врезалась в полковника Бакфаста. Ко всеобщему удивлению, Каро схватила его за руку и воскликнула:
– Полковник Бакфаст, где Роджер?
– Молодой Стейнз? Неплохой лыжник. Совсем неплохой. В былые времена я взял бы его в команду – ну, после небольшой тренировки, конечно. Одержим скоростью, разумеется, как все молодые. В конце мы предприняли попытку съехать по третьему маршруту… не совсем удачно, но съехали.
– Но где же он? – не унималась Каро.
– Я могу сказать вам, где он, – вставила Эмми. – Пьет чай в «Олимпии».
– Один? – спросила девушка чуточку чрезмерно громко.
Эмми бросила взгляд на мужа и ответила:
– Нет. С Фрицем Хозером. Должно быть, встретились в деревне. Стоя в очереди на подъемник, я видела, как они вместе вошли в бар.
– Ну вот видишь, дурочка, – сказал Джимми. – Твой бесценный дружок цел и невредим, хотя и в сомнительной компании.
Каро заметно побледнела, но сумела выдавить улыбку.
– Простите. Пойду, пожалуй, приму ванну.
И она взбежала по лестнице.
– Ну и девица, – заметила миссис Бакфаст. – Надеюсь, она не израсходует всю горячую воду.
Достав из своей необъятной сумки пачку цветных открыток, она принялась энергично писать.
Полчаса спустя на подъемнике прибыл Роджер, коротко поприветствовал всех и поднялся к себе переодеться. И только уже после семи Генри увидел Хозера, осторожно, как кошка, идущего по тропинке; видимо, он успел в последний момент, перед самым закрытием канатной дороги.
В тот вечер за ужином ощущалась неловкость – Каро с Роджером явно поссорились. Ни беззаботность Джимми, ни хорошее настроение Эмми не могли затмить того факта, что на красивом лице Роджера пролегли упрямые морщинки дурного расположения духа, а Каро хранила зловещее молчание. Баронесса и Франко ди Санти сидели теперь за одним столом и общались в той манере тесной дружбы, которой было достаточно, чтобы вызвать тревогу у любого, кто помнил суровое лицо под тирольской шляпой в Инсбруке. Только Книпферы, Бакфасты и Хозер, казалось, чувствовали себя непринужденно. Миссис Бакфаст была в своем репертуаре и последовательно критиковала холодный суп, жесткую телятину и сквозняк; полковник замкнулся в своем коконе молчания, с удовольствием вспоминая дневные занятия спортом. Хозер ел, быстрыми движениями разборчиво разделяя еду на тарелке, – как птица, выискивающая зерна, – и ни с кем не разговаривал. Под конец он снова ангажировал фройляйн Книпфер в качестве партнерши для вечерних танцев в баре.
Роджер и Каро после ужина исчезли. В девять часов Джимми сказал:
– Чем, черт возьми, эти двое занимаются? Пойду поищу их.
Он вышел из бара и через несколько минут вернулся, ведя обоих, словно на буксире. К облегчению Тиббета, молодые люди, казалось, были в лучшем настроении, чем за ужином.
– Чем вы занимались? – с улыбкой спросила Эмми. – Тайно практиковались в катании на лыжах? Или чем-нибудь предосудительным?
– Разумеется, нет, – лаконично ответил Роджер.
– Могу поручиться, – сказал Джимми. – Все совершенно невинно. Когда я нашел их, они сидели за столом и играли в какую-то игру с карандашами и бумагой.
Каро посидела в баре недолго – выпила чашку кофе и отправилась спать. Джимми налегал на бренди и пытался на чудовищном итальянском флиртовать с Анной, барменшей. Роджер беседовал с полковником о лыжном спорте, миссис Бакфаст мирно вязала. Мария Пиа и Франко устроились за столиком в углу и лишь изредка переговаривались. Даже когда Герда, гувернантка ее детей, в простом черном платье спустилась в бар и Роджер пригласил ее на танец, баронесса, похоже, даже не обратила на это внимания. Тиббеты, уединившиеся за отдельным столиком, обменялись многозначительными улыбками.
– Есть зацепки, мистер Холмс? – спросила Эмми.
– Все слишком просто, – ответил Генри. – Но мне кажется, что-то должно вот-вот случиться. А пока давай забудем обо всем и будем просто радоваться отдыху.
Так они и поступили.
Вскоре жизнь в «Белла Висте» вошла в приятную рутинную колею. Завтрак в девять, лыжные занятия с десяти до двенадцати, ленч с разговорами о лыжах – до половины третьего, снова катание до половины пятого. Потом – чаепитие в «Олимпии» (через несколько дней даже новички худо-бедно, спотыкаясь, на разъезжающихся лыжах, научились спускаться по маршруту номер один в деревню), а вечером – аперитив в баре отеля, ужин и танцы.
На четвертый день вечером пошел снег, и на свежем, легком, пушистом покрытии даже ученики первого класса лыжной школы почувствовали себя увереннее, словно на пути к высшему мастерству. Они освоили торможение «плугом» – сближая концы лыж для уменьшения скорости перед остановкой – и разворот в этой позиции с перенесением центра тяжести тела на ту или другую ногу и уже испытывали чудесное, заставляющее покалывать мышцы ног ощущение при диагональном спуске с крутого склона («Отклоняйтесь в противоположную склону сторону… в сторону долины, мистер Генри!.. Смотрите, как это делает мисс Каро… и сгибайте колени!..»). Теперь они тренировались выполнять боковое скольжение – боком спускались по обледеневшему склону на плашмя поставленных лыжах, отрицая, как им казалось, все законы природы и гравитации тем, что отклонялись наружу, в сторону долины, чтобы сохранить равновесие. Этот маневр оказался самым трудным из всех, ими до сих пор освоенных, и каждый падал по многу раз («Это не боковое скольжение, мистер Джимми… это какое-то заднее скольжение…» – смеялся Пьетро, стараясь использовать свой небогатый репертуар английского юмора).
Фройляйн Книпфер после долгого и честного разговора с Пьетро, случившегося после очередного дня занятий, покинула – к великому облегчению остальных – лыжный класс и вернулась к частным урокам с унылым инструктором средних лет по имени Джованни. Теперь каждый день можно было видеть их плохо сочетаемые фигуры на пологих склонах близ отеля: Джованни спускался вниз черепашьими шагами, с выражением лица, напоминавшим усталого бладхаунда, а девушка – негнущаяся, одеревеневшая от тревожности – страдальчески-неуклюже ковыляла следом.
В пятницу вечером, на пятый день занятий, компания англичан, перейдя после ужина в бар, с приятным удивлением обнаружила там Пьетро. Тот за бокалом вина болтал с Фрицем Хозером, который всегда ужинал рано; после появления англичан немец-коротышка, оставив инструктора, присоединился к Книпферам. Пьетро сиял.
– Я поел дома и приехал сюда, пока не закрыли подъемник, – объяснил красавец. – Сегодня полнолуние, так что я смогу спуститься обратно на лыжах, когда захочу.
Вежливо потанцевав с Эмми, он на весь остаток вечера монополизировал Каро. Девушка пребывала в приподнятом настроении и совершенно очевидно купалась в лестном внимании молодого инструктора. Роджер, явно отставленный, скрылся наверху и минут десять спустя вернулся с протестующей Гердой, которую уговорил все же составить ему компанию для танцев.
Мария Пиа и Франко, по обыкновению, рано отправились спать, не сделав даже попытки примкнуть к танцующим, они просто сидели за дальним столиком и о чем-то серьезно беседовали. Генри показалось, что оба чрезвычайно встревожены, даже напуганы. Тиббет заметил, что они часто бросали взгляды в сторону Хозера.