Страница 44 из 56
С началом разлуки чувства Шона к Эми не только не ослабли, но, напротив, с каждым днём становились сильнее, высушивая его, словно неутолимая жажда. Так же, как путник, бредущий по пустыне, не может думать ни о чём, кроме воды, так и Шон снова и снова возвращался в мыслях к Эми. Ему хотелось увидеть её улыбку, услышать задорный, заливистый смех, запустить пальцы в её шелковистые волосы, сзади открывающие изящную длинную шею, погладить по бархатной розовой щёчке, поцеловать… Шон больше не мог себе врать. Сколько бы он ни отрицал свои чувства и ни пытался их изменить, правда оставалась правдой: ему неистово, буквально до физической боли хотелось увидеть Эми… С тех пор, как он приехал на Мальдивы, она даже начала ему сниться. Он просыпался ночью от нестерпимой горько-сладкой неги, разливающейся по сердцу после сна о любимой, видел рядом Марион и чувствовал себя последним мерзавцем. Так больше не могло продолжаться. Нужно было сделать что-то, что раз и навсегда помогло бы Шону покончить с чувствами к Эми. Но он и понятия не имел, что…
Одно он знал наверняка – как бы тяжело ему ни было, как бы ни хотелось быть рядом с другой, он никогда не оставит Марион. О том, чтобы предать девушку, которую он собирался сделать своей невестой, Шон и подумать не мог. Даже если у него не осталось любви к ней, она всё ещё была ему слишком дорога. Марион помогла Шону выбраться из трясины, в которую его затянуло после смерти матери. Благодаря ей он стал тем, кто он есть, ‒ известным, уважаемым актёром ‒ а не закончил своё жалкое существование с ножом в сердце у дверей какого-нибудь кабака. За это он никогда не сможет расплатиться с ней, поэтому, пока Марион будет счастлива с ним, Шон собирался оставаться рядом, даже если для этого ему пришлось бы вырвать из груди собственное сердце и растоптать его.
– Пойдём купаться? – весело спросила Марион, развязывая парео.
Шон кивнул и, взяв её за руку, потянул в воду.
Они забежали в море, подняв столб солёных брызг, и от прикосновения холодной воды к разгорячённой коже Марион восторженно завизжала. Шону же казалось, что это не капли воды, а тонкие стальные иглы пронзают его кожу. Иглы, дождём низвергнутые на него небесами за то, что он весело смеялся, в то время как на самом деле ему хотелось рыдать от отчаяния, и кружил в своих объятьях девушку, которую не любил.
***
Вечерний ветерок трепал тонкие занавески, проникая в открытое окно номера. Из сада рядом с гостиницей доносились звуки гавайской гитары и весёлый смех.
Шон обессиленно, словно тряпичная кукла, сидел на плетёном стуле около столика, на котором горели выставленные кружком ароматические свечи – единственный источник света в комнате.
В ванной слышался звук падающей воды – Марион принимала душ. Сейчас, когда возлюбленная не видела его, Шон мог позволить себе расслабиться и выпустить истинные эмоции. Он был хорошим актёром, и ему отлично удавалось справиться с ролью любящего парня: у Марион не возникло ни малейшего сомнения в его искренности, но такая жизнь слишком изнуряла. У Шона Фелмана больше не было дома, не было места, где он мог снять маску и побыть собой. Отныне вся его жизнь стала игрой…
Шум воды оборвался, и Шон прикрыл глаза, цепляя на лицо выражение под кодовым названием «влюблённый парень видит свою девушку выходящей из душа».
– Я всё, – чуть смущённо улыбнулась закутанная в длинный махровый халат Марион, подойдя к нему. – Пойдём куда-нибудь?
– Как-то нет настроения. – Шон поднялся и, подойдя к возлюбленной вплотную, игриво улыбнулся. – Не против, если сегодня мы пропустим вечернюю прогулку?
Марион смущённо опустила глаза и, зардевшись, кивнула.
Шон снова улыбнулся, на этот раз тёплой, мягкой улыбкой, и, подхватив возлюбленную на руки, отнёс на широкую кровать в тропическом стиле.
Медленно покрывая Марион поцелуями, Шон потянулся к поясу её халата.
– Свечи, – смущённо выдавила Марион, пряча вспыхнувшее лицо у него на груди.
– Уже столько времени прошло с тех пор, как мы начали жить вместе, а ты всё ещё не позволяешь мне увидеть тебя обнажённой при свете… Тебе не кажется, что это немножко несправедливо?
Шон отстранил от себя Марион и пытливо посмотрел на неё. Марион тоже смотрела на него, словно маленькая девочка, решающая, взять ли ей вкусную конфетку, которую предлагает незнакомый дядя, или всё-таки не стоит. Она даже губу закусила, как маленькая девочка. Шон усмехнулся: это было так трогательно… и не будило в нём совершенно никаких чувств.
– Ладно, – преувеличенно бодро сказал он. – Подурачились и хватит. Завтра опять придётся встать пораньше, чтобы искупаться, пока солнце ещё не жарит. Так что спать, спать!
Повернувшись на бок, спиной к Марион, Шон поудобнее устроился на подушке и укрылся простынёй.
– Шон, – окликнула его возлюбленная, и он почувствовал, что она подкатилась к нему, прижавшись носом к спине.
– М-м?
– Спасибо. Я понимаю, что слишком зажатая. Я постараюсь преодолеть эту дурацкую робость и научиться тому, что будет тебе приятно… Просто дай мне ещё немного времени.
– О чём речь? – не поворачиваясь, усмехнулся Шон. – Я подожду столько, сколько нужно. Не старайся пересилить себя. Всё успеется, ведь у нас впереди целая жизнь.
– Спасибо… Я люблю тебя.
– Я тебя тоже. Спокойной ночи.
– Спокойной…
«Всё верно, – сказал себе Шон, закрывая глаза. – У нас впереди целая жизнь…»
«Жизнь, полная притворства и лжи», – закончило за него подсознание.
Акт 16 — Особенный подарок
Снег медленно ложился на землю мягкими хлопьями, заботливо укутывая белым одеялом суматошный город. Тот всё ещё сиял разноцветными огнями и шарами праздничных ёлок, но прохожих на улицах становилось всё меньше: люди спешили по домам, чтобы встретить праздник в кругу тех, кто дорог их сердцу.
Рина не поехала домой. Для неё это было первое Рождество вдали от семьи. Но она не жалела, что осталась в Лондоне. У неё были слишком большие планы на этот праздник…
Музыканты на небольшом помосте взялись за инструменты, и ресторан заполнила приятная лёгкая музыка.
– Потанцуем? – предложил Ирвин, галантно подавая Рине руку.
Рина кивнула, и они вышли на площадку, где уже танцевали несколько пар.
– Ты сегодня необычайно тихая, – мягко улыбнулся Ирвин. – Что-то случилось?
– Нет, – чуть покраснев, помотала головой Рина. – Просто задумалась.
– О чём?
– Да так, о всяких мелочах….
– Ясно. Что ж, это неплохо – подумать о всяком и рассортировать мысли, но не оставляй меня без своего внимания слишком долго – мне одиноко.
– Не оставлю. – Рина прильнула к Ирвину, прижавшись щекой к его груди. – Я никогда тебя не оставлю.
– Спасибо, я счастлив слышать это.
Рина прикрыла глаза, вдыхая аромат туалетной воды возлюбленного и растворяясь в медленной, эфемерной мелодии. Ей казалось, что время остановило ход и сейчас они с Ирвином находятся в другом, скрытом от посторонних глаз мире, предназначенном только для них двоих. Рина уже почти потеряла связь с реальностью, когда музыка стихла.
Но едва она успела недовольно открыть глаза, зазвучала новая, быстрая и зажигательная композиция.
– О, так-то лучше, – обрадовался Ирвин, кладя руки Рине на талию. – Не то чтобы я не любил медленные танцы, но тебе больше подходит румба или сальса.
– Под эту обычно танцуют сальсу, – узнала мелодию Рина.
– Ну, значит, и мы не будем изменять традиции, – подмигнул Ирвин.
Благодаря занятиям в танцевальной студии, Рина прекрасно знала движения сальсы, Ирвин тоже двигался легко и уверенно. Вместе они кружились по площадке, словно два языка пламени, приковывая взгляды всех посетителей ресторана, в том числе и пар, танцевавших рядом с ними. Танцующие останавливались и, раскрыв рты, смотрели на них. Рина снова, как это часто случалось во время свиданий с Ирвином, почувствовала себя принцессой.