Страница 43 из 45
— Тебя устроит ответ «потому что»? Другой я вряд ли придумаю. А вообще… — я вздохнула и решила ляпнуть, пока не передумала: — Не все люди такие, как твоя бывшая невеста. Есть хорошие и верные. Которые не предают друзей и любимых. Вот Сергей как раз такой. И Леся такая.
— Да, я знаю. Ты тоже такая, Светик.
Стало тяжело дышать. Ох, и вроде не сказал ничего особенного, а так приятно…
— Я сейчас тебе посуду помою и поеду, — между тем продолжал Макс. — А ты отдыхай. В понедельник выйдешь? Или ещё на больничном?
— Выйду, — я кивнула и грозно сдвинула брови. — Но нервы мне не трепать! Кто будет трепать мне нервы — получит по голове кружкой. Ибо здоровье дороже!
— Согласен.
Вот вроде же извинился. Тогда почему так плохо?
Он ведь и не собирался предлагать Свете дальнейшее продолжение отношений. Какой из него муж? Да и… чужой ребёнок. Ребёнок другого мужчины. Как это вообще можно пережить?
А жаль.
От этой мысли Макс застыл в дверях собственной машины. Выдохнул, сел всё-таки, достал сигареты и затянулся.
Да, жаль. А почему ему жаль? Что ребёнок чужой? А какой ещё? Другого у него и быть не может, только чужой. Тогда почему?..
Додумать эту мысль Макс не успел. В кармане завибрировал телефон.
Звонила Ксюша, и в сердце у Юрьевского неприятно ёкнуло. Пятница, почти девять вечера… Что-то случилось?..
— Алло, Ксюш?..
— Дядь Макс, — она явно плакала, — я тут… у тебя… а ты где?
— У меня? — он оторопел. — Как это… у меня?
— Тут… возле подъезда… звоню в домофон, а ты не открываешь…
— Ты одна?!
Как Гриша её отпустил одну?!
— Одна… Дядь Макс, мне поговорить надо… очень…
— Так, — он лихорадочно пытался сообразить, — стой там, никуда не уходи. Ни с кем не заговаривай, если какие-нибудь люди начнут приставать, кричи громко «Пожар!»
— Да я знаю, — племяшка всхлипнула. — Я большая уже, дядь Макс…
— Большая она… — пробурчал он, заводя машину. — Я приеду сейчас, минут через сорок. И не плачь! Простудишься.
— Хорошо, — Ксюша шмыгнула носом и отключилась.
Он убьёт Карину и Гришу. Задушит. Зарежет. Девчонке одиннадцать лет, а она слоняется по городу одна! Да чудо, что она вообще до него доехала!
Юрьевский похолодел и прибавил газу. Не волнуйся, малыш, сейчас дядя Макс приедет и всем покажет…
По пути Макс пытался дозвониться до Гриши, но не смог. Карина тоже не отвечала. Сволочи.
А Ксюшка мерзла там, у подъезда, и Юрьевский сразу, как выскочил из машины и увидел племяшку, прижал её к себе, начал растирать спину.
— Дядь Макс, — всхлипнула Ксюша. Нос у неё был красный. То ли замёрз, то ли много плакала.
— Всё-всё, я тут. Пойдём скорее домой, в тепло. Выпьешь чаю, согреешься.
Она вся дрожала и поминутно шмыгала носом. Бедный ребёнок. Что же случилось?
Он узнал об этом минут через двадцать, когда Ксюша отогрелась, выпила полкружки чаю, съела несколько печенюшек и почти перестала плакать.
— Мама с папой, — заговорила она медленно, рассматривая жидкость в собственной чашке, — они сегодня ссорились… Они последнее время часто ссорятся, дядь Макс, но сегодня особенно громко как-то было… Мама сказала, что ей надоело и она уходит… Я не поняла, куда…
«Мужика себе нашла, значит, — подумал Макс и мысленно скривился. — Интересно, где… Хотя, нет — не интересно».
— А потом она закричала, что я — твоя дочь. Не… папина, а твоя…
Вот же стерва. Нет, он её точно прибьёт. С особой жестокостью.
— Это… правда?
— Ксюш, — Макс взял её маленькие ручки в свои и чуть сжал ладони, — твоя мама, ты же знаешь, часто говорит глупости. И это тоже глупость. У тебя есть папа. И он — не я.
Племяшка закусила губу, глядя на него с отчаянием.
— Она сказала, что была беременна от тебя… и соврала вам обоим… — прошептала Ксюша еле слышно, всхлипнула и вновь заплакала.
Макс встал со стула, подхватил девочку на руки и понёс в комнату. Там сел на диван и усадил племянницу к себе на колени. Ксюша всё плакала, уткнувшись ему в рубашку, и Макс обнял её, погладил по волосам.
На ощупь они были точно такими же, как у его мамы. Один в один.
— Помнишь «Маленького принца», котёнок? Мы в ответе за тех, кого приручили. И ты в ответе за своего папу. А он — за тебя.
Она затихла, прислушиваясь.
— Не нужно плакать. Иногда люди говорят не только глупые, но и злые слова. И таким словам не следует верить. Они никогда не бывают правдивыми.
— Никогда? — прошептала Ксюша, поднимая голову.
— Нет, — ответил Макс твёрдо. — Никогда.
Он уложил племяшку спать у себя и вновь попытался дозвониться Грише. Карине больше не пытался — понял, что бесполезно.
— Алло, — ответил брат совершенно пьяным голосом, когда время уже подваливало к двенадцати.
— Ты где?
— Д-д-дома, — икнул Гриша.
— Угу. А до этого где был?
— Пил. В б-баре. Карина… ушла.
— Да и х** с ней, — рявкнул Юрьевский. — Дочь твоя где?!
Брат задумался. И думал он долго. А потом брякнул:
— Д-д-дома.
— Неужели?! А ты проверь! А потом перезвони.
Макс бросил трубку и закурил. Небось, спать завалится, даже не перезвонит…
Но он ошибся. Через десять минут Гриша перезвонил и завопил ему прямо в ухо:
— А где Ксюша?!
— Не ори, б***. А то я тоже начну. У меня твоя дочь. Завтра привезу к десяти. Дома будь. Понял?
— Да. А…
— Всё остальное завтра. Иди, проспись. Если застану бухим — начищу тебе **альник так, что ты потом век в зеркало смотреться не будешь. Понял?
Брат что-то невнятно булькнул, и Макс, приняв это за согласие, отключился.
Что же за день-то сегодня такой…
Утром следующего дня Ксюша молчала и много думала. О чём, Макс решил не спрашивать. Захочет — сама расскажет. Он верил в то, что племяшка всё поняла правильно. И даже если не сейчас, то со временем она осознает — неважно, от кого была беременна Карина. Настоящий папа — тот, кто вырастил…
От этой мысли Макса что-то кольнуло в сердце, но думать было некогда.
— Поехали? — спросил он у Ксюши, и племяшка кивнула.
— Поехали…
В пути девочка почти всё время молчала, и Макс её не тревожил. Только ближе к концу вдруг поинтересовалась:
— Дядь Макс… а ты хотел бы, чтобы я была твоей дочкой?
— Конечно, — он улыбнулся и подмигнул ей, сведя всё в шутку. — Кто же от такой замечательной дочки откажется?
Ксюша вновь задумалась.
— Знаешь… а я бы тоже хотела, чтобы ты был моим папой.
— Ксюш…
— Да я в другом смысле. Просто ты был бы хорошим папой. И всё.
— Ладно, — фыркнул Макс. — Я учту.
— А ты женись, — посоветовала ему племяшка. — Женись и роди мне братика или сестричку. А может, и того, и другого…
Юрьевский не стал отвечать. Вырастет — всё поймёт сама. А пока… пусть мечтает.
Брату он всё же вмазал. Разумеется, когда Ксюша не видела, и не сильно, чтобы она потом не пугалась расквашенного носа. Вмазал и объяснил, что бухать надо, когда ты чётко знаешь, где и с кем твоя дочь.
— А она, может, и не моя, — усмехнулся Гриша, и Макс вмазал ему ещё раз, но уже сильнее. И опять объяснил. Что Ксюша считает его папой, и если он вздумает её переубеждать, то Макс его уроет.