Страница 25 из 27
– Если мы еще не передумали хватать того ребенка, – отметил Вихтих. – Нам уже давно не подворачивалось такой возможности, как эта; подобная работенка может принести нам неплохую выручку. После этого я, наверное, отойду от дел и снова стану поэтом. – Он наморщил лоб, будто погрузившись в глубокие раздумья. – Я был в Траурихе самым знаменитым поэтом, но потом мне все наскучило, и я уехал. Меня всегда тянуло вернуться.
– Ты это говоришь каждый раз, когда для нас находится работа, – проворчала Штелен. – Но ни одного твоего стихотворения я не слыхала.
– Клептик из Мюлль Лох, знавал я такую, страшась и желая огромного…
– Мне припоминается, что в Траурихе ты был скорее алкоголиком и частенько думал о том, чтобы покончить с собой, – прервал его Бедект. Он также припомнил, что жена выставила Вихтиха из дома как раз перед тем, как Бедект с ним познакомился.
– Вот так в мире относятся к поэтам, – согласился Вихтих. – Когда я был поэтом, чувствительной душой, люди относились ко мне неласково и причиняли мне не меньше боли, чем теперь, когда я лучший в мире фехтовальщик.
Штелен шумно харкнула и плюнула в лошадь Вихтиха, которая с укоризной посмотрела на нее. Узкое лицо Штелен исказилось в злобной усмешке, и Бедект видел, что она с трудом пытается подобрать слова.
– Ты сердишься на меня за то, что я с тобой не был ласков, – поддел ее Вихтих, в самоуверенной улыбке показав идеальные зубы, – или за то, что не написал для тебя стихов?
В лучах солнца у Штелен в руке сверкнул один из ее метательных ножей; он был начищен до блеска. О своем оружии она заботилась со всей любовью, не то что о самой себе. Бедект даже не разглядел, откуда она вытащила клинок.
– Сейчас я тебя приласкаю, – пригрозила она. Прищурившись, она рассматривала Вихтиха, будто решая, куда лучше нанести удар ножом.
Бедекту был знаком этот взгляд. Еще мгновение, и Штелен выпустит Вихтиху потроха. Фехтовальщик, как всегда, ничего не замечал.
– Прошу вас, прекратите, у меня от вас голова болит. Штелен, убери нож. Вихтих, закрой свой поганый рот, пока она не вспорола тебе брюхо.
Вихтих церемонно поклонился.
Штелен подозрительно зыркнула на него, но нож убрала.
Бедект не забыл о своих опасениях насовсем, а просто отложил их на время, пока ситуация не прояснится. Он тихонько фыркнул. Лауниш глубоко вздохнул и только потом двинулся в сторону Зельб-стхаса. Черт возьми, даже его конь умнее этих двух идиотов, которые только и делают, что бредят.
Какой бы опасной ни была эта работенка, у Бедекта нет возможности просто развернуться и уйти. Вихтих-то может шутить насчет того, чтобы бросить эту жизнь, полную насилия и мелких краж, ведь он еще молод. А Бедект начал чувствовать груз возраста уже больше десятка лет назад. И сейчас ему нужно было это совершить. Провернуть одно последнее дельце, чтобы не ходить с пустыми карманами и чтобы больше ни о чем не заботиться. Завести домик в тихом городишке, где можно будет выбирать, с какой именно из непритязательных шлюшек развлечься на сей раз. Он бросит этих невменяемых типов и уедет от них как можно дальше и как можно скорее. Возможно, надежнее всего их прикончить, хотя бы для того, чтобы они не стали его разыскивать, когда спустят на ветер свои доли добычи. Конечно, если он все же планирует их убить, то лучше сделать это поскорее, тогда ему достанется их доля. Бедект откашлялся и сплюнул комок мокроты на дорогу. Разноцветный, и вкраплений красного слишком много.
«Убить своих компаньонов. Да, над этим стоит поразмыслить», – решил он.
Двое стражей Готлоса, получавших за свой труд жалкие гроши, наблюдали, как трое всадников проехали по мосту через Флюссранд и поскакали по дороге среди заросших пышной зеленью холмов Зельб-стхаса.
Старший стражник хмыкнул.
– Что-то нехорошее они затеяли.
– Кто? – спросил младший стражник.
– Молодец, быстро схватываешь.
Они двигались несколько часов по земле теократического города-государства Зельбстхас, и Вихтих и Штелен снова пререкались как дети.
«Красота, – подумал Бедект, – надоедает».
Он бросил свои попытки любоваться окружающим пейзажем. Все равно под постоянную перебранку его спутников и стук в его собственной голове из этого ничего не получалось.
Когда все трое въехали на холм, Штелен хмыкнула и осадила коня.
– Впереди какие-то люди. Движутся в нашу сторону.
Бедект попытался их разглядеть, но ничего не увидел, – из глаз у него лилось не меньше, чем из носа.
– Насколько далеко от нас?
– Еще порядком, – ответила Штелен.
– Сколько их?
Она некоторое время сидела молча, склонив голову в сторону, и, сощурившись, смотрела на горизонт.
– Много. Пятьдесят или шестьдесят, пожалуй. Все пешие. Кажется, они что-то несут. Похоже на большую платформу.
– Они нас заметили?
– Сомневаюсь.
– Что ж, подъедем к ним поближе, чтобы поприветствовать? – шутливо сказал Вихтих. – Да посмотрим, нет ли у них чего-нибудь ценного.
– Нет. Давайте-ка сойдем с дороги и спрячемся среди деревьев. И разглядим их получше, когда они поедут мимо нас. Если они покажутся легкой добычей, можем остановить нескольких отставших от остальных. – Он уже сам видел толпу, но пока как размытое пятно вдали. – Но у меня плохое предчувствие.
Вихтих фыркнул.
– У тебя всегда плохое предчувствие.
Штелен хмыкнула в знак согласия и на какой-то момент вместе с Вихтихом изобразила сцену типа «закатим же глаза, покажем, как достало нас ворчание этого старикашки». Уже не в первый раз Бедект отметил, что эти двое прекращают пререкаться между собой, только когда объединяются против него.
Бедект почти свалился с Лауниша и отвел вороного в заросли деревьев. Вихтих и Штелен последовали его примеру. Оставив лошадок на таком расстоянии, чтобы с дороги их было не услышать и не увидеть, все трое крадучись вернулись к тракту, подождать и посмотреть, что будет. Они присели на корточки и стали всматриваться вперед сквозь густую листву. По виду Вихтиха и Штелен можно было сказать, что им в этой позе совершенно комфортно, а вот колени Бедекта время от времени издавали скрипучие стоны, и он понимал, что, когда он встанет, они будут громко хрустеть и ему придется несколько минут походить туда-сюда, чтобы расслабить затекшие мышцы.
И уже скоро Бедект увидел именно то, чего надеялся не видеть. Толпа из примерно пятидесяти изможденных людей болезненного вида несла массивный паланкин, аляповато украшенный в вопиюще дурном вкусе. Большой шатер на паланкине был неровно покрыт толстым слоем золотой краски. Отовсюду свисали обветшавшие полотна красного шелка и выцветшие ленты из ткани, которая когда-то была золотой. Очевидно, отощавшей толпа с трудом тащила носилки, но двигались они при этом плавно. Мало у кого из идущих было оружие, да и то немногое казалось ржавым и практически непригодным.
– Да, черт возьми, – прошептал Вихтих. – Их много, но, кажется, никто из них не опасен. Давайте посмотрим, что для нас найдется у засранца-богатея, который едет в этой забавной штуке. – Он начал было подниматься, но резко остановился, потому что Бедект схватил его запястье с силой, которая, пожалуй, способна полностью перекрыть кровообращение в конечности.
– Сидеть, – прошипел Бедект. – Не смей подниматься и заткнись.
Вихтих открыл рот, чтобы возразить, и Бедект увидел, что Штелен готова встать на сторону фехтовальщика. «Идиоты».
Бедект, все еще держа Вихтиха за запястье одной рукой, жестом другой указал на толпу изможденных людей.
– Посмотри как следует. Эти люди… не по своей воле идут за паланкином. Они не слуги и даже не рабы в обычном смысле слова. – Он посмотрел Вихтиху прямо в серые глаза. – Тебе хочется нравиться людям, и еще, пожалуй, чтобы они тебя боялись. А человеку в паланкине поклонение нужнее, чем для нас воздух. Невозможно оставить его желание без внимания. Если ты уйдешь туда, мы тебя больше не увидим.