Страница 8 из 10
В воздухе раздавался благостных звон колоколов. Ноги сами вынесли Владимира к возвышающейся посреди посёлка церкви. Он видел, как туда направлялся местный люд на богослужение. «Кажется, сегодня какой-то православный праздник, – мелькнуло в голове. – Зайду-ка тоже в храм».
Внутри церкви начиналась литургия, связанная с Яблоневым Спасом. Народу собралось столько, что Павшук едва протиснулся от дверей вперёд.
**
Священник с амвона произносил страстную проповедь. Это был крупный, высокого роста, мужчина с пышной седой шевелюрой благообразного вида. Как ни странно, его усы и борода ещё сохраняли естественный каштановый цвет. От внешности настоятеля храма веяло нереальной, прямо-таки подавляющей энергетикой. Его чёрные, обрамлённые густыми бровями, глаза блестели. И ещё в священнике чувствовалась некая военная выправка.
– Братья и сёстры! – начал он. – Сегодня мы празднуем Яблочный Спас. Он приурочен к Преображению Господню. Люди и раньше верили, что живительная сила райских плодов наливает тело силой и любовью. Но наша церковь наполнила обычаи предков новым смыслом, придав им небывалую духовную мощь. За сорок дней до распятия Иисус Христос и его ученики поднялись на гору Фавор. Там Спаситель явился последователям в сиянии небесного света. И ученикам открылась его божественная сущность. Но Иисус запретил им рассказывать об увиденном, а, спустившись с горы, повелел людям собирать яблоки, чтобы Бог-Отец мог освятить их. Так и вы можете освятить в нашей церкви плоды, чтобы после из них готовить всякие постные блюда. Раздавайте яблоки друзьям и родственникам, относите на кладбище, ешьте сами. Ибо по поверью от съеденного яблока вы получите здоровье, отведёте от себя горести и несчастья. Яблочный Спас – второй, но самый главный из трёх Спасов. Отмечайте же его с радостью!
Прихожане умилительно вздыхали, слушая речь священника:
– Хорош, хорош наш батюшка Серапион. Такого во всём районе не сыскать! А ведь сколько пострадал, когда в Чечне воевал…
«Насчёт яблок, приносящих любовь, пожалуй, не соглашусь, – сострил про себя Павшук. – Здесь лучше благодарить хитрого змия, который преподнёс перволюдям сладостный презент. Забавно, однако: запретный плод – а его славят!».
**
Однако священник на том не закончил. Его голос в воодушевлении поднимался к полусферам церковных куполов, в нём послышались грозные нотки:
– Вы знаете, что в наши дни многие впали в адские соблазны. Князь тьмы завладел миром! Он заполонил головы людей, взял в плен тело благодаря сатанинским порождениям – телевизору, интернету, газетам и журналам. Даже в самом изобретении Сатаны – телевизоре – вещают: он – всюду! Мало того, слуги Нечистого подсовывает эту мерзость под видом блага о нас, и многие уже впали в прелесть. Но не ст`оит бояться! Скоро, уже совсем скоро сойдёт с небес Христос, и будет всех судить! Никто не уйдёт от его всепроникающего ока и праведной десницы! Бедным воздастся по их заслугам и страданиям, а вот богатые не все сумеют войти в райские врата лаже через игольное ушко! Если они к тому поре вообще не исчезнут в гиене огненной».
От столь грозной инвективы батюшки Павшук чуть не проглотил язык. Зато паства одобрительно кивала головами. «Видимо, у них считается это нормой», – иронично резюмировал журналист. Правда, тут же вспомнил, как однажды пришлось писать рекламную статью для одного олигарха, и тот буквально вымотал у него нервы неожиданными капризами, а позже ещё тянул резину с оплатой. Владимир подумал: «В общем-то, они правы. В своё время хотелось собственными руками задушить того ублюдка. Хотя в городе подобных речей уже не услышишь – там святые отцы весьма озабочены привлечением, так сказать, инвестиций в клерикальные фирмы под названием «храмы божьи». Не зря феномены веры и чистогана ныне напрямую связаны. Или точнее так: вера в одно – в деньги. А вот здесь иная жизнь со своими нравами, и священник, соответственно, подстраивается под них. Да, неведомы твои пути, Господи…».
Гл. 12. Странные прихожане
Павшук уже, было, развернулся уходить, как заметил группу прихожан, которые держались как бы особняком от остальных. Они носили бороды лопатой, кое-кто – с усами, одинаково одеты в чёрные или серые брюки и белые косоворотки, без сомнения, старого покроя. Несколько разновозрастных женщин с белыми платками на голове и в каких-то чёрных, серых платьях или юбках. Никаких цветных рисунков или цветочков, как полагается, для женского пола. Но более всего, Павшука поразил воистину нервно-горящий взор этих верующих: «Настоящие фанатики! Неужто те самые кулугуры, о которых говорила старушка в автобусе? Таких не всегда найдёшь и в Волженске».
**
Среди группы внимание Владимира привлекла троица, стоящая в средине. Мужчина среднего роста с широкой седой бородой и носом-картошкой, статная, седовласая женщина в годах и грудастая симпатичная девушка. Все трое держались несколько отстранённо.
У голубоглазой, очень юной девушки на голове была скручена толстая белая коса. Округлое лицо, пухлые губки, чуть вздёрнутый носик. Во всех движениях и манерах блондинки непонятным образом смешались грусть, некое отчаяние и всё тот же фанатизм верующей.
Второй женщине было около сорока пяти лет. Её тёмные волосы уже покрывал густой иней седины. Прямоугольное лицо чётко разделялось ровным носиком с хорощо очерченными губами. Из-под сорочки с разрезом на груди виднелась крупная золотая цепь с не менее крупным крестом. Почему-то женщина сразу вызвала в Павшуке чувство неприязни: «Натуральная мегера, даже не смотря на то, есть в её лице привлекательные черты. Высокомерия в ней хватает». От неё, действительно, так и веяло чувством превосходства над окружающими. А те так и заискивали перед троицей – пропускали вперёд, уступая место, следили за каждым их жестом.
Наблюдение за странными прихожанами укрепило журналиста во мнении: «Те самые… сектанты. Но кто эти трое среди них? Кто эта грустная блондинка?» Владимир не хотел признаться в тот момент, что последняя заинтриговало его больше всего.
Единой семьёй троица никак не была: девушка нисколько не походила лицом ни на женщину, ни на мужчину. И это ставило в тупик. С другой стороны, между ними явно присутствовала незримая для постороннего связь. Как, впрочем, и между остальными членами группы. Он заметил, что прочие прихожане смотрят на отдельно стоящих людей в косоворотках не слишком одобрительно, сторонятся, однако ничего не говорят. Затем Павшук заметил двух старушек, которые тоже враждебно смотрели на ту группу и о чём-то шептались. В одной из них журналист признал знакомую Настасью Петровну. Обе были почти одинаково одеты: в длинных белых шалях на голове и серых кофточках, различались лишь длинными юбками – Настасья Петровна в тёмно-синей, её подруга – коричневой.
Каким-то интуитивным чутьём Павшук перевёл снова взгляд на неведомых ему верующих. Ему показалось или всё-таки на него смотрела беловолосая девушка? Правда, сейчас она как-то с излишним напрягом смотрит, вроде, на амвон.
Но вот осторожный взгляд блондинки скользнул по верху толпы, потом к окну рядом с Владимиром… И вдруг их глаза на миг встретились, и тут же она устремила свой взор снова на амвон. Однако этого мимолётного соприкосновения взглядов было достаточно, чтобы Павшук кое-что уловил. «Некоторые познания в психологии меня не обманывают, – с удовлетворением резюмировал он. – Я девушке любопытен… Хотя сколько в её глазах невыразимой тоски и даже боли! Словно у птицы, заточённой в клетку».
**
Тем временем священник уже начал церемонию, обходя с кадилом присутствующих. Все склоняли головы и усиленно крестились. Подошёл черёд и группы странных прихожан. Они все повалились в пол, отвешивая поклоны перед настоятелем храма. Остались стоять лишь мужчина с седой бородой, та статная женщина в годах и голубоглазая девушка. Хотя и они истово молились и клали поклоны перед батюшкой.
Наконец, литургия закончилось, люди начали покидать церковь. У всех на лицах отражалось состояние, будто они только что прикоснулись не иначе как к святой плащанице.