Страница 13 из 14
Теперь вспомните о Рождестве десятилетней давности. Сможете ли вы вспомнить, горели ли гирлянды в вашем доме или на улице в названный вам день? Представьте себе, что вас официально допрашивали в связи с этим двадцать три раза в течение двенадцати лет, а следователи приходили к вам домой пятьдесят раз, как они приходили к Гаучи. За эти годы ваша уверенность возрастет или уменьшится?
Через одиннадцать лет после первого допроса в полиции Гаучи спросили, видит ли он того покупателя в зале суда. Гаучи указал на Меграхи и сказал: «Вот этот человек. Он очень напоминает того покупателя».
Элизабет Лофтус указывает на ряд факторов, которые могли повлиять на эти показания свидетеля.
Во-первых, прошло больше двух лет между приобретением одежды и первой «идентификацией» (кавычки Лофтус) Меграхи. Схожесть могла стать «доказательством» виновности. Гаучи видел множество фотографий Меграхи, включая ту, что показал ему брат, видел постеры «Разыскивается живым или мертвым», а также спичечные этикетки из Ливии и соседних с нею стран. Меграхи был в списке десяти самых разыскиваемых преступников, составленном ФБР в 1995 году.
Представьте себе, что вы – доброволец, невинный человек, давший согласие сфотографироваться для серии фотографий. Вы, естественно, надеетесь, что свидетель не укажет на вас, как на преступника. Потом вы участвуете на личном опознании, сидя в ряду нескольких человек, среди которых тот же свидетель должен указать на предполагаемого преступника. Свидетель видел и вашу фотографию. Свидетель опознает в вас преступника. Если свидетель до этого видел вашу фотографию, то вероятность ошибочного опознания возрастает на 20 процентов, и на еще больше процентов, если фотографий было мало, или, если в ряду людей нет настоящего преступника. В 2004 году было проведено исследование, показавшее, что в 80 процентах случаев судьи принимали за истинные показания такие индуцированные предварительным просмотром фотографий пристрастные ошибочные опознания.
Теперь вы никогда не согласитесь добровольно участвовать в таких съемках.
На сегодняшний день в США были оправданы 342 человека в ходе тестирования ДНК в рамках проекта «Невиновен». В число этих людей вошли двадцать человек, находившихся в камере смертников. В 75 процентах случаев эти невинно осужденные пали жертвами опознания со стороны свидетелей или потерпевших. Наибольшее число ошибок происходят в тех случаях, когда представитель какой-то расы пытается опознать незнакомого человека другой расы (в сравнении с опознанием незнакомого представителя своей расы). Велика вероятность опознания невинного подозреваемого как преступника, если он был одет так же, как увиденный свидетелем преступник.
Предпринимаются попытки обойти недостатки нынешней практики – используют двойной слепой метод при опознании в ряду других людей, стандартизация инструкций для свидетелей, видеозапись процесса опознания, экспертная оценка показаний или надежности свидетеля.
Но, поскольку память хрупка и уязвима, постольку таким же оказывается и судебный процесс. Если возможно физическое загрязнение места преступления, то возможно и загрязнение, и искажение воспоминаний свидетелей.
Но вернемся в Локерби.
Мохаммед Абу Тальб был членом Народного Фронта освобождения Палестины, радикальной палестинской группировки. Следователи очень быстро обнаружили, что он дважды был на Мальте – в октябре и ноябре 1988 года. Купленные на Мальте предметы одежды были обнаружены в его квартире. Несмотря на то, что Абу Тальб был подозреваемым с самого начала, время и сроки его перемещений не совпадали со свидетельскими показаниями Гаучи. Следователи полагали, что владелец магазина сможет уловить его египетский акцент. Однако, в конечном счете, Абу Тальб выступал свидетелем обвинения на процессе Меграхи. Он и другие члены Народного Фронта Освобождения Палестины были увязаны следователями с событиями в Локерби, и Меграхи готовил их к совершению следующего теракта.
В 1989 году Абу Тальб был приговорен к пожизненному сроку в Швеции за взрывы бомб в Копенгагене и Амстердаме. После освобождения он продолжает отрицать какую-либо причастность к взрыву над Локерби, утверждая, что работал бэбиситтером в тот день, когда взорвался самолет.
Меграхи был 31 января 2001 года приговорен к пожизненному заключению. Первая апелляция оказалась безуспешной. В 2007 независимая Комиссия по пересмотру уголовных дел Шотландии пришла к заключению, что приговор мог быть неправосудным, и дала право на апелляцию. Меграхи не стал подавать апелляцию, чтобы не затягивать свое освобождение по гуманитарным соображениям в 2009 году. Он умер в Триполи от рака предстательной железы в возрасте 60 лет 20 мая 2012 года.
Осуждение его остается спорным не только из-за путаных показаний Гаучи, но и вследствие возможной неверной оценки вещественных доказательств, из-за клубка политических интересов и дискредитированных свидетельств. В октябре 2009 года были обнародованы документы, согласно которым Тони Гаучи и его брат Пол получили от американского министерства юстиции вознаграждение в три миллиона долларов.
Оглядываясь назад, я думаю, что роль памяти мальтийского торговца в судебном процессе была не меньшей, чем роль Меграхи. Юстиция может торжествовать или терпеть фиаско в зависимости от такой ненадежной вещи, как наша память.
Во время обыска в квартире Абу Тальба следователи обнаружили на кухонном столе календарь. Дата 21 декабря 1988 года, день взрыва в небе над Локерби, была обведена кружком.
Этот круг должен был о чем-то напомнить Абу Тальбу. Чтобы лучше запомнить.
Как вы думаете, кто вы?
Воспоминания отражают историю личности, это повествования, которые мы вплетаем в ткань нашей внутренней автобиографии. Это не совершенные копии; истории приспосабливаются к нашим ценностям и надеждам. В большинстве случаев нашу память никто не проверяет и не контролирует. Выслушивая чей-нибудь рассказ, вы обычно не бежите тут же проверять достоверность сообщенных вам фактов. В нашем сознании, если мы не стремимся намеренно обмануть, эти воспоминания соответствуют тому, что мы чувствовали и переживали, хотя на пути стоят фильтры, которые мы устанавливаем по собственному выбору. В нашей истории есть фрагменты из самых разных источников – понемногу отовсюду. Наружу выдается это отредактированное фото, которое становится новым оригиналом. Поставьте «лайк». Субъективно – это не обман, для нас это – истинная правда в последней инстанции. Итак, кем мы являемся после того, как истории отредактированы, просеяны и отфильтрованы – грозит ли это разрушением идентичности нашей личности? Существует нарративный взгляд на идентичность, согласно которому мы – до некоторой, конечно, степени – являемся нашими историями. Как говорит психолог Дэн МакАдамс: «Люди творят в своей жизни единство и цель, придают смысл психосоциальной нише, в которой живут с помощью таких историй, даже если для этого им приходится опираться не на одну, а на множество историй».
У нас есть устойчивая концепция самих себя, которую мы можем выразить вовне.
Собственные истории наполнены амбициями, ждущими своего воплощения, задачами, которые надо решить, прошлым и будущим, которыми надо овладеть. Между прошлым и будущим вплетены связи, соединяющие нашу самость с другими людьми.
Я очень неохотно принимаю эту нарративную теорию во всей ее полноте. Не все мои пациенты могут так поведать мне свои истории. Этих пациентов следует исключить из нарративной концепции. Воплощение Аниты, например, выходит далеко за пределы точности или достоверности данной истории. Правда, изложение истории может помочь нам связно и полно построить собственную личность и понять ее, но, несмотря на это, странно думать, будто мы должны для этого рассказывать какие-то истории. Нарратив может быть просто транспортным средством, которое позволяет нам, худо-бедно, добраться туда, куда мы хотим доехать. И очень просто представить себе, что отнюдь не все склонны часто напоминать или рассказывать себе какие-то истории о самих себе.