Камила

– Ого, не слишком ли много на сегодня у нас посетителей, Максуд-ака. Вы еще не устали от разговоров? Не переутомились?

– Нет-нет, что вы, Аббосбек? О чем вы говорите? Ведь я этих гостей ждал всю жизнь. Хотите, познакомлю вас с ними? Вот это – моя дочь Камила. Рядом с ней – ее тетя…

Аббос изумленно бросил взгляд на Камилу, изучая девушку с ног до головы. И спросил в недоумении:

– Вы сказали "дочь"?

Камила смутилась, оказавшись под взглядами двух мужчин, и не могла отвести свой взгляд от пола.

– Нам пора возвращаться в кишлак, Максуджон,– сказала Айбарчин-апа, стремясь нарушить неприлично затянувшуюся паузу.

Глава 3

Когда Айбарчин-апа с Камилой добрались из больницы до старого автовокзала, в городе уже вечерело. Войдя в салон автобуса, женщины сели на свободные задние сиденья. Камила вновь погрузилась в море раздумий. Поэтому даже не заметила, как автобус тронулся с места. Она сидела у бокового стекла и смотрела куда-то в даль. Автобус незаметно покидал город, а перед пассажирами появлялись очертания величавых гор…

"Ах, если бы была жива моя мама. Может быть, счастье моё было бы полноценным. Ужас! Я никогда не видела свою мать!.. Видела ее лишь на фотографии. А изображение – есть изображение. Ведь, глядя на снимок, невозможно услышать её голос, понаблюдать за движениями, походкой. О, мать моя, оставшаяся только на снимках, бедная мать…"

***

Аббос сидел в ординаторской, заполняя историю болезни Максуда. Почему-то перед его глазами все ещё сохранялся образ той деревенской девушки, с которой он только что познакомился. Лицо Камилы словно запечатлелось в памяти молодого человека. Куда бы ни смотрел Аббос, везде вырисовывался образ той симпатичной девушки…

***

Автобус увозил пассажиров в сторону кишлака. Камила чем-то была опечалена. Она хоть знает что такое радость? Почему бы и нет? Ведь она так обрадовалась, когда нашла отца. Но благоразумная, рассудительная Камила не привыкла кричать о своем счастье на весь белый свет. Она предпочитает радоваться тайком, скрытно, поодаль от людских взоров, в уединении:

"Он мой папа! Да-да, мой родной отец! Но смогу ли я его когда-нибудь назвать папой? Ах, как это слово звучит так красиво: "папа"! Неужели этого незнакомого мужчину мне рано или поздно придется назвать отцом! Не могу представить, что когда-нибудь нам придется сидеть за одним дастарханом и вести непринужденную беседу. Некоторые мои подружки при виде своих пап нежатся, капризничают, иногда злятся. Я бы, наверное, никогда не посмела бы баловаться, не говоря уже о гневе. К тому же у него кроме меня есть другие дети, один слаще другого, особенно та маленькая, которая мило лепечет. Куда мне до них? К тому же жена – Дильфуза, оказалась очень злой женщиной. Я все еще не могу забыть тот скандал, который устроила она у нас. Ее упреки, не имеющие никаких оснований, тяжело ранили мою душу. Днем и ночью молю Аллаха, чтобы подобное в моей жизни больше никогда не повторялось…".

***

Сиявуш учился в Ташкенте на дипломата. За хорошие знания английского языка он заслужил права продолжить учебу в Вашингтонском университете. В столичном городе была у него девушка по имени Лола. Она из Самарканда. Ее направили в Лондон. Молодые пока что переписываются. Разумеется, на английском. Буквально до недавнего времени у наших соотечественников была возможность обучаться в престижных вузах Москвы, Ленинграда… Нынче же наших земляков можно встретить во всех уголках земного шара: в США, Германии, Великобритании, во Франции…

Аббос, например, прошел годичную стажировку в Штатах. Сейчас готовится к защите докторской диссертации по операции на сердце. Он – единственный сын в семье. Закир-ака обеих своих дочерей выдал замуж. Одна живет в Париже. Вторая преподает на медфаке Ошского университета. В городе все завидуют их семье. Мать его детей – директор школы. Очень деликатная, интеллигентная, ответственная женщина. Воспитала своих детей честными, порядочными людьми. И их зятья тоже из благородных семей…

Глава 4

Мардон-ака в этом году заметно постарел. Слава Богу, в прошлом году дед благополучно совершил хадж в Мекку. И Васила-апа вернулась из священной Медины со спокойной душой. Теперь ее с уважением называют "ходжи-ая". Разве не об этом мечтала она всю жизнь? Вот, наконец, мечта ее сбылась. Теперь оставшуюся жизнь они с мужем посвятят богослужению, совершению намаза.

– Мать, скажи своим невесткам, пусть они выложат немного из котла в тарелку – поеду, навещу сына. Вот уже который день мы с ним не виделись, – сказал Мардон-ака, позвав Василу-апу.

– Хорошо, отец, еще есть немного времени до пешина – полуденного намаза. Сейчас же позову шофера. Пусть он вас отвезет… Вернувшись, сходите в мечеть…

***

Максуд лежал в палате, задумавшись. Он всячески пытался как-то представить жизнь дочери, которой исполнилось восемнадцать лет. Ему было обидно до слез за судьбу своего ребенка, который столько лет жил в нищете, ограничивая себя во всем, хотя у ее отца, живущего неподалеку, было все, что душе угодно… Почему он чуть раньше не отыскал ее? Упустил столько времени зря… Подобные мысли и днем и ночью не давали покоя Максуду…

В это время в палату внезапно вошли его тесть и теща. После долгих взаимных приветствий, вопросов о здоровье, житье-бытье первой заговорила теща:

– Ну, как ваше здоровье, дорогой зять?! Злые языки болтают, что у вас чуть не разорвалось сердце от деяний, совершенных в молодости? – съязвила она. От колючих слов матери жены, у Максуда чуть вновь не схватило сердце.

– Что будете делать дальше? – продолжала она. – После стольких лет обмана. Не подобающим образом обошлись с нами, обманув меня, своего тестя и нашу дочь! – сказала Зулейха-апа, нахмурив от злости нарисованные брови.

Хотя эту женщину средних лет нельзя было назвать молодой, все же она, несмотря на свои годы, все еще любила прихорашиваться, делать макияж и одеваться, как молодые. Словом, она из тех, кто упорно скрывает свой настоящий возраст. Ее муж Шарабетдин – здоровенный молчаливый человек. Его можно назвать рабом Зулейхи-апы. Потому что он всю жизнь находился в подчинении своей жены. Желание супруги для него было законом.

Когда Максуд сидел, слушая ехидные, саркастические насмешки своей тещи, в палате появился Мардон-ака со свертками в руках. Он тепло поздоровался со сватами. И, присев на диван, раскрыл ладони для благословения.

– Как поживаете, родные живы – здоровы? А дети? В полном здравии? – обратился Мардон-ака к своему свату.

– Благодарим, – ответил Шарабетдин, приложив руку к сердцу. – Как вы себя чувствуете? Дочери, сыновья, внуки, внучки… Как они поживают. Как сватья?

А Зулейха-апа сидела, не обращая внимания на мужчин, и мысленно подыскивала обидные слова для своего зятя. Ее нахмурившиеся брови, тугие словно тетива, были готовы вот-вот "оборваться" и обрушить новые потоки упреков на Максуда.

– Поздравляем с новой внучкой, – выговорила Зулейха-апа, потеряв, наконец, контроль над собой.

Мардон-ака растерялся от слов сватьи, покраснел от стыда, и, не зная, что и ответить, старик, шатаясь, встал с места…

***

– Дильфузахон, на днях выпишут вашего мужа. Давайте не ворошить прошлое. Говорят же: "Кто старое помянет, тому глаз долой". Будьте с ним повежливее. Не осуждайте его. Богом вас прошу. Все равно мы с вами ничего не изменим. От судьбы не уйдешь. Но мы с вашим свекром действительно не знали, что у Максуда есть взрослая дочь. Честное слово…

Дильфуза слушала свекровь со слезами.

– Вы меня поняли, доченька? Возьмите себя в руки, ладно? К счастью своих детей ваш муж выздоровел. Теперь не стоит мучить ни себя, ни его. Пусть все будет так, как Бог нам велит…

***

– Сынок, как дальше жить собираешься, – спросил у Максуда Мардон-ака, когда сваты вышли из палаты. – Какие у тебя планы на будущее? Ведь теперь у тебя есть совершеннолетняя дочь. Почему ты тогда промолчал, не промолвил ни слова об этом? Если бы мы знали правду тогда, может быть, ты был бы счастлив с любимой! Ты уж нас прости, сынок. Тогда мы не прислушались к зову твоего сердца. Лишь теперь понимаем, что сделали тебя несчастным… А хотели наоборот… Извини нас за все. За то, что так вышло…