Страница 4 из 14
В Великобритании большая часть моргов выглядит сходным образом, особенно если они были построены в одно время. Такие местные морги, как наш, были построены в пятидесятые и шестидесятые годы. Снаружи они выглядели очень скромно и непритязательно – угловатые небольшие здания из красного кирпича. Но это были отнюдь не первые морги. Согласно статье Пэм Фишер, озаглавленной «Дома мертвых: строительство моргов в Лондоне в 1843–1889 годах» (захватывающее, на мой взгляд, чтение), потребность в местах хранения трупов недавно умерших возникла к середине девятнадцатого века. В то время население Лондона начало стремительно расти, и многие семьи ютились в одной комнате, поэтому когда член семьи умирал, его разлагающееся тело оставалось в жилом помещении до самого погребения. Тело было больше негде держать. Иногда время пребывания покойника в доме затягивалось на недели, особенно если бедная семья не могла сразу наскрести деньги на похороны. Все были, не без оснований, убеждены, что такие мертвецы заражают живых. Согласно газетам того времени, образованные люди считали, что в Лондоне мертвые убивают живых, и, в конце концов, были созданы учреждения – «дома немедленного приема мертвых для уважительного и добросовестного хранения». Учреждения эти были названы мертвецкими или домами мертвых (скудельными домами).
Когда я открыла дверь нашего «скудельного дома», я с удивлением обнаружила, что на крыльце стоял вовсе не доктор Джеймсон, который еще не вышел из своего «вольво», а молодой полицейский офицер, который, как мне показалось, был удивлен не меньше, чем я. Полицейский был слегка бледен. Глаза его расширились от удивления, когда он посмотрел на меня.
– Слушаю вас, – сказала я, слегка растягивая слова и вскинув брови. Для меня в удивлении этого молодого человека не было ничего неожиданного. Мне уже говорили, что люди, впервые пришедшие в морг, ожидают увидеть равнодушную физиономию грубого санитара, и теряются, увидев вместо этого стереотипного образа хорошенькую хрупкую блондинку. Вероятно, мой вид и сбил с толка молодого полицейского. Правда, я не могла понять, почему он такой бледный. Мне вдруг пришло в голову, что, может быть, у меня к лицу прилип кусочек жира или пятно крови. Я непроизвольно начала тереть щеку.
Офицер, наконец, обрел дар речи.
– Это морг?
Я тяжело вздохнула.
– Нет, это прозекторская, – поправила я его, не сумев скрыть раздражение.
Дело в том, что он наступил на нашу любимую мозоль. Исторически сложилось так, что наши учреждения в Англии назывались «мортуариями» – домами мертвых. Этот термин употребляется начиная с 1865 года. «Морг», с другой стороны, происходит от французского слова morgue, означающего «торжественно созерцать». Название возникло в конце девятнадцатого века в Париже, когда умерших выставляли для всеобщего обозрения в парижском морге, расположенном в соборе Парижской Богоматери, и местные зеваки, как я полагаю, «торжественно созерцали» мертвецов. Правда, на самом деле, цель была иная. В морге выставляли тела, выловленные в Сене или найденные на улице, и эти трупы могли опознать пришедшие к собору родственники и знакомые. Однако этот «аттракцион» привлекал множество и праздных зевак, и, в конце концов, в 1907 году он был закрыт. Это зрелище привлекало в день до сорока тысяч посетителей. Для сравнения надо сказать, что «Лондонское око» (подобное предприятие в Англии) привлекало в день «всего» пятнадцать тысяч человек. Конечно, в наше время термины «мортуарий» и «морг» являются синонимами, но в Великобритании последний термин не употребляется, хотя он является основным в США.
После этого молодой полицейский рассказал мне, что он сопровождает похоронных агентов, которые привезли из дома умершего. Я, наконец, нашла объяснение бледности молодого человека. Видимо, сцена обнаружения трупа была довольно тягостной.
– Сейчас припаркуется «вольво», и мы подъедем, – сказал офицер, – а пока я просто сообщаю вам о нашем приезде.
Через пять минут после того, как доктор Джеймсон отогнал свою машину в сторону, все мы – врач, Джейсон, я, полицейский и агенты похоронных бюро – стояли в приемной и смотрели на мешок нового будущего «обитателя» нашего холодильника. Это было совершенно обычное дело: соседи стали жаловаться на отвратительный запах и на мух, слетевшихся в квартиру их соседа. Полицейские взломали дверь и увидели ужасную картину. Видимо, человек был затворником, очень долго пролежал в квартире после смерти и успел основательно разложиться. Агенты бюро громко жаловались на свою судьбу, а один из них был особенно красноречив.
– Как будто было мало того, что он огромный и зеленый, – ворчал агент, – так он еще оказался неряхой и барахольщиком. Мы долго не могли к нему подобраться, потому что вся квартира по самый потолок завалена всяким хламом. Я чуть в обморок не упал. Такой сукин сын!
Услышав это, Джейсон обернулся ко мне и расхохотался. Я надеялась, что до приезда врача он забудет о моем утреннем ляпсусе, но я жестоко ошиблась.
– Док, вы не поверите, что Карла ляпнула сегодня утром, – усмехнувшись, сказал Джейсон доктору Джеймсону, как раз в тот момент, когда мешок с телом лопнул и на покрытый линолеумом пол вытекла струя темно-коричневой жидкости.
Я закрыла лицо руками. Этот день будет труднее, чем я думала.
Глава 1
Информация: «СМИ портят все, к чему прикасаются»
Мы живем в обществе, где средства массовой информации продуцируют фиктивную реальность. В своих сочинениях я спрашиваю: «Что же на самом деле реально?»
Никогда в жизни не видела я прежде так близко муляж трупа. Я видела тысячи настоящих покойников самых разных видов и размеров, со всем букетом их запахов и окрасок. В отличие от большинства населения, я была абсолютно незнакома с муляжами – искусственными мертвецами.
Искусственное мертвое тело, лежавшее передо мной, было весьма приятным, хотя и было выполнено чрезвычайно реалистично. Это был труп стройной молодой женщины с кожей цвета слоновой кости и тонкой талией, которой я невольно позавидовала – приблизительно так же, как маленькие девочки завидуют округлостям кукол Барби. Длинные спутанные каштановые волосы, окутывавшие голову на прозекторском столе, напоминали грязный нимб. Кожа на груди была вскрыта обычным Y-образным разрезом, а кожа откинута на груди в виде двух, вымазанных кровью, желто-розовых лепестков. В глубине разреза была видна жемчужная белизна грудины. Это муляж, изготовленный на той стадии вскрытия, на которой я, помнится, передала Джейсону нож для продолжения работы. В результате я узнаю в ней молодую женщину и могу идентифицировать себя с ней. Спутанные волосы немедленно напоминают мне о том, как я каждый день борюсь со своими непослушными волосами, когда сушу их феном. Я смотрю на изящные пальчики, лежащие на металлической поверхности стола. Они настолько реальны, что я радуюсь, что на них нет лака, что еще больше усилило бы иллюзию. Женщина настолько реальна, что я ожидаю уловить запах крови, духов и пота. Естественно, никаких запахов я не ощущаю.
– Ну и что вы думаете? – спрашивает меня Джон, ассистент режиссера.
– Она прекрасна, – с искренним восхищением отвечаю я. – Если бы все наши покойники были такими!
Я нахожусь в маленькой, промерзшей насквозь киностудии в Восточном Лондоне. Меня пригласили сюда, потому что в картине, которую сейчас снимают на студии, есть сцена вскрытия, и режиссер хочет, чтобы все – каждый инструмент, каждое движение, каждая фраза – было таким, как при реальном вскрытии.
Я должна помочь им в этом: при том, что это бутафорская прозекторская – я видела немного таких – они все сделали на удивление хорошо. Есть, правда, и странная погрешность. Вместо медицинских ножниц, которыми рассекают ребра, чтобы вскрыть грудную клетку, я вижу резак для болтов, купленный в магазине слесарных инструментов. Этот резак очень похож на прозекторские ножницы, и мне подумалось, что такая замена вполне допустима. Вместо трупного шовного материала, похожего на толстую бечевку, которой перевязывают бандероли на почте, я вижу тонкую зеленую шерстяную нитку, которая легко разрежет нежную кожу трупа. Такая нитка не годится для зашивания разрезов. На магнитной полке для инструментов я увидела также нож для торта. Думаю, что этому не могло быть никаких оправданий…