Страница 11 из 14
При такой тщательной подготовке вскрытие и исследование трупа протекает гладко и по всем правилам.
Один из моих коллег постоянно повторял одну и ту же мантру: «Хорошая подготовка исключает плохую работу». Это правило касается всего – от приготовления любимого блюда для кавалера до вскрытия трупа. То же касается подготовки к работе в выбранной профессии. Большинство людей, работающих по призванию, не случайно попадают в свою профессию, как, например, я не случайно попала в патологическую анатомию. Я готовила себя к этой карьере с раннего детства.
После нескольких лет строгого обучения в религиозной школе я получила сертификат о среднем образовании и поступила в колледж. В колледже я выбрала биологию и психологию, и, кроме того, подрабатывала, чтобы иметь свободу, деньги и возможность почувствовать себя взрослой. После окончания колледжа я получила первую ученую степень по биологии и химии, то есть в течение года добилась первого уровня знаний по биологии, химии, физике и математике. После этого ничто не мешало мне получить степень в судебной медицине и молекулярной биологии. В ходе подготовки к ее получению я не только детально изучила строение и функцию человеческого организма, но и овладела методиками научных исследований. Модули, которые я изучала, включали токсикологию, микробиологию, клеточную биологию и судебную антропологию – методы исследования костных и тканевых остатков.
Учеба в университете доставляла мне подлинное наслаждение, и, кроме того, я продвигалась к поставленной цели, набирая при этом практический опыт. Мне хотелось чего-то большего, чем слушание лекций. Я понимала, что чтение книг по судебной медицине и аутопсиям – это одно, а просмотр фильмов с комментариями опытных патологоанатомов и антропологов – совсем другое. Мне, однако, хотелось знать, как я поведу себя при непосредственном контакте с самым сложным трупом. Мне нужен был полноценный чувственный опыт. Если я смогу работать с самыми трудными случаями, то, значит, смогу работать с чем угодно. Рассматривание картинок и фотографий – это совсем не то же самое, что восприятие трупного запаха и хруста личинок червей под ногами.
Судьба приготовила мне подарок – я познакомилась с выдающимся патологоанатомом доктором Колином Джеймсоном, который вечерами читал лекции, рассказывая о результатах работы по вскрытию массовых захоронений в Сребренице. После лекции я стала задавать ему вопросы – конечно, я стеснялась, но что мне было терять? Он оказался очень доступным человеком, и я узнала, что он работал в нескольких моргах, один из которых находился недалеко от места моей учебы. Джеймсон предложил мне приходить туда, чтобы подкреплять теорию практикой, и так я оказалась на ступенях муниципального морга. Я попросила разрешения бывать там один раз в неделю и работать на волонтерских основаниях. Мне казалось, что у меня нет шансов, но то ли из-за того, что тогда было мало людей, изъявлявших готовность работать в морге, то ли доктор Джеймсон замолвил за меня словечко, но заведующий моргом Эндрю сказал «да». Меня обули в ботинки с окантованными сталью мысками, и я вступила в мир прозекторской, не зная, чего мне от него ждать. Несмотря на всю мою теоретическую подготовку, я знала о работе морга не больше, чем знают далекие от медицины люди по «сенсационным» телевизионным репортажам «из морга». Увижу ли я органы, заспиртованные в огромных бутылях, расставленных на полках? Увижу ли я каменные столы, похожие на каменные глыбы и странные электрические аппараты, которые показывают в триллерах? Но я не увидела ничего подобного – в морге оказалось светло и чисто.
Несмотря на то, что недавняя реформа моргов означала их полную модернизацию, в этом морге сохранился один атавизм, соответствовавший стереотипу внушающего страх санитара морга: то были старший техник и единственный штатный работник, типичный стареющий стиляга по прозвищу Элфи, очень своеобразный тип, осколок тех времен, когда в моргах и во всем, что было связано со смертью, работали исключительно мужчины. Это был жилистый мужчина с длинными седыми волосами, собранными в конский хвост. Элфи носил очки, бывшие в моде в шестидесятые годы, причем относился к этому без малейшей иронии. Он был родом из Лондона и говорил, как Майкл Кэйн, несколько утрируя лондонский акцент.
Морг был реформирован, потому что местный совет тоже подвергся перестройке; морги вывели из-под юрисдикции Департамента здравоохранения, где они числились по тому же отделу, что и службы дератизации и дезинфекции, и передали службам, отвечавшим за кладбища и крематории. Этот отдел возглавлял человек по фамилии Арнольд. Первое решение, принятое Арнольдом после посещения морга, касалось ликвидации всего старого, включая и увольнение всего прежнего персонала. Первым уволили сотрудника и коллегу Элфи Киса, а затем, вскоре после этого, и самого Элфи. И я могла это понять, наслушавшись в морге рассказов об Элфи и Кисе, и об их проделках и чудачествах…
Поскольку раньше морги работали под эгидой службы общественного здравоохранения, один из работников использовал свое сомнительное удостоверение личности для того, чтобы бесплатно питаться в ресторанах, утверждая, что является инспектором по проверке работы учреждений общественного питания. Он ежедневно приводил на работу свою собаку, которая невозбранно бродила по всему моргу, переходя из кабинета в «грязную» зону, и обратно. Потом, вместе с собакой, этот человек спокойно возвращался домой. Был там и еще один деятель, по прозвищу Самурай. Эти люди ели и курили в прозекторской и работали в домашней одежде, поверх которой надевали лишь фартук. Они не носили форму, сменные халаты – ничего. Все это было кошмаром с точки зрения здоровья, безопасности и этики.
Меня пригласили на собеседование, и я поговорила с Эндрю, молодым, но серьезным человеком, напомнившим мне Бикера из «Улицы Сезам» – его очками, соломенными светлыми волосами и белой рубашкой, похожей на медицинский халат. Эндрю был преисполнен решимости сотворить новую эру патологической анатомии, и я не могла упрекнуть его за это. Работа моргов была кардинально пересмотрена в конце девяностых и в начале нулевых, и это было естественной составной частью прогрессивных реформ, проводимых под эгидой модернизации научной работы. Лидерство в этой модернизации захватило молодое, прогрессивное поколение, которое хотело работать в моргах на современной научной основе и подвергнуть персонал отбору, критериям которого прежние сотрудники моргов просто не в состоянии были соответствовать.
Я приходила в морг каждый четверг (единственный день, свободный от занятий в университете) и, пока Эндрю сидел в кабинете, рассылал электронные письма, работал с документами и заказывал новое оборудование, я вместе с Элфи шла в прозекторскую. Я наблюдала, как он извлекает из холодильников трупы, а также познакомилась с несколькими патологоанатомами, которые приезжали на вскрытия и рассказывали мне о результатах своего исследования, которые я аккуратно заносила в блокнот. Этот блокнот был полон волновавших меня тогда сведений:
22 февраля: инфаркт миокарда, самая частая причина смерти в Западном мире; 29 февраля: эмболия тромбом, поразившая икроножную мышцу. Я наблюдала, как доктор Дж. вскрывает голень!
Я тщательно наблюдала за тем, как патологоанатомы рассекают ткани, наблюдала, как Элфи складывает внутренние органы в пластиковые мешки и укладывает их в тело, а затем помещает тела в холодильник, место их временного упокоения. Потом я помогала Элфи убираться в прозекторской после вскрытия. Работала я молча. Мне не хотелось общаться с Элфи. Он все время с упоением рассказывал о старых обычаях и методах работы, а я была заинтересована в обновлении, как и большинство молодых техников, хотевших изменить старые подходы к патологоанатомическим вскрытиям. Помню, как он рассказывал мне о своем знакомстве с лондонскими гангстерами, о том, как однажды они сбросили труп своей жертвы с моста в Темзу.