Greensleeves

- И что ты намерен сделать с этим существом, когда узнаешь?

- Убью. Как и положено.

Ангел сначала неуверенно хмыкнул, будто переваривал слова демона, а потом звонко расхохотался. Себастьяна передёрнуло от этого смеха, и захотелось даже сомкнуть руки на шее крылатого духа, но знал ведь, что не поможет.

- Тогда я умываю руки. Но это будет означать твою несостоятельность как контрактёра. Для меня не составит проблемы разорвать наш договор, но подумай, чего ты лишишься.

- Стой. - Голос Себастьяна прозвучал в приказном тоне, поэтому ангел подумал, прежде чем остановиться и повернуться к нему, одарив победоносной улыбкой. – Мы не разрываем договор. Наследник будет уничтожен. Но позже.

Исмаил сделал вид, что согласился, и исчез из поля зрения Михаэлиса, взмахнув невидимыми крыльями. Демону уже давно приходила в голову мысль, что и ангелы могут быть невероятно хитры. И скоро его подельник докажет, что его сомнения не были беспочвенны.

1536 год начался для Себастьяна и Анны с дурных предзнаменований: во второй половине января скончалась Екатерина Арагонская, бывшая, - и как считали некоторые, всё ещё законная, - жена Генриха. И хотя сама королева восприняла эту новость с улыбкой счастья на губах, Михаэлис не считал, что это повод для радости, несмотря даже на то, что смерть испанки делала Анну поистине законной женой короля. Всё дело в том, что Себастьян как демон был суеверен и видел в этом событии плохой знак. По крайней мере, фальшивое спокойствие Исмаила и его внезапное исчезновение на несколько месяцев с придворной сцены давали повод так думать.

А для Анны смерть предшественницы на троне была поводом для роскошного бала. Она уже оповестила всех фрейлин и музыкантов своей свиты, чтобы те подготавливали праздник, когда узнала, что Генрих собирается на охоту в Вулфхолл*. Счастливая, она выбежала во двор, где Генрих уже взбирался на своего коня.

- Ваше Величество! – Анна нарочно обратилась к нему официально, чтобы тот даже не подумал прикинуться, будто не слышал её. Генрих обернулся, но с коня не слез. – Куда же Вы спешите, позвольте узнать?

- На охоту, - кратко ответил король.

- Надеюсь, Вы вернётесь в скором времени? Я буду ждать Вас на балу.

- На каком ещё балу? – не понял Генрих и заинтересованно взглянул на жену. Та победоносно улыбнулась.

- Екатерина умерла. Разве Вы не слышали?

- Слышал. Разве смерть – повод для радости?

Лицо Анны мгновенно посерело. Такой реакции она явно не ожидала.

- Но, дорогой, - пыталась оправдаться Анна, - вспомни, сколько горя она нам причинила.

- В прошлом году, Анна, ты сказала, что ты не настолько бессердечна, чтобы радоваться чужой смерти. Оказывается, ты ошибалась. Береги себя.

Пришпорив коня, Генрих скрылся из виду вместе со своей свитой, взбивавшей ослепительно белый снег в бурую грязь копытами своих лошадей. Анна почувствовала, что у неё нет сил даже руку поднять. Слова Генриха словно вбили в её голову молотком – настолько больно они отразились в её метавшейся душе. И ведь в самом деле, ещё год назад она бы не стала желать смерти своей сопернице, несмотря даже на лютую ненависть к ней. Что же в ней изменилось за это время?

Королева отогнала от себя чёрные мысли. Ей нельзя было волноваться и думать о плохом. Королевство замерло в ожидании рождения здорового наследника – уже более полугода Анна носила дитя без видимых проблем со здоровьем, и живот её стремительно рос. В церквях участились молитвы, взывавшие к Богу о благополучном разрешении правительницы от бремени, и непременно – ребёнком мужского пола. Но у Небес были другие планы на это дитя, которое едва ли имело право жить.

Поход короля в охотничьи угодья Вулфхолла оказался весьма неудачным: стремя оторвалось, и Генрих на полном скаку вывалился из седла и получил серьёзную рану лодыжки. Увидев бездыханного короля, свита сперва подумала, что его Величество отправился к праотцам, и приготовилась причитать и возносить молитвы к Богу о принятии грешной души государя, но тот слабо зашевелил губами, прося о помощи лекаря, и его сознание снова провалилось в тьму.

Челядь, не особо отличавшаяся сообразительностью, поспешила оповестить Анну о том, что жизни короля угрожает опасность, и в любой момент королевство может оказаться без правителя. Эта новость стала ударом для Анны. Она рухнула без сознания, а когда очнулась, поняла, что дитя пытается вырваться наружу.

Исмаил не прогадал, когда оставил заботу об этом ребёнке на себя. И пусть он всего лишь перерезал стремя в нужный момент, остальные события последовали, как по цепочке, и организм Анны сам принял нужное решение – отторгнуть нечистый плод.

Через несколько часов королева разродилась. На свет в самом деле появился мальчик, но ребёнок был мёртв, и это была меньшая из проблем Анны. На хрупкое тельце нельзя было смотреть без содрогания и ужаса. Повитуха, как только взяла дитя в руки, перекрестилась. На окровавленном лбу у него были небольшие наросты, по одному с каждой стороны, до боли похожие на рога. Кости позвоночника словно выросли наружу, над кожей, и от каждого плеча шли странного вида несформированные хрящи, напоминавшие искорёженные крылья как у летучей мыши. На лицо несчастного малыша и вовсе взглянуть было нельзя. Повитуха быстро завернула дитя в простынь, даже не показав королеве, которая со слезами на глазах умоляла отдать тело ей.

Всё происходило так стремительно, что Себастьян только успевал следить за событиями. Он носился как ветер из покоев короля в опочивальню Анны. Сложив все кусочки мозаики, он понял, как всё плохо и кто за этим стоит. Сначала у него возникла шальная мысль вызвать ангела и вытрясти его дух, но вскоре разум возобладал над эмоциями, и он пришёл к выводу, что Исмаил всего лишь приблизил неизбежное. А если всю эту боль Анне придётся пережить, то лучше раньше, чем позже.

Единственное, о чём жалел Михаэлис, это дитя. И вовсе не потому, что в нём проснулись отцовские чувства, и он хотел бы создать что-то вроде семьи и зажить счастливо. Нет, все эти романтичные истории не про него. Им двигало только любопытство. Здоровое любопытство узнать, каким бы родился этот ребёнок, если бы ему позволили жить, и кем бы он стал для этого мира: его погибелью или всего лишь предвестником глобальных несчастий. Но этого он уже никогда не узнает.

Генрих очнулся в своих покоях к вечеру того же дня. Нога полыхала от адской боли, и король даже не стеснялся показывать всем своим видом, как ему было непереносимо плохо, хотя и обязан был служить примером стойкости и мужества. В покоях на момент его пробуждения находились лекари, а рядом с постелью – не жена, не королева, и не одна из фавориток, а канцлер и госсекретарь Томас Кромвель, что как минимум удивило и без того ошеломлённого короля.

- Ваше Величество, - учтиво начал Кромвель, сложив руки на груди. – Я здесь, чтобы сообщить Вам скорбные вести.

- Я умру? – слабым голосом спросил король.

- Нет, лекари потрудились на славу. Рана очень тяжёлая, но Вы будете здравствовать. Дело не в Вас. Позвольте мне пригласить сюда повитуху.

- Что? – удивлению короля не было предела. – Мне-то зачем повитуха?

- Вы позволите? – всё ещё вежливо, но уже более настойчиво попросил канцлер. Не зная, что и думать, Генрих кивнул.

В покои вошла старая женщина в тёмной одежде, сжимающая белый свёрток в руках. На внешней стороне ткани были видны ярко-красные свежие пятна. Генрих почувствовал, как внутри него сердце ухнуло куда-то вниз, а пальцы ног беспомощно задрожали.

- Ваше Величество, её Величество нынче днём разрешилась от бремени раньше срока, но дитя появилось на свет мёртвым. Однако не это самое страшное. Позвольте Вам показать.

Не в силах что-либо сказать, Генрих снова только кивнул. Старуха подошла к королю и развернула верхнюю часть лёгкой хлопковой ткани, открывая взору государя неприятное зрелище.

Генрих не поверил своим глазам. Ему казалось, что это всё либо страшный сон, либо шутка, но проснуться он никак не мог, а Кромвель не был похож на шута, и его уверенная поза с аристократичной осанкой, так не свойственной ему, говорила о том, что развлекаться столь низким образом он не намерен и настроен весьма серьёзно. Генрих бы скорее поверил, что это пошутила Анна, выдавая детёныша неизвестного ему уродливого зверя за наследника, что она просто воспользовалась его положением, но это было бы жестоко даже для неё, ведь она наверняка могла предположить, чем для неё могут закончиться подобные забавы. А скорбные лица окружающих явно намекали королю, что его не разыгрывают. Да и как ему могла прийти в голову мысль о том, что кто-то так пошутил? Никому в здравом уме не пришла бы в голову такая идея.