Greensleeves

Михаэлис вздохнул – похоже, о молодости Анны тоже придется позаботиться.

В покои кто-то вошел, не стучась, – значит, это была Анна. Себастьян обернулся, чтобы поприветствовать госпожу, та прошелестела пышным платьем от двери до своей постели и будто замертво рухнула на нее.

- Себастьян, я так устала, - тихо простонала она, рукой закрывая глаза от дневного света, лившегося из окна.

- Что случилось, миледи? – вкрадчиво поинтересовался мужчина, все еще стоя у окна. Анна промолчала, видимо, собираясь с мыслями. Затем она медленно поднялась и села на постели, вглядываясь в глубины комнаты, в темноту, куда не доходил солнечный свет.

- Уолси начал вести дело о разводе, по приказу короля. Он уже ищет причины, по которым их брак может быть расторгнут и признан недействительным. Но что-то мне подсказывает, что кардинал в этом не заинтересован, и он постепенно убедит короля в абсурдности идеи. Тогда я останусь у разбитого корыта. Несостоявшаяся любовница, которая не получила ничего.

Анна уронила голову себе на руки и прикрыла пальцами глаза. Даже на темноту смотреть было больно.

- Себастьян, можно ли доверять этому Уолси? Что если он настроит короля против меня? А вдруг меня потом казнят за это? О Господи… - застонала Болейн, даже зажмурив глаза от страха.

Михаэлис издал тихий смешок и подошел к постели.

- Не сомневайтесь, миледи. Вам не о чем беспокоиться, я обо всем позабочусь. И о короле, и о Уолси, и даже о Риме.

Анна сложила руки на груди и повернулась к слуге, вопросительно глядя на него. Тот поднял брови в удивлении.

- О, миледи, неужели Вы думаете, что такие дела не выйдут за пределы Англии? Королевский развод – дело, касающееся всех, в особенности Папы Римского. Именно он будет решать, давать добро на развод или нет. Именно он, там, в Ватикане, а не Уолси и не в Лондоне.

Анна совсем поникла. Она, конечно, знала, что все это слишком серьезно, что спокойствия ей теперь не видать, но она вовсе не собиралась идти против высших религиозных инстанций. Хотя если смотреть на вещи трезво, то она уже пошла против, в ночь, когда призвала к себе демона.

Себастьян ласково улыбнулся – совсем необычно для него, хранящего ежесекундно на своем лице нагло-хитрое выражение, будто он что-то замышляет. Но сейчас он смотрел на нее так, словно хотел убедить в своей заботливости. Смотрел так, что у Анны дрожь прошла по всему телу. Она отвернулась, чтобы не оказаться пленницей этого сверхъестественного взгляда.

- Я слышал, что Ваш дядя, герцог Норфолк, был недоволен тем, что король не объявил сына Марии наследником престола, - как бы между прочим осторожно заметил Михаэлис. Девушка резко повернулась и устремила на слугу пылающий взор.

- Недоволен? Могу поспорить, что он просто вышел из себя. Однако, поделом ему. Он не присутствовал при сцене истерики, которую закатил мне король. Он не видел, как тот с ума сходил от того, что у него родился незаконный сын. Надо бы объяснить дядюшке, что Генриху вовсе не бастарды нужны.

Анна сказала это так, словно ожидала, что объяснением истины Томасу Говарду займется сам Себастьян, однако это было совсем не в его компетенции, вести подобные беседы со столь высокопоставленной в человеческом мире персоной. Михаэлис не шевельнулся. Как демон он мог его припугнуть, но в этом сейчас не было необходимости, а выслушивать разъяснения слуги Норфолк бы не стал, а только плюнул бы ему в лицо.

- Себастьян, - полушепотом позвала Анна, - обними меня.

Михаэлис сначала оторопел и нахмурился. Женщины-контрактеры всегда вели себя необычно, менее рационально и логично по сравнению с мужчинами, давали выход своим эмоциям. Но Себастьян не привык, чтобы эти эмоции были направлены на него. Несмотря на совершенный грех, ни одна из женщин не решалась сблизиться с ним, будучи в ясном уме и понимая, с кем имеют дело. Да и не в его интересе это было – привязываться к тем, чью душу он позже поглотит. Однако Анна выглядела настолько несчастной сейчас, что не выполнить эту простую просьбу он не смог. Он обошел постель и, встав прямо напротив Болейн, положил руки ей на плечи.

- Слушайтесь меня, миледи, и у нас все получится.

С этого момента стены дворца короля Генриха VIII начали сотрясать чудовищные слухи о том, что его Величество якобы собирается покинуть королеву. И слухи эти постепенно начали оправдывать себя: сначала Уолси никому не говорил, чем же он занимается, однако чем дольше он был вовлечен в это дело, тем больше доносчиков, свидетелей и просто помощников ему было необходимо иметь. Злая весть дошла наконец и до Екатерины, но добрая женщина восприняла это как временное помутнение рассудка короля, и не стала обращать внимания на то, что шептали фрейлины об этом за ее спиной. Тяжело было только смотреть на Анну – блистающую Анну, с очаровательной улыбкой и заразительным смехом, у которой уже поклонников был полон двор, среди которых находился и король. Но мудрая испанка не давала волю чувствам и вела себя как и прежде – с честью и достоинством перенося временные, как ей казалось, невзгоды.

Но беда не уходила. С каждым днем тучи все мрачнели, солнце показывалось сквозь них все реже, все чаще поднимался пронизывающий до костей ветер, обещающий скорую снежную бурю. И она пришла – в покои королевы ворвался Генрих, впервые за долгое время, и объявил ее Величеству, что собирается с ней развестись.

- На каком основании, мой король? – спокойно поинтересовалась Екатерина, не теряя самообладания. Генрих гордо посмотрел на нее, откинув голову чуть назад, - он будто пытался выглядеть в этот момент еще выше, чтобы доказать королеве ее беспомощность в этой ситуации.

- На том, что Ваш брак с моим братом Артуром был консуммирован*, - не моргнув, заявил король. Его обвинение выглядело глупым, учитывая сколько лет королевские супруги провели вместе. Екатерина растерянно огляделась вокруг, словно пытаясь убедиться, что это либо нелепый сон, либо неудачная шутка Генриха.

- Клянусь всей Испанией, Ваше Величество, мой брак с Вашим братом не был консуммирован, и в нашу с Вами первую брачную ночь…

- Довольно, - строго возразил Генрих, сцепив руки в замок позади своей спины. – Я долго скрывал этот факт, из любви к Вам. Я был ослеплен этой любовью, но чем старше я становлюсь, тем трезвее мой разум, и теперь я четко понимаю, что наш брак был ошибкой. Господь не дает нам детей, потому что Вы выходили замуж не девственницей, к тому же Вы были женой моего брата, а это уже само по себе грех.

- Помилуйте, сеньор, - от раздражения и огорчения королева даже перешла на испанское обращение, - где же сказано, что это грех? Папа Римский дал разрешение на наш брак, наш союз благословлен Небесами, к тому же у нас есть чудесная дочь – Мария…

- Ты не способна дать мне сына, Екатерина! – Генрих вышел из себя, и королева предпочла замолчать, чтобы не сердить его еще больше. – Положение династии сейчас очень шаткое, престол может остаться без наследника, я ничего после себя не оставлю! А ты не можешь выполнить единственный долг королевы перед своей страной – родить принца! Зачем мне Мария, когда она просто слабая женщина?!

- При всем моем уважении, Генрих, - осторожно и вкрадчиво начала Екатерина, - но Мария обучена так, если бы она была принцем, и она делает потрясающие успехи в учебе. Так что если Богу будет угодно, то в один прекрасный день она лично возглавит Англию.

- Не неси чепуху! – закричал Генрих, вскидывая вверх руки. Одумавшись, он подошел к королеве чуть ближе, ткнул пальцем прямо у нее перед носом и прошипел: - Королевский брак без сына – брак без детей. А брак без детей – это проклятый брак. Проклятая бездетная королевская чета у престола – вот что Богу точно не угодно. И на меня, как на короля, снизойдет благодать, только если ты сложишь корону.

Развернувшись, король покинул опочивальню ее Величества, не забыв при этом демонстративно хлопнуть дверьми, чтобы яростный стук дерева донесся до ушей королевы, как еще одно напоминание о том, как она сейчас неугодна своему мужу. Екатерина зажала рот ладонью, чтобы не заплакать.