Добро пожаловать в Aurum

Его тренер по танцам твердил ему, что он — лучший, на что Тимур всегда отвечал, что его друг лучше. Просто потому, что друг не был хуже. А потом этого друга отобрали на соревнования, где он взял драгоценное первое место, за что заслужил уважение и почёт во всей школе и внимание многих, достойных и не очень, девушек. Именно переключение внимания слабого пола с него на другого парня било особенно больно — Тимур очень любил по-настоящему красивых девушек. Что ж, он был бы готов отдать и это и просто порадоваться за друга, но тот даже спасибо не сказал. Более того, постепенно их общение сошло на нет.

С тех пор Тимур терпеть не мог кому-то уступать и хватался за любую возможность доказать всем, чего он стоит. То, что Глеб, или кто бы там ни был, не подал его заявку на одиночное выступление, ударило так же сильно, как и предательство друга и тренера тогда. Это было как измена. Тебе говорят, что любят, а делают нечто противоположное этому. Тимура это бесило. Он хотел показать, чего стоит. Получить наконец долгожданную награду, которая предназначалась только для него. Которая ясно и понятно говорила: Тимур Сурхаев — превосходный танцор. Возможно, один из лучших. Или лучший. Это же было так просто, но тот, кто мог ему это подарить, просто не стал этого делать.

Самое обидное, что Тимур даже и не подумал, что Глеб с Мариной не станут подавать заявку в этой категории от их клуба. Он был просто уверен. Но больше, чем уверенность, ему, оказывается, требовалось словесное подтверждение с их стороны. Но уже было поздно.

Тимур пнул мелкий камешек, спокойно лежавший у его ботинок, и тот с глухим, но ритмичным стуком покатился дальше по парку. Наблюдая за его траекторией, Тимур не заметил, кто к нему подошёл, но почувствовал, как что-то загородило ему палящее зимнее солнце.

Подняв голову, он увидел Тимофея, протягивающего ему бутылку пива.

— Что это за дурацкий жест нежности? — спросил его Тимур, всем видом показывая, что принимать дар он не собирался. Тимофей пожал плечами.

— Знаешь, бывает такое, когда просто тупо устаёшь. Совсем недавно я бы ни за что первый к тебе не подошёл, более того, с радостью бы тебе лицо кулаками разрисовал. Но сейчас… Да плевать. Если считаешь меня молокососом — твоё дело. Только клуб на тебя надеется, и его ты подвести не можешь.

Тимур подумал немного и взял бутылку. Видно, что напиток был куплен только что — по стеклу лениво стекали капельки воды, обволакивая кожу пальцев. Летом это было бы приятно, но зимой это чувство притягивало желание закутаться в одеяло с головой.

— Не люблю эту марку, — сказал он и поставил бутылку рядом на скамейку, на которой сидел. Тимофей не пошевелился.

— На репетицию хоть придёшь? — По сути, это было всё, что волновало его на самом деле. Он старался воспитать в себе сдержанность, но вот изменить своё мнение о человеке не входило в его планы. Тимур — это Тимур. Его не изменить.

— Слушай, — начал Тимур, глядя куда-то вдаль, — не надо пытаться быть моим другом.

— Мне и дела до тебя нет, — честно признался Тимофей. — Меня волнует только клуб.

Тимур хмыкнул.

— Я бы сказал, что ты на меня похож. Да тебе, наверное, уже много раз это говорили. Вот только это так кажется с первого взгляда. На самом деле это мне плевать на всех, а тебе нет. Я самоуверенная звезда, а ты — купающийся во внезапно свалившейся славе талантливый засранец. Не становись таким как я.

— Вау… — Тимофей даже лишился дара речи. Он не знал, что ответить на это. С одной стороны, это не был какой-то новый, не известный ему ранее Тимур — злоба и самовлюблённость были на месте. Но с другой стороны, он просто позволил посмотреть на себя с другого угла. Мол, если ты думаешь, что я кретин, то ты прав, и я знаю, что это плохо, но мне нравится.

— Честность с собой, — Тимофей пытался правильно подобрать слова, — это редкое качество. Не думал, что обнаружу его у тебя.

Тимур вздохнул и, взяв всё-таки бутылку, встал со скамейки. Собираясь уходить, он бросил Тиму из-за плеча:

— Пока тебе везёт, но тебе было бы неплохо обнаружить в себе самом умение к быстрому реагированию. А то скоро растеряешь всё, что так легко падает тебе в руки. Одно уже упало, но ты выбросил, потому что тупил и не знал, что с этим делать.

— Ты про что?

Недоумевающий возглас коллеги заставил Тимура задержаться ещё на несколько мгновений.

— Да про официантку-идиотку твою… Ритку. Она ж теперь с Максом.

Тимур любил язвить и говорить вещи, которые могли кого-нибудь рассердить. И Тимофей бы не поверил ему на этот раз, если бы совсем недавно не произошёл случай с Глебом: когда по наитию Тимура он ворвался в VIP-ку, где Рэм делал предложение Багире. Весь персонал гудел об этой неловкой ситуации. Определённо Тимур любил говорить злые вещи, но это был не тот случай. Тимур любил говорить злые вещи, но не лгать.

«Нет… Это она не знала, что делать со мной…» Тим смотрел вслед уходящему коллеге и не различал его силуэта. «Это она не понимала ни моих, ни своих чувств… Она не… Чёрт. Чёрт!»

Уже было поздно. Слишком поздно, чтобы что-то менять. Все признаки указывали на то, что Тимур был прав. Особенно этот билет и объятия в гримёрке. Да и Тим знал, что суперзвезда встречался с Викой. Он знал, что она с Ритой какое-то время не общалась, но вдруг они уже помирились, и та всё рассказала о своей личной жизни, а Вика — Тимуру? Какой-то порочный круг взаимоотношений, из которого его выпинали, но в итоге он оказался самой пострадавшей стороной.

Опять хотелось заорать, разбить что-то, побить кого-нибудь. Но Тим выдохнул с застывшими слезами обиды в уголках глаз, не дав им скатиться. Пусть будет так, как оно есть.

Такое редко случалось, но у Глеба было дурное настроение. Он пытался уговорить себя, что это из-за выходки Тимура, но обманывать самого себя — тщетное занятие. Из головы не лезла сцена из VIP-ки, где Рэм протягивал Багире синюю бархатную коробочку, в которой скрылось переливающееся всеми цветами радуги кольцо. Глеб стоял не очень близко к ним и не особо тогда обратил внимание на украшение, но сейчас, прокручивая воспоминания в голове, подумал, что выглядело оно ужасно вульгарно. «Не для Мариночки», — это клеймо, это штамп негодности. «Не для Мариночки» означало совсем плохо. Ювелир и все остальные, задействованные в появлении этого жуткого кольца не свет, могли с уверенностью идти намыливать верёвку, признавая свою полную профнепригодность.

А самым отвратительным было то, что сейчас Глебу надо было идти к Рэму. Египтянин позвонил ему сам и попросил заехать забрать все документы, необходимые для участия в соревнованиях. Билеты, бронь, расписание, адреса и прочее, что можно было прислать по электронке, но Рэм почему-то настоял, чтобы менеджер явился лично и забрал распечатанную макулатуру. Глеб оттягивал момент поездки как можно дольше, но ещё дальше было просто нельзя — парни вылетали в Москву завтра утром.

«AEgyptica» сияла в ранней зимней полутьме ярким золотистым пятном на Красной улице — самый большой, самый известный клуб города располагался в здании, специально для этого построенном. Египтянин не жалел ни денег, ни ресурсов, и его страсть к собственному делу окупилась превосходной репутацией и впечатляющими доходами. «AEgyptica» не был стрипклубом, но Рэм всегда говорил Багире: если бы он решил перепрофилироваться, то сделал бы это в стиле Aurum’a, не меньше. Aurum все знали как клуб, где эротический танец преподносился как искусство. Некоторые даже утверждали, что употреблять слово «стриптиз» по отношению к Aurum’у было кощунственно. На якобы «стриптиз» ходили посмотреть на Затон* или клуб попроще где-нибудь на Уральской улице**, а к Багире ходили за эстетикой. Рэм признавал себе: он не мог запустить у себя стриптиз, потому что боялся, что не достигнет такого же уровня красоты.

Глеб вошёл в клуб, и его тут же окутала волна жёлтого, по-настоящему североафриканского жара. Яркие золотые огни мелькали по полу, перемешиваясь и создавая гамму оттенков; на пятна этого света было боязно наступать — вдруг это разлитое золото. Приятная арабская музыка дополняла атмосферу.