Страница 1 из 30

Древние палестинские обители и прославившие их святые подвижники

Сладкопевцев П.

П. М. Сладкопевцев

[К читателю]

Известно, что в Палестине, в 18 верстах от Иерусалима к юго-востоку, в Юдоли плача[1], находится православный монастырь – лавра св. Саввы Освященного, существующий со второй половины V столетия христианства. Известно также из сочинений церковных историков, что, кроме лавры Саввы Освященного, было в Палестине множество других обителей, из которых одни возникли в то же время, как основана лавра преподобного Саввы, другие позже, в VI и VII веках, а некоторые – раньше, в первой половине V века и даже в IV веке. Иноческие обители рассеяны были по всей Святой Земле; особенно много находилось их в юго-восточной ее части. Были еще подвижники, которые проводили жизнь не в обителях, но в пустынях, в самом строгом уединении и безмолвии; так сделались славными некоторые пустыни, например пустыня Иорданская, Рува, пустыня у Мертвого моря и др.

Многие из палестинских обителей основаны по особенному откровению Божию, по особенному явлению славы Божией и во время процветания своего видели над собою явные знаки особенного к себе Божия благоволения и Божия о себе промышления. В цветущее время иночества на Святой Земле ее обители оказали много услуг Церкви христианской, принесли много пользы вере Христовой. Наконец, между множеством душ, созревавших в них для небесной жизни и отходивших к Господу, было много дивных мужей и жен, которые необыкновенными подвигами христианского самоотвержения и самоумерщвления достигли ангельской чистоты и бесстрастия и исполнены были всеми дарами благодати. Изумительны их подвиги, высоки добродетели, дивны дары благодати, в них действовавшей, назидательны и душеспасительны их духовные советы и наставления. Давно они переселись на небо, но и доселе не перестают разливать благоухание святыни и производить сладость в душах христиан, благоговейно чтущих их необычайное самоотвержение, их подвиги, молитвы, посты, благодатные дары, возбуждая и усиливая в них благоговение и любовь к Богу, дивному во святых Своих, ощущение сладости благочестивой жизни и стремление к нравственному совершенству. По всему этому палестинские обители приснопамятны в летописях христианской Церкви и для благочестивого христианина, желающего в судьбах минувшего поучаться неисповедимым путям Божиим и примером благочестивой жизни подвижников Христовых и словом назидания их умудряться во спасение, драгоценны сведения об этих обителях и пустынях, мужах и женах, в них подвизавшихся. По неисповедимым путям Всевышнего, верховного правителя мира и распорядителя человеческих судеб, настал час возрождения древних палестинских обителей. Уже восстали из развалин и запустения славные лавры Герасима Иорданского, св. Иоанна Предтечи, Хузивская.

Восстанут, уповаем, из развалин, явятся на Божий свет и другие дорогие православному христианству обители Святой Земли… Ввиду всего этого считаем благопотребным и благовременным труд, посвященный историческим судьбам древних иноческих обителей и пустынь Святой Земли. Таковый труд, во славу Божию, в честь и память палестинских отцов-подвижников, и предлагаем благосклонному вниманию и боголюбию читателей.

П. Сладкопевцев Псков. 5 апреля 1887 г.

Общий очерк подвижничества в Святой земле

В III веке по Р. Х., когда в Египте святые Павел Фивейский и Антоний Великий, ревнуя о высшем нравственном совершенстве, проводили жизнь в строгом уединении, в необычайных трудах христианского самоотвержения и таким образом полагали начало иноческой жизни христианской Церкви, в горах Иудейских подвизался в пещере отшельник, коему выпал великий жребий – положить начало подвижничества в Святой Земле. Это был преподобный Харитон Исповедник. Слух о необыкновенных подвигах и высоких добродетелях отшельника распространился далеко, и скоро собрались около него ревнители благочестия и подражатели равноангельской его жизни, явилась первая, знаменитейшая в Святой Земле лавра – Фаранская. Почти одновременно в окрестностях Газы подвизался другой великий отшельник. Это был Иларион, ученик Антония Великого, подобно своему учителю, также заслуживший название Великого. Скоро и к преподобному Илариону стали являться люди, искавшие убежища от суеты мирской, желавшие высшего нравственного совершенства. Святой подвижник принимал всех, и окрестная пустыня населилась бесчисленным множеством ревнителей благочестия, а около места подвигов великого старца явилась благоустроенная обитель. Когда же имена Харитона Исповедника и Илариона Великого огласили христианский мир и наполнили его славою их необыкновенных подвигов и высоких совершенств, в Палестину устремились с разных сторон люди, жаждавшие спасения души; избирая места, ознаменованные какими-нибудь священными событиями или отличавшиеся пустынным положением, они любили здесь жить и подвизаться о Господе. Стремление христиан в Палестину для иноческих подвигов усилилось особенно в первой половине следующего столетия, когда, как яркое светило, воссиял в ней великий Евфимий и славою своих дивных подвигов и добродетелей озарил христианский мир. И процвело иночество в Палестине, так же как в Египте и других странах.

Сион, Елеонская гора, Вифлеем, горы Иудейские, гора Искушения, Кармил, пустыни Фаранская, Зиф, Иерихонская, долины Иосафатова и Иорданская увидели подвижников Креста Христова и огласились их священными песнопениями и славословиями Богу. В диких пещерах, в непроходимых дебрях и ущельях, которыми наполнены особенно горы Иудейские и гора Искушения, подвизались отшельники, служа Богу день и ночь постом и молитвою, никому не ведомые, беседуя только с единым Господом. Сделались знаменитыми самые пустынные и неизвестные места: Рува, Каламон, Хузива, Пентокль, как места необыкновенных подвигов славных отшельников. Возникли в разных местах благоустроенные лавры и киновии, в которых находилось все необходимое для удовлетворения духовных потребностей избранников подвижничества, которое и по видам, и по совершенству своему явилось и здесь на такой же высокой степени развития, на какой оно стояло в Египте.

Историк церковный Созомен, живший в V веке, повествуя в своей «Церковной истории» о начале и развитии подвижнической жизни в Палестине, говорит: «…подражая примерам египтян, подобным образом начала любомудрствовать и Палестина»[2]. И в другом месте: «…жилищами мужей монашествующих процветала и Палестина, ибо монашество украшалось там частью многими еще из тех, которые перечислены мною при описании царствования Констанциева, частью лицами, под их руководством достигшими высоты добродетелей и для большей славы вступившими в тамошние обители»[3].

Другой церковный историк – Евагрий, схоластик и почетный префект, живший во второй половине VI столетия, так отзывается о палестинских иноках своего и предыдущего времени: «…в монастырях и в так называемых лаврах уставы различны, хотя образ жизни направляется к одной и той же богоугодной цели. В одних отшельники живут сообща, не задерживаясь ничем, тяготеющим к земле, ибо у них нет золота. Но что я говорю о золоте?

У них нет ни собственной одежды, ни собственной пищи, потому что тот плащ или кафтан, в который теперь оделся один, немного спустя надевает другой, так что одежда всех их принадлежит как будто одному и одежда одного – всем. Общий у них и стол, состоящий не из мяс, изящно приправленных, и не из других кушаний, а из одних овощей и зелени, достаточной только для того, чтобы можно было жить. Общие также денно и нощно возносят они к Богу молитвы и так измождают себя, такими смиряют себя трудами, что, кажется, видишь подземных мертвецов, только не в гробах. Часто совершают они и так называемые сверхзаконные подвиги[4], по два и по три дня содержа пост. А есть и пятидневники, и даже постятся долее и едва принимают пищу необходимую. Другие же, шествуя путем, противоположным этому, заключаются в своих хижинах поодиночке, а их хижины имеют такую ширину и высоту, что в них нельзя ни прямо стоять, ни свободно склоняться. Это, по слову апостола, жизнь в вертепах и в пропастях земных (см. Евр. 11: 38). Иные из них изливают свои молитвы пред Богом, обитая вместе со зверями в каких-нибудь незаметных расселинах земли. Придуман ими и еще род жизни, превосходящий силу всякого мужества и терпения. Они проникают в сожигаемую солнцем пустыню и, покрывая одни тайные члены своей природы, как мужчины, так и женщины, прочее тело ужасным морозам и знойному воздуху предают нагим и не обращают внимания ни на жар, ни на холод; совсем отвергают также употребляемую людьми пищу и питаются прямо от земли, срывая прозябение, чтобы только жить, и потому называются пасущимися[5]. По временам они становятся зверовидными, то есть изменяют телесный свой образ, да и образ мыслей получают несвойственный людям. Прохожие, увидав их, убегают; а когда кто погонится за ними, они, пользуясь либо быстротою ног, либо недоступным местом земли, тотчас скрываются. Скажу и еще об одном роде жизни, о котором едва было не забыл, хотя он превосходнее всех. Между ними, конечно, весьма немного, но есть и такие, которые через добродетель, достигнув бесстрастия, возвращаются в многолюдные обители или в мир и среди шума, притворяясь помешанными, таким образом попирают тщеславие – по словам мудрого Платона, обыкновенно последнюю снимаемую с души одежду. Любомудрие научило их есть без чувства и в харчевнях, и в мелочных лавках, не стыдясь ни места, ни лица – вообще ничего. Нередко посещают они бани и там бывают и моются большею частью с женщинами, покорив страсти так, что имеют полную власть над своею природою и не склоняются на ее требования ни взглядом, ни прикосновением, ни даже объятиями девы. С мужчинами они – мужчины, с женщинами – женщины и хотят иметь не одну, а обе природы. Кратко сказать, в доблестной и богоносной их жизни добродетель противодействует законам природы и предписывает ей собственные законы, то есть чтобы она не принимала ничего необходимого до сытости. Закон повелевает им алкать и жаждать, а тело покрывать столько, сколько требует необходимость. Житие их на самых точных весах взвешивается так, что по мере восхождения в противоположную сторону тяготение становится неощутимым, хотя оно бывает и весьма различно; ибо так как в них смешаны противоположности, то благодать Божия, соединившая несмесимое, предметы соединения снова разделяет так, что и жизнь и смерть, противоположности по природе и действиям, обитают в них совместно. Отсюда если действует в них страсть, им надобно быть мертвыми и в гробах, а когда пробуждается молитва к Богу, они должны проявлять крепость тела и бодрость сил, хотя бы даже вышли из возраста. Обе жизни их сплетены между собою так, что пусть они вовсе оставили плоть, все продолжают жить и сообщаются с живущими, прилагая к телам пластыри, перенося к Богу глас молящихся и, как в прежней жизни, совершая прочее, что не требует вещей необходимых и не ограничено местом, все продолжают слушать других и со всеми беседовать. Бывают еще у них частые и неутомимые коленопреклонения и многотрудные стояния, тогда как их возраст и произвольная слабость оживотворяются к этому одним желанием. Это какие-то бесплотные борцы и бескровные бойцы, вместо открытых и роскошных обедов содержащие пост и вместо сытных блюд не вкушающие, сколько это возможно, ничего. А когда приходит к ним странник, хотя бы рано поутру, они принимают его с таким радушием и благожеланием, что выдумывают другой род поста – едят нехотя. Удивительное дело! Как много нужно им для достаточного питания себя и сколь малым они довольствуются! Враги своих хотений и своей природы, они служат хотениям ближних, чтобы всеми средствами изгонять удовольствия плоти и чтобы правительницею была душа, всегда избирающая и сохраняющая наилучшее и богоугоднейшее. Блаженны они, следуя и здесь такому роду жизни; но еще блаженнее, когда переселяются отсюда в жизнь другую, которой непрестанно жаждут, и это вожделенное стремятся поскорее увидеть»[6].

Юдоль плача (долина плача) иногда отождествляется с Кедронской долиной под Иерусалимом, где расположены обширные кладбища. – Примеч. ред.

Созомен. Церковная история. III, 14.

Созомен. Церковная история. VI, 32.

Сверхзаконными называются такие подвиги, которые не предписываются уставом [т. е. законом] иноческой жизни или которые выходят за пределы его предписаний.

Такие отшельники называются восками; в переводе с греческого это слово значит «пасущиеся».

Евагрий. Церковная история. I, 21.