Страница 3 из 15
Как и многие хирурги, оперировавшие в эпоху до обезболивающих, Листон приучил себя не обращать внимания на крики и протесты тех, кто был привязан к столу. Как-то раз пациент Листона, которому требовалось удалить камень из мочевого пузыря, в ужасе выбежал из операционной и заперся в уборной прежде, чем операция успела начаться. Листон, последовав за ним, выбил дверь, притащил кричащего пациента обратно в операционную и, привязав к столу, провел изогнутую металлическую трубку к его мочевому пузырю через пенис. Затем ввел палец в прямую кишку, чтобы нащупать камень. Как только Листон смог определить его местонахождение, помощник заменил металлическую трубку на деревянную, которая выступала в качестве направляющей и не давала хирургу повредить прямую кишку или кишечник в то время, как он разрезал мочевой пузырь. Как только направляющая была установлена, Листон сделал диагональный разрез до нее через фиброзную ткань мошонки, затем использовал зонд, чтобы расширить разрез (попутно разрывая простату), и, удалив деревянную направляющую, щипцами извлек камень из мочевого пузыря.
Листон – у которого, по отзывам современников, был самый быстрый нож во всем Вест-Энде – проделал все это менее чем за минуту.
И вот за несколько дней до Рождества Листон стоял перед собравшимися в анатомическом театре госпиталя Университетского колледжа. Хирург-ветеран держал в руках сосуд жидкого эфира, который мог навсегда покончить со спешкой в хирургии. Если все, что говорят в Америке, – правда, то это навсегда изменит саму суть профессии. И все же Листон не мог не задаваться вопросом: может быть, эфир – лишь очередной продукт шарлатанства, не приносящий никакой пользы?
Напряжение росло. Всего за пятнадцать минут до того, как Листон вошел в операционную, его коллега Уильям Сквайр повернулся к толпе зрителей и попросил выйти вперед добровольцев, чтобы продемонстрировать работу нового устройства. Комната наполнилась нервным шумом. В руках Сквайр держал аппарат, похожий на арабский кальян из стекла с резиновой трубкой и колоколообразной маской на конце. Это устройство изготовил дядя Сквайра, фармацевт из Лондона, а всего два дня назад при удалении зуба его использовал хирург-стоматолог Джеймс Робинсон. Аппарат выглядел столь чуждым для аудитории, что никто не решился опробовать его на себе.
Раздраженный, Сквайр вызвал из толпы швейцара театра, Шеллдрейка. Не самый лучший выбор – Шеллдрейк был мужчиной «тучным, полнокровным и с печенью, несомненно привыкшей к крепкому спиртному». Сквайр аккуратно надел маску на мясистое лицо мужчины. Сделав несколько глубоких вздохов, швейцар, по словам очевидцев, спрыгнул со стола и выбежал из зала, во весь голос проклиная хирурга и толпу.
Больше никаких тестов. Момент неизбежно наступал.
В 14:25 Фредерик Черчилль – тридцатишестилетний дворецкий с Харли-стрит – был доставлен на носилках. Молодой человек страдал от хронического остеомиелита большеберцовой кости – бактериальной костной инфекции, от которой его правое колено опухло и деформировалось. Тремя годами ранее он пережил первую операцию, во время которой поврежденную область вскрыли и удалили «несколько слоистых тел неправильной формы», размерами от горошины до крупного боба. 23 ноября 1846 года Черчилль снова оказался в госпитале. Спустя несколько дней Листон вскрыл пораженную область и установил в колене зонд. Немытыми руками хирург прощупал кость, чтобы убедиться, что она цела, приказал промыть рану теплой водой, перевязать и обеспечить покой пациенту. За следующие несколько дней состояние Черчилля ухудшилось. Он ощутил острую боль, которая распространилась от бедра к пальцам ног. Спустя три недели приступ повторился, и Листон решил, что ногу необходимо ампутировать.
Черчилля доставили в анатомический театр на носилках и положили на деревянный стол. Два ассистента стояли рядом на случай, если эфир не сработает, и им придется удерживать пациента, пока Листон будет удалять конечность. По сигналу Листона Сквайр шагнул вперед и накрыл рот Черчилля маской. Прошло всего несколько минут, и пациент потерял сознание. Сквайр убрал маску и накрыл лицо Черчилля платком, пропитанным эфиром, чтобы тот не проснулся во время операции. Он кивнул Листону и сказал: «Думаю, он справится, сэр».
Листон открыл длинный футляр и достал прямой скальпель для ампутации (который сам же когда-то изобрел). Очевидец из толпы позднее заметил, что, вероятно, это был любимый инструмент хирурга – на ручке присутствовали маленькие зарубки, обозначавшие количество раз, когда Листон им пользовался. Хирург коснулся лезвия ногтем большого пальца, чтобы проверить остроту скальпеля. Удовлетворенный, он приказал ассистенту Уильяму Кейджу «заняться артериями», а сам повернулся к толпе.
«Теперь, господа, замеряем время!» – прокричал он.
Зал наполнился щелчками брегетов, которые посетители доставали из жилетов и открывали. Листон повернулся к пациенту и обхватил его бедро пальцами левой руки. Одним быстрым движением он сделал глубокий разрез над правым коленом. Тут же один из ассистентов затянул вокруг ноги жгут, чтобы остановить поток крови, в то время как Листон поддел пальцами кожу, отодвинул ее в сторону, а затем произвел серию быстрых надрезов, обнажая бедренную кость. И остановился.
Многие хирурги, впервые сталкиваясь с обнаженной костью, терялись перед необходимостью пилить ее. Чарльз Белл предостерегал студентов от медленного и взвешенного распиливания: даже те, кто искусно резал по коже, могли растерять уверенность, когда дело доходило до отпиливания конечности. В 1823 году Томас Алкок заявил, что человечество «содрогается от мысли, что те, кто ежедневно пользуется не более чем ножом и вилкой, должны недрогнувшей рукой оперировать своих собратьев, переживающих страшные мучения». Он припомнил леденящую душу историю о хирурге, чья пила так крепко вошла в кость, что застряла. Его современник Уильям Гибсон советовал практиковаться на древесине, чтобы избежать столь кошмарного сценария.
Листон передал скальпель одному из помощников и забрал из его рук пилу. Ассистент выделил мышцы, которые позднее будут использованы для формирования работоспособной культи. Великий хирург сделал полдюжины взмахов пилой, пока наконец отделившаяся конечность не упала в руки второго ассистента, который немедля бросил ее в полную опилок коробку, стоящую возле операционного стола.
Между тем, первый ассистент моментально ослабил жгут, чтобы освободить рассеченные артерии и вены для того, чтобы зашить. Ампутация по середине бедра обычно затрагивает 11 сосудов, которые нужно перевязать лигатурами. Листон увязал главную артерию прямым узлом, а затем перешел на более мелкие кровеносные сосуды, обрабатывая их один за другим с помощью острого крюкообразного инструмента, называемого зажимом. Его ассистент еще раз ослабил жгут, чтобы Листон закрыл швом оставшиеся мягкие ткани.
Потребовалось 28 секунд, чтобы удалить правую ногу Черчилля, и пациент не очнулся и не застонал ни разу на протяжении всей процедуры. Когда молодой человек пришел в себя спустя несколько минут и спросил хирурга, скоро ли начнется операция, ответом ему был вид перемотанной культи – к восторгу зрителей, ошеломленных случившимся на их глазах чудом. Лицо Листона сияло от значимости момента, когда он объявил: «Господа, этот янки-додж полностью побил бесполезный месмеризм!»
Век агонии близился к концу.
Спустя два дня хирург Джеймс Миллер прочитал студентам наспех сочиненное Листоном письмо, объявляющее, что в хирургии «зажегся новый свет». В первые несколько месяцев 1847 года и хирурги, и любопытствующие знаменитости стекались в операционные, чтобы оценить чудодейственный эффект эфира. Все – от сэра Чарльза Напьера, колониального губернатора той области, которую мы сегодня называем Пакистаном, до принца Жерома Бонапарта, младшего брата Наполеона I – хотели узреть действие эфира своими глазами.
Термин «эфиризация» был придуман газетчиками и распространялся по миру. «История медицины не знала столь оглушительного успеха, каким явилось применение эфира», – заявляла газета Exeter Flying Post.