Страница 31 из 34
Целый рой возгласов: «То есть как?», «Что вы хотите этим сказать?», «Каким образом?», «Это невероятно!» – и тому подобных ахов и охов раздался по всей комнате. Все эти возгласы покрыл мощный голос Деметро:
– Уж не желаете ли вы сказать, что сам Учитель Иллофиллион сейчас здесь?
Я посмотрел вокруг и увидел на лицах гостей, таких беспечных и весёлых несколько минут назад, невыразимый страх. Я никак не мог понять причины этой паники, так как за долгое время жизни подле Иллофиллиона привык видеть людские лица расцветающими радостью при упоминании имени моего дорогого друга и Учителя.
– Да, Учитель Иллофиллион здесь.
По комнате пронеслись новые испуганные возгласы: «Да как же так!», «Разве уже пришёл срок?», «Что же нам теперь делать?» – и под эти возгласы дом опустел, в нём остались только мы и хозяева. Вновь в комнате воцарилась мёртвая тишина, которую подчеркивало тяжёлое дыхание Деметро. Он стоял всё так же у стола, опустив голову, совсем бледный и мрачный, похожий в своём огненном плаще на падшего ангела.
Первой нарушила это тягостное и непонятное для меня молчание Леокадия.
– Не удивляйтесь, что ваше появление произвело такое сильное впечатление на всех. Видите ли, все мы приехали сюда по указанию Учителя Иллофиллиона, каждый по своим причинам. У каждого из нас были те или иные обязательства перед ним. Но мы здесь так весело и беззаботно жили, что совсем забыли о неприятной стороне взятых на себя обязательств. Мы…
– Брось разговоры, мать. Возможно, что приезд Учителя Иллофиллиона вовсе не относится к нам. Мало ли какие у него могут быть дела в Общине? Видите ли, господин секретарь, мы живём здесь на средства дедушки Дартана, а не на средства Общины. У нас здесь своя часть территории в парке, где, кроме приехавших из оазиса Дартана, никто не живёт. Я не отрицаю, что я, как и все, взял на себя некоторые обязательства, но я, как и все, совершенно независим. У вас есть какие-либо поручения лично к нам от Учителя Иллофиллиона?
– Нет, Учитель только приказал мне выполнить поручение Дартана: передать письма и посылки из оазиса.
Лица матери и сына просветлели, оба вздохнули облегчённо.
– Ах, вот как! Ну, мы здесь ни в чём не нуждаемся. Дедушка Дартан мог бы о нас и не беспокоиться. Впрочем, мы, конечно, рады будем видеть вас и получить свои подарки, – переходя снова на надменный тон и высоко поднимая свою красивую голову, сказал мне Деметро.
Я посмотрел на сестёр, негодование которых выражалось на их возбуждённых и расстроенных лицах, и постарался всеми силами влить мир в их сердца. Раздался лёгкий стук, и я увидел в дверях фигуру Славы.
– Вам что? Вы ко мне? Я сейчас занят, придите потом.
Тон Деметро был невыносимо высокомерен.
– Нет, это за мной, – поспешно вставая, сказал я, огорчённый неприязненным тоном, который пришлось вынести моему любезному проводнику из-за меня.
– Куда же вы так спешите? Останьтесь, пожалуйста, поужинать, – попросила меня сестра Леокадия.
– Да, да, – поддержал её сын. – Ведь вы были невольной причиной того, что мы с матерью остались в одиночестве. Как видите, все друзья разбежались. Теперь ваша прямая обязанность развлечь нас!
– Простите, но я лишь скромный келейник своего господина и мне надлежит точно выполнять его приказания, но не более того. Я должен немедленно возвратиться домой. Я могу понадобиться Учителю Иллофиллиону.
Мать и сын очень настойчиво протестовали, уверяя, что ужин уже на столе, что у них в Общине не в обычае уходить от накрытого стола, что это считается даже невежливым. Но я ещё раз ответил, что не могу превысить данных мне полномочий. С большим трудом, употребив всю свою настойчивость, я вырвался из дома чрезмерно гостеприимных хозяев.
Когда я прощался с сёстрами у их балкона, Роланда задержала мою руку в своей.
– Это я всему виною. Они все – добрые люди, но их легкомыслие ни с чем не сравнимо, разве что с их любовью к праздности. Мне надо было заранее предупредить их, тогда вам не пришлось бы наблюдать всей этой тягостной сцены. Впредь я постараюсь подготавливать людей к встрече с вами.
– Я очень рад, что мне пришлось повстречаться с людьми, не ждавшими известия. Теперь мне ясно, как много надо нести в себе мира и радости, чтобы успешно выполнить данное мне поручение. Не стремитесь оправдывать Деметро. Моё сердце уже его оправдало. Дело не в Деметро или ком-нибудь другом, но во мне – насколько я найду в себе такт и обаяние, чтобы выполнить, а не испортить порученное мне дело.
Мы расстались с сёстрами, пожелав им спокойной ночи, которая уже спускалась. Над нами светило яркое от многочисленных и крупных звёзд небо, изредка встречались возвращавшиеся по домам люди. Мы молча проходили дорожку за дорожкой. Вдруг Вячеслав остановился.
– Брат, я не знаю, как живут люди в далёком мире. Поэтому прости мне, если я совершаю бестактность, нарушая сейчас твоё молчание. Но Раданда не раз говаривал мне: «Если ты видишь, что встреча людей не началась и не кончилась в радости, постарайся хотя бы одному из участников такой встречи передать теплоту и мир твоей души, твоей любви».
Ты печален, и мне хочется объяснить тебе непонятное, на взгляд нового человека, поведение всех тех, кого ты только что встретил. Та часть Общины, которая занята выходцами из оазиса Дартана, почти не сливается с общей жизнью всех остальных трудящихся в Общине. Приехали они сюда, получив указание самостоятельно выбрать себе одну из отраслей труда в Общине. Они долго вообще ничего не стремились выбирать. После неоднократных бесед с ними Раданды они решились осмотреть все отрасли труда здесь. Но им ничего не понравилось. Только пятьдесят – шестьдесят человек, в том числе уже знакомые тебе сёстры, вошли в трудовое единение с нами, многому научили нас и кое-чему научились у нас сами. Остальные всё отвергли, решили трудиться отдельно, завели себе свои мастерские, школу – и в результате даже дети их если и обучаются, то только в наших школах. Сами же они живут в праздности и ничего не создают для своих собственных нужд, не говоря уже об общем благе для всей Общины. Некоторые, как Деметро, стараются показать видимость труда. Что-то рисуют, шьют, сажают, но плодов своего дела никому не показывают. Жестокая критика на всех нас от них сыплется как горох.
Так что не огорчайся своим первым неуспехом. Сам Раданда им не раз напоминал об их обещаниях Учителю Иллофиллиону, о том, что годы летят быстро, что надо будет показать ему результаты своей работы, и я помню одну его замечательную фразу, которую он им сказал в моём присутствии: «Мстит человеку лень его. Лень сжигает в человеке инициативу. А лишённый инициативы человек не многим выше животного. Чем длиннее период лени, тем горше распад энергии в человеке. Ряд лет, прожитых в лени, закрывает ему все возможности вступить на какой-либо из путей Света. Ибо сделать это может лишь тот, в ком жива гибкая воля к труду».
Ты видишь, как глубока здесь проблема. И можно ли было тебе сразу найти подход к взаимопониманию с ними?
– Что проблема их общей жизни огромна, в этом ты, Слава, прав, это несомненно. И не мне её разбирать. Но тот крохотный кусочек их жизни, прикоснуться к которому послали меня – передать им привет с родины, – должен быть выполнен в наивысшей радости и благородстве, на какие только я способен. Я буду молить моих великих друзей помочь мне в этой задаче.
Мы подошли к крылечку нашего дома, и первое, что я увидел, была Наталия Владимировна, державшая на коленях сонного, отяжелевшего Эту. Картина эта была так необычна, так несвойственна Андреевой. Она не питала особой симпатии к Эте. Даже некоторую долю брезгливости подмечал я в ней не раз по отношению к моей чудесной птичке. Теперь же она нежно и заботливо держала птицу, ласково прильнув головой к мягкой шейке Эты. Казалось, необычайно чуткая к шагам и всякому движению Наталия Владимировна на этот раз не слышала нашего приближения. Только когда мы уже встали на первую ступеньку, и она, и Эта одновременно подняли головы. Эта не замедлил перекочевать ко мне на плечо, а бедная Наталия Владимировна, хотя и весело смеялась, но с трудом поднялась и расправила затёкшие руки и ноги.