Страница 13 из 13
Форма бытования американского декадентства – богема, артистическая среда, сообщество свободных художников. Это еще одна новая реалия в культуре переходной эпохи. Четыре центра американского декадентства в 1890‐е – это Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско и Бостон.
В Нью-Йорке возникло небольшое сообщество декадентов-галломанов, самой видной фигурой которого был Эдгар Солтус – самая заметная фигура американского декадентства. Однако отличительное свойство даже самых ярких американских декадентских художников – их сходство одновременно с множеством европейских авторов рубежа веков. В поэзии Солтус был поклонником Джакомо Леопарди, а в романном творчестве следовал Гюисмансу и Уайльду.
Бодлер занимает в критических статьях нью-йоркского кружка довольно скромное место. Отдавая ему дань как прародителю декадентства, нью-йоркские галломаны тем не менее воспринимали его как автора несколько устаревшего, чьи великие открытия уже стали общим местом для следующего поэтического поколения – декадентов и символистов, которые и донесли их до Америки. «Так “первые стали последними” – Бодлер, воспринятый постфактум, в 1890‐х “отстал от американского времени”, оставшись в компании Лонгфелло, Эмерсона и прочих титанов закатного романтизма» (с. 340).
Нечто похожее произошло в 1890‐е и с восприятием Эдгара По. Европейское признание, обеспеченное ему Бодлером, мало помогло По дома, в Америке. Единственная серьезная попытка «рекрутировать» По в культуру «сиреневого десятилетия» была предпринята Амброзом Бирсом. Бирс сформирован предыдущей эпохой, но для калифорнийских богемно-декадентских кругов он сыграл ту же роль, что Бодлер для французских «проклятых поэтов», декадентов и символистов. Будучи рубежной фигурой, связующей поздний американский романтизм и культуру 1890–1900‐х годов, Бирс и в творчестве, и в жизнестроении создал модель, на которую ориентировались «свободные художники» следующего поколения.
У Бирса практически «срезан» мистический план: за очень редкими исключениями все таинственные и загадочные явления в итоге получают рационалистическое объяснение. Немногочисленные мистические рассказы воспринимаются как стилизация или даже пародия на новеллы По и ужасы «неистового романтизма». Если в новеллах По намечена тема обращения к загадочным и парадоксальным проявлениям душевной жизни, то в новеллистике Бирса мы уже наблюдаем складывание психологизма нового типа, выводящего в XX в. Это интерес к сфере бессознательного, к аффектам (прежде всего страху), к измененным состояниям психики (околосмертный опыт), к связи сексуальности и смерти. Новеллистические шедевры Бирса проблемно-тематически и стилистически предвосхищают модернистскую психологическую прозу, причем в самых различных ее вариантах, от Фолкнера до Хемингуэя.
«Предвосхищение модернизма» возникло в бирсовской прозе помимо сознательной авторской воли. Бирс вовсе не стремился быть первооткрывателем грядущего; напротив, он позиционировал себя как художник консервативного и ностальгического склада. Разделяя убежденность декадентов в близости «заката культуры», он стремился противостоять упадку, культивируя формы романтического искусства. «Американскую готику» По Бирс расценивал как надежное основание для богемной «контркультуры», направленной как против благопристойно-протестантского морализма, так и против декадентского пессимизма и очарованности «упадком».
«Ностальгически-консервативная и одновременно бунтарская позиция Бирса объясняет его двойственный статус – аутсайдера и в то же время самого авторитетного и грозного “арбитра изящного” на всем американском Западе» (с. 343).
В 1850–1870-е годы По и Бодлер обгоняли «американское время»; в 1880–1890‐х они отстали от него, оказавшись современниками Уитмена и Рассела Лоуэлла. Их время наконец пришло в XX в.: По и Бодлер были признаны гениями-первооткрывателями поколением модернистов – Эллиотом, Паундом, Менкеном, Э. Уилсоном.
Романтизм. «Золотой век» русского дворянства XIX столетия 2
Первую половину XIX столетия называют «золотым веком» российского дворянства. Именно в эти годы окончательно устанавливается идеал русского аристократа, формируется дух нации и создается ее культурная среда. Романтики сыграли в этом становлении ключевую роль.
Романтизм, одно из самых противоречивых и многогранных явлений конца XVIII – первой трети XIX в., в Россию явился с опозданием, а потому многих «младенческих» болезней этого направления сумел избежать. Уже схлынула волна юношеского эгоизма, бунта ради бунта, страданий ради страданий, и творцы-романтики в своих произведениях поднимали серьезные вопросы о конфликте человека и общества, о праве на свободу и цене, которую за нее приходится платить.
Вольнолюбивые стихи А.С. Пушкина, К.Ф. Рылеева, А.И. Одоевского 20‐х годов дышали «тираноборческим» протестом; через несколько лет многие поэты-декабристы окажутся на каторге или в ссылке. Пушкин подвергся личной цензуре царя, а П.Я. Чаадаев, крупнейший русский мыслитель того времени, был официально объявлен сумасшедшим за свои «философические письма».
Чем сильнее Николай I закручивал гайки охранительного режима, тем трагичнее звучал голос поэтов-романтиков, достигнув наивысшего накала в сочинениях М.Ю. Лермонтова. Именно он стал голосом «потерянного» поколения молодых дворян, разочаровавшихся и в личных, и в общественных идеалах.
Романтизм с его любовью к сильным неординарным личностям и полным страстей историям дал мощный толчок развитию исторической литературы. К этому жанру обращались и раньше, достаточно вспомнить хроники Шекспира, но тогда исторические события служили авторам лишь удобным инструментом для выражения собственных политических позиций. Теперь же писателей занимала сама ушедшая в небытие эпоха, для чего они рылись в архивных документах, пытаясь не выдумать, а воссоздать мир прошлого. Сам Пушкин, принимаясь за «Капитанскую дочку», вдумчиво работал с документальными источниками, набирая фактуру для романа и изучая фигуру Емельяна Пугачёва. Влияние романтизма на русское общество начала XIX в. было столь сильным, что юноши и девушки, полностью отождествляя себя с героями любимых романов, начали вести себя так же и в жизни. Румяные пышнотелые красотки разом похудели, побледнели и обрели грусть в глазах и печать «нежной муки» на лице. Мечтательность не просто вошла в моду, она (как и живой ум с пылким воображением) стала главным достоинством девушки. Впрочем, барышни умели не только мечтать: после восстания декабристов их молодые жены-аристократки проявили неслыханную доселе твердость духа и стальную волю, добровольно отправившись за мужьями в Сибирь.
Юношей романтические истории учили благородному поведению в любых, даже смертельно опасных ситуациях, прививали чувство собственного достоинства и жажду справедливости. В результате именно в эту эпоху понятие чести сделалось для русских дворян священным, а дуэли стали единственным способом сохранить эту честь незапятнанной. В отличие от европейцев, обычно удовлетворявшихся правилом «первой крови» (т.е. первого несерьезного ранения), русские аристократы стрелялись насмерть, подходя друг к другу на расстояние в 10 шагов и целясь в грудь или живот, чтобы наверняка. Российские императоры не раз пытались запретить дуэли, но безрезультатно: дворяне были готовы подчиниться воле государя во всем остальном, но честь ставили превыше всего.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
2
Романтизм. «Золотой век» русского дворянства XIX столетия // История моды. – М., 2016. – № 7. – С. 4–51.