Страница 14 из 16
Но почему же каждый чувствует, что подражания древним, такие, какие встречаются у Гёте, Шиллера, Пушкина, Мея, Майкова, непохожи на искусственные подделки, что они столь же искренни и правдивы, как произведения на темы из живой действительности?
Это объясняется тем, что классицизм умер для нас как известный исторический момент, но как момент психологический – он до сих пор имеет для каждого мыслящего человека большое значение.
Античный мир в самых совершенных художественных образах воплотил ту нравственную систему, в которой земное счастие является крайним пределом желаний. Христианство протестовало против античной нравственности, оно противопоставило земному счастию – счастие неземное и бесконечное, устремляло волю человека за пределы видимого мира, за границу явлений. Спор христианской и античной нравственности до сих пор еще нельзя считать законченным. Классический взгляд на земное счастье как на крайний предел человеческих стремлений возобновляется в позитивизме, в утилитарианской нравственности. Тот же самый протест, с которым первые христиане выступили против античного мира, повторяется в требованиях противников позитивной нравственности, в их желании найти основу для долга не в одном стремлении к временному счастию.
Пока в душе людей будут бороться эти два нравственных идеала, пока люди будут с тоской и недоумением спрашивать себя, на чем же им, наконец, успокоиться – на земном счастии или же на том, чего не может дать земля, – до тех пор красота древности классической, как совершенное воплощение одной из этих точек зрения, будет сохранять свое обаяние. Древние были тоже своего рода позитивисты, только озаренные отблеском поэзии, которые гораздо лучше современных позитивистов умели жить исключительно для земного счастия и умирать так, как будто кроме земной жизни ничего и нет и быть не может:
Так говорит эпикуреец Люций в «Трех смертях» Майкова. Ни один из современных поэтов не выражал изящного материализма древних так смело и вдохновенно. Майков проникает в глубину не только античной любви и жизни, но и того, что для современных людей еще менее доступно – в глубину античного отношения к смерти:
Что может быть грациознее светлого образа Психеи на фоне древнего Аида? Вся эта трогательная песенка проникнута не современной, но близкой нам грустью. С таким унынием и тихой покорностью должен относиться к смерти человек, видящий в ней только уничтожение, но не восстающий против этого уничтожения и лишь опечаленный краткостью земного счастия. Тени Аида и после смерти не видели ничего отраднее нашего солнца и тоскуют о нашей земле.
Что бы Майков ни говорил о христианстве, как бы ни старался признать рассудком его истины, здесь и только здесь мы имеем искренний взгляд нашего поэта на загробный мир. Это тонкий поэтический материализм художника, влюбленного в красоту плоти и равнодушного ко всему остальному. Замечательно, что поэт, пользуясь даже образами христианской мифологии, сохраняет все то же античное настроение:
Не страдавшей и не плакавшей музе поэта, как этому наивному ребенку, жизнь тоже представляется прекрасной, край земной – богатым и веселым. Он был счастлив на земле, он привязался к ней, и среди ангелов он, может быть, пожалеет о прошлом, совсем как жалеют о сладостном свете земного дня языческие тени Аида. Разные мифологии, – но настроение поэта одно и то же. Он и в христианстве остается бессознательным язычником.
В одном антологическом стихотворении Майков рассказывает, как печальный Мениск, престарелый рыбак, схоронил своего утонувшего сына:
Удивляешься, когда поэт-волшебник оживляет прекрасную, блестящую сторону античной жизни, но еще гораздо более удивительно, когда проникает он в сумрак народной души. Вся эта пьеса похожа на трогательную песню какого-нибудь крестьянина. Античный мир раскрывается с новой, никому не известной стороны. В приведенном стихотворении нет и следа того, что мы привыкли видеть в классической поэзии. Маленький рассказ о рыбаке Мениске дышит строгой простотой и реализмом, краски бедные, серые, которые напоминают, что и на юге, и в Древней Греции, бывали свои унылые, будничные дни. Есть тайна в этих десяти строках: по крайней мере, я ни разу не мог прочесть их, не почувствовав себя растроганным до глубины души. Эта любовь бедного темного человека, его безропотное горе передано Майковым с великим, спокойным чувством, до которого возвышались только редкие народные поэты.
139
Майков А.Н. Три смерти (1851). Впервые опубликовано: Библиотека для чтения. – (СПб., 1857. – № 10. – С. 195) с подзаг. «Лирическая сцена из древнего мира». Окончательный текст впервые – Полн. собр. соч. А.Н. Майкова. – СПб.: Типография А.Ф. Маркса, 1893. – Т. 3. – С. 3.
Лирическая драма «Три смерти» представляет собой часть обширного творческого замысла Майкова, связанного с интересом поэта к истории Античности и раннего христианства. Эта пьеса представляет три взгляда на жизнь людей Древнего мира (Лукан, Сенека, Люций). В набросках предисловия к «Трем смертям» поэт дает истолкование того периода истории, к которому относится его произведение, и характеризует главных действующих лиц – выразителей определенных философских систем.
Д.И. Писарев назвал «Три смерти» в числе лучших произведений Майкова (Писарев Д.И. Собр. соч.: В 4 т. – М.; Л.: Худ. лит., 1955–1956. – Т. 1. – С. 196). – Режим доступа: http://azlib.ru/m/majkow_a_n/text_0090.shtml
140
Майков А.Н. Два мира. (1872). Впервые полностью: Русский вестник. – М., 1882. – № 2. – С. 659. Ранее (1872) печаталось без ч. 2. Опубликовав в 1857 г. «лирическую драму» «Три смерти», Майков продолжал работать над замыслом, связанным с историей раннего христианства в его столкновении с языческим миром. Трагедия «Два мира» завершает собой многолетний поэтический труд Майкова. За трагедию «Два мира» ему была присуждена Пушкинская премия Академии наук. (1882). – Режим доступа: http://azlib.ru/m/majkow_a_n/text_0150.shtml
141
Майков А.Н. На берегах Нормандии (1858). – Режим доступа: https://books.google.ru/books?isbn=5998922727
142
Майков А.Н. На мысе сем диком, увенчанном бедной осокой (1840). – Режим доступа: https://books.google.ru/books?isbn=5998922727