Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 18



Попав в легкую пехоту, я прослыл жестоким, не знающим поражений, солдатом. Сейчас можно было бы посмеяться над этим мнением, потому что жестокость там, где рука не дрогнет от взгляда, полного мольбы о пощаде, и с проявлением её я познакомился позже, когда судьба свела меня с конницей, декурионом которой была Лайнеф.

В тот день земля стонала от пролитой крови, небо темнело под градом летящих стрел, вопли бьющихся и раненных заглушали звук стали, а солдаты спотыкались о трупы и были вынуждены ступать по мертвым телам. Меня настолько затянула бойня, что я не заметил, как меня подрезали. Меч прошелся по касательной и буквально срезал часть бедра. Валяясь на земле, я охрип от крика боли, понимая, что не жилец — рана была обширная, я истекал кровью.

Неожиданно, возле себя я услышал конское ржание, увидел всадника в красном плаще, привлеченного моими стонами. Шлем скрывал его лицо, а панцирь — тело. Ловко спрыгнув с кобылы, он подошёл и нагнулся ко мне, отдернул мою окровавленную руку и осмотрел рану. Резко вздернув голову, в меня впился пронзительный взгляд карих глаз. Глаз женщины!

На краткий миг мне показалось, что я лечу в бездну. Я не мог отвести от неё взгляда, не мог двигаться, не мог говорить. Не чувствовал боли. Непостижимым образом, она заглянула мне в душу, а во взоре мелькнуло… сочувствие. Потом нерешительно провела ладонью по щеке и тут же отдернула. Отведя взгляд, будто сожалея о прикосновении, она с горечью произнесла слова, которые повергли меня в шок:

— Ты будешь жить, ДЕМОН! — после чего вскочила в седло и растворилась в пыли сражения.

— Какой к гребанной матери демон, ненормальная? — крикнул ей вслед, только тут начиная осознавать, что забыл о ранении. Я посмотрел на ногу и в ужасе застыл — пролитая мной алая кровь темнела и становилась черной, а рана медленно затягивалась, покрываясь свежим слоем кожи. Отказываясь верить своим глазам, я в шоке наблюдал, как исчезали последние следы смертельного ранения, ища разумные объяснения происходящему, постоянно возвращаясь к словам незнакомки.

— Демон? Ложь, мать твою! Ложь! Я такой же, как все! — отрицая, заорал во всю глотку. Как в бреду поднялся и уставился на поле боя бессмысленным взглядом. Перед глазами проносилась вся моя ничтожная жизнь, меня трясло как в лихорадке. Горечь и злость на мать, старика отца, на весь людской род за то, что каждый день на протяжении восемнадцати лет был мерзким враньём, захлестнула рассудок. Меня будто переклинило — утробно рыча, я схватил меч и понесся в самую гущу событий, рубя направо и налево противника в то время, как мозг вел другую битву за принятие невозможного… Продолжая бой, я понял, что должен получить ответы на множество вопросов. Я должен найти эту ведьму, чтобы вернула моё прошлое, объяснив произошедшее, или…

Сражение кончилось, мы победили в очередной раз. Но не чувствуя привычного вкуса победы, в толпе ликующих солдат я искал конников, и кидался к каждому с вопросом, не знает ли кто таинственную всадницу с карими глазами. Солдаты смотрели на меня, как на умалишённого, шарахаясь в стороны. Я пребывал в безумии, отчаявшись получить ответы на свои вопросы.

— Ну и к кому мне идти? — спрашивал я себя, осматриваясь вокруг. Единственно, кто приходил на ум, был декурион Госпожа Лайнеф, о беспощадности всадников которой ходили легенды во всей империи. Её за женщину то не считали, за глаза называя стервой с яйцами. Те, кто пытался залезть к ней под тунику, давно превратились в тлен, зато турма, которой она командовала, была одна из лучших.

— По крайней мере других баб во всем легионе я не знаю, — пребывая в сомнениях, что это может быть она, я направился на поиски места расположения третьей турмы и их командира. Руки и ноги дрожали, но решимость крепла с каждым шагом. После долгих расспросов, узнав наконец, где базируется турма, я нашёл заветную палатку декуриона и, собравшись с духом, откинул полог, уставившись на силуэт женщины, стоящей ко мне спиной.

— Госпожа Лайнеф? …

Прервав воспоминания, я вновь оказался под дождем, перед воротами полуразрушенного Килхурна, имея удовольствие лицезреть чаровницу Иллиам, при виде которой меркли все смертные девы. Красотка, каких еще свет не видывал, в неё был влюблен целый гарнизон.

Глава 6



(ЛАЙНЕФ)

— Лайнеф, а тебе никто не говорил, что нехорошо давать повод для переживаний даме столь преклонного возраста? — Иллиам была просто неподражаема в своём недовольстве. Забавно было наблюдать, как хладнокровная воительница притворно супилась, разыгрывая негодование. В такие моменты мимика преображала идеально красивое, но повседневно бесстрастное лицо, окаймлённое белокурыми локонами, и подруга чертовски походила на обиженную юную девушку. Только глаза … в них застыл вековой холод, и даже мне было не по силам растопить этот лёд.

— За несколько дней, что я тебя не видела, Иллиам, ты действительно успела состариться, — подразнила я её. — Вон и морщинки появились. — добродушный хохот ребят разнесся за моей спиной.

— Госпожа Иллиам! — услышала я бархатный голос Квинта. Ну кто же ещё?! — Вы, как всегда, безупречно прекрасны. Благородная роза среди вечного тлена. — Он приложил руку к груди и с лукавой улыбкой чуть склонил голову в приветственном поклоне.

Самодовольный взгляд зеленых озорных глаз, так похожий на тот, из далекого прошлого, в очередной раз резанул память и воскресил мучительный образ, при воспоминании о котором меня опять затрясло от ярости. До боли сжимая челюсти, я закрыла глаза, пряча от людей малейший намек на собственную уязвимость. Сто лет, а всё как будто было вчера. Кончится это когда-нибудь, или вечность — это не срок?

— Квинт!.. — привычно взяв контроль над собственными эмоциями, я обратилась к парню, сверля его взглядом, но заподозрив неладное, Иллиам вновь спасала этого повесу. Выразительно приподняв бровь, она обратилась к юному наглецу:

— Хм, скажи-ка мне, Квинт, мне показалось, или кто-то действительно рискует остаться без ужина? — и тут же обрушилась на меня, за что, признаться, я ей искренне была благодарна, — Как приятно, Лайнеф, что тебя беспокоит мое состояние. Ну теперь вы прибыли, и все заботы по благоустройству этого свинарника я перекладываю на вас, а сама займусь своими морщинами. И да, дорогая, надеюсь, хоть к ужину ты приведешь себя в порядок? Я конечно понимаю, что внешний вид хозяйки сейчас полностью соответствует этому… — она демонстративно развела руками, — с позволения сказать замку, но сделай мне одолжение — избавь меня от лицезрения декуриона непонятного пола.

Обезоружив меня сей тирадой, она выразительно закатила глаза к небу и скрылась в дверях замка, сопровождаемая десятками восхищенных мужских взглядов. Слова Квинта были сущей правдой — даже будь бы Иллиам в жутком балахоне, она умудрялась остаться самой собой, являясь для окружающих самой Грацией — символом изящества и красоты.

— Ну что замерли? Слюни подотрите и позаботьтесь о лошадях, или вы собираетесь и дальше мокнуть под дождём? — посмеиваясь, рявкнула я на конных и, соскочив с лошади, бросила поводья подбежавшему парнишке лет двенадцати:

— Вычисти как следует, накорми и напои! Да присматривай получше за ней, — удивленно разинув рот, мальчонка с любопытством и страхом взирал на меня, что заставило на миг усомниться в его здравомыслии.

— Да в себе ли ты, малец? — легонько потрясла я его за плечо. Парнишка кивнул, расплылся в щербатой улыбке и мигом скрылся с Гаурой в направлении ветхого строения, судя по всему и являющегося конюшней. Худенькое тельце облепила мокрая, грязная одежонка, только голые пятки сверкали под моросящим дождем.

Печально вздохнув, я направилась к моей новой обители. Преодолев пару низких, полуразрушенных ступеней, открыла массивную дверь и вошла в обширный зал, единственным ярким пятном которого, пожалуй, был горящий очаг в центре, обложенный черными от золы камнями. Вокруг него уже собралось несколько отставников, пытаясь согреться и просушить промокшие одежды. Юные прислужницы, перешёптываясь и хихикая, с любопытством глазели на них, а солдаты, прельщенные подобным вниманием женской половины Килхурна, оценивающе поглядывали на стройные, и не совсем, девичьи тела, ухмыляясь и подтрунивая друг над другом, что вызывало всеобщий смех.