Страница 4 из 11
Поздоровавшись, космонавт замер возле двери.
– Присаживайтесь Александр Станиславович, – кивнул на отдельно стоящий стул председатель.
Сергеев шагнул к стулу, сел.
– Как вы себя чувствуете? – последовал первый вопрос.
– Спасибо, я абсолютно здоров.
Перед каждым членом комиссии лежали копия его отчета, врачебные выписки и еще какие-то документы.
Полистав отчет, Сербин попросил:
– Расскажите о первом появлении так называемого «неопознанного объекта».
– Мы с Байдуковым его не видели, – начал Сергеев. – Нас предупредили о его приближении из Центра управления полетом. Спустя минуту или полторы стала барахлить радиосвязь и отключилось основное освещение в рабочем отсеке станции.
– А вы пытались установить визуальный контакт с объектом?
– Да, конечно. Каждый раз, когда руководитель полетов предупреждал о его появлении и передавал нам приблизительные координаты с параметрами движения, мы перемещались к иллюминаторам и пытались рассмотреть объект.
– И ничего не видели?
– Ничего.
– Разрешите? – обратился к председателю один из членов комиссии.
– Да, пожалуйста, – кивнул тот.
– Скажите, а ваше самочувствие никак не менялось во время приближения неизвестного объекта?
– Пульс оставался в норме, – пожал плечами Сергеев. – Давление вроде тоже не изменялось.
– Головных болей или беспокойства не ощущали?
– Нет, никаких недомоганий мы не испытывали, а беспокоиться приходилось только из-за отказов.
– Мы ознакомились с вашим отчетом. В нем все события изложены с предельной четкостью, – вновь принял эстафету Иван Дмитриевич Сербин. – Все, кроме последнего этапа.
– Вас интересует посадка спускаемого аппарата? – удивился Сергеев.
‒ Да.
– Данный этап был довольно скоротечен. Все происходило штатно, без отказов и накладок.
– И все же нам хотелось бы услышать, как вы в одиночку справились с этим непростым делом. Готовы вспомнить и рассказать?
– Конечно.
– Тогда слушаем…
Получив «добро» от РП на экстренную посадку, Сергеев не терял ни секунды. Первым делом он рассчитал момент включения двигателя для торможения. Точность данного расчета была очень важна для определения места посадки.
Покончив с расчетами и определив точку вхождения в плотные слои атмосферы, Александр передал координаты в ЦУП и начал готовиться к посадке.
Володька по-прежнему пребывал на грани: то терял сознание, то что-то шептал красными обожженными губами. Обезболивающий препарат возымел действие: пострадавший в огне космонавт уже не метался и не стонал.
Командир с предельной осторожностью переправил его в спускаемый аппарат, усадил в ложемент, пристегнул ремнями. Затем наглухо запечатал люк между спускаемым аппаратом и «бытовкой», устроился в своем кресле, доложил «Заре» о готовности и принялся ждать…
Через полчаса РП предупредил о минутной готовности к включению двигателей ориентации, поэтому их шипение врасплох не застало. Развернув корабль в нужную сторону, автоматика запустила маршевую двигательную установку. Внутри «Союза» появилась ощутимая гравитация.
Контролируя работу систем, Сергеев беспрестанно поглядывал влево на инженера. Его спина и шея здорово пострадали от огня, а кресло было устроено таким образом, что находиться в нем полагалось только лицом к пульту. Даже повернуть Володьку набок не представлялось возможным – при входе в плотные слои перегрузка достигала предельных значений, и при неправильном положении возникала опасность повредить позвоночник.
– Потерпи, Вовка. Все будет нормально, – прошептал Александр.
Отработав положенный промежуток времени, двигатель умолк. Корабль снизил скорость до заданного значения и приближался под расчетным углом к верхним слоям атмосферы.
После выработки топлива и отключения двигателя в тесном пространстве спускаемого аппарата опять стало тихо. Корабль находился в безвоздушном пространстве последние секунды. Снижение проходило штатно: скорость и угол вхождения в атмосферу точно соответствовали расчетным. Данный участок возвращения корабля с орбиты походил на падение по баллистической траектории. Плавно теряя скорость, «Союз» летел, подобно пущенному кем-то булыжнику. И никто, включая находившихся внутри космонавтов, уже не мог повлиять на траекторию, скорость и место посадки.
Более всего Сергеев переживал за товарища: как он перенесет перегрузки, не пострадают ли при бешеной тряске и вибрации пораженные огнем участки тела. Возле пульта управления, медленно вращаясь против часовой стрелки, парил пустой тюбик из-под чистой питьевой воды. А Александр покусывал губы и сокрушался: «Надо было сделать Володьке еще один укол обезболивающего препарата. Чтоб уж наверняка…»
Внезапно тюбик вздрогнул и плавно поплыл к ногам Сергеева.
– Гравитация, – прошептал он. – Достигли пограничного слоя атмосферы.
Снаружи послышался слабый шум. Постепенно его мощность нарастала, а за иллюминаторами появились оранжевые всполохи плазмы. Где-то внизу сработали пиропатроны, отстрелившие агрегатный отсек, а через несколько секунд отсоединился и бытовой отсек. Каждое из этих действий сопровождалось рывками и вибрацией.
Полегчавший трехтонный спускаемый аппарат опасно «рыскал» до тех пор, пока воздух не стал плотнее и не стабилизировал его полет.
Почти час Сергеев сидел перед высокой комиссией и отвечал на сыпавшиеся от ее членов вопросы. Спрашивали все, за исключением Анисимова, который до заседания неоднократно виделся с командиром космического экипажа и успел вдоволь с ним наговориться.
– …Начальник ЦУП в своем отчете отметил, что связь с экипажем при входе в плотные слои отсутствовала вдвое дольше обычного, – снял очки председатель. – Что вы можете сказать по этому поводу? Это нормальное явление?
– Аппарат сильно трясло. Из-за вибрации я не мог считывать показаний приборов и не контролировал время, – ответил Сергеев. – Да связь какое-то время отсутствовала, но когда я услышал запрос руководителя, то сразу ответил.
– Вам, вероятно, не сказали о том, что при сходе «Союза» с орбиты дальний локационный контроль в очередной раз зафиксировал появление объекта?
– Нет, я этого не знал.
– Вот поэтому я и задал вопрос: не отмечались ли вами какие-либо отказы на этапе посадки?
– Нет, товарищ председатель, – упрямо мотнул головой Сергеев. – Посадка происходила в штатном режиме. Никаких отклонений. Кроме, пожалуй, одного.
– Ну-ка поподробнее, пожалуйста.
– На две-три секунды пропадало питание основной электросистемы. Дублирующая включалась своевременно, поэтому все остальные системы работали без сбоев.
Члены комиссии переглянулись.
– Почему же вы не отметили данный факт в отчете? – удивился Сербин.
– Я был уверен в том, что кратковременный сбой произошел из-за вибрации. И к тому же полагал, что комиссию интересуют отказы, произошедшие во время основной стадии полета, а не за несколько минут до посадки.
– Напрасно вы так полагали. Произошедшее с вами на орбите имеет определенную уникальность, поэтому нас интересует абсолютно все. Кстати, как происходило приземление? Вы об этом тоже не написали ни слова…
При прохождении плотных слоев атмосферы внутри спускаемого аппарата было довольно шумно. Если Байдуков мог бы говорить, то его голоса Сергеев все равно не расслышал бы.
Командир постоянно поглядывал на товарища. В первые секунды, когда корабль закрутило и здорово затрясло, тот морщился от боли и, наверное, стонал. Потом затих.
«Снова потерял сознание, – догадался Сергеев. – Черт… даже мощные обезболивающие бессильны…»
Вибрация понемногу затихала. Огненные всполохи за иллюминатором побледнели и стали реже, а по специальным огнеупорным стеклам перестали ползти капли расплавленного металла.
По круглому циферблату равномерно бежала стрелка, отсчитывая секунды до приземления.