Страница 11 из 15
Громко вздохнула, отложила огурец на тарелку и встала:
— Так, послушайте. Я, наверное, пойду. У меня только что личная трагедия случилась, и мне совершенно не до этого всего. — Взмахнула руками, пытаясь подобрать нужные слова.
— Да погоди ты. — Вера вскочила. — Чо, обиделась? Не обижайся. — Бросила злой взгляд на подругу. — Блин, Ника, вежливее нужно с людьми, это я тебе как педагог будущий говорю. — Повернулась ко мне и мягко усадила обратно. — Слушай, Варя, прости ее. Ну, куда ты сейчас пойдешь? Под дверью заседать всю ночь будешь? Что-то мне подсказывает, что тебе даже позвонить некому, чтобы выручили.
Мне бы и хотелось отключить эмоции, как обычно, но выходило все хуже. Опустила голову:
— Ну…
— Вот. — Обрадовалась Вера. — Посиди пока с нами. Вечер, пятница. Мы хоть и на работе, но отдыхать не забываем. Сейчас позвоню Жентосику, он поможет дверь твою вскрыть. — Вздохнула. — По тебе ж видно, что ты девчонка неплохая, немного заблудившаяся, слегка раненая жизнью. Мы тебя сейчас по-соседски живо в порядок приведем. Зуб даю, выпьешь и полегчает. Давай.
Ника поерзала в кресле:
— Поддерживаю. И это… Прости, если чо…
— Да, пей, давай, и я с тобой. — Вера вложила мне в руку рюмку. — А там, глядишь, и на слезы пробьет. А где слезы, там облегчение. Точно тебе говорю. Копить все в себе — только болезни зарабатывать. Нужно дать чувствам свободу, отпустить их на волю. Ты пей-пей, а я пойду, позвоню Жентосику. — Встала и скрылась в кухне.
Крепко обхватив стеклянную емкость и решительно поднеся к губам, я принялась пить содержимое маленькими глотками. Дыхание почти сразу же вырвалось у меня изо рта огненным облаком. Глаза заслезились, гортань зажгло, кашель накатил изматывающими тяжелыми спазмами.
— Ой, да не так! — Ника, соскочив с кресла, легонько похлопала меня по спине. — Ох, ты ж бедная! — Села обратно, дождалась, когда вытру слезы, взяла рюмку и подняла перед собой. — Смотри, как надо: выдыхаешь, залпом опрокидываешь и огурчиком занюхиваешь. — Тут же проделала все вышесказанное. — А там уж можно и закусить. — Покачала головой. — И откуда ж ты такая взялась?
— Из дома, — пробормотала я.
— Ясен пень. — Она резко выпрямилась. — Прости, мне нужно ответить. Работа зовет.
— Хорошо.
Девушка откатилась на кресле к окну, расправила плечи, нажала что-то в ноутбуке и, закинув ноги на стол, произнесла несвойственным ей низким и хриплым голосом:
— Да. Привет, сладкий. Чем занимаешься? Нет, не уходи. Я не отпущу тебя. Вечер только начинается. — Она так широко улыбалась, глядя куда-то за окно, где вдалеке волны облизывали берег, что мне стало тепло и радостно за нее. Хоть кому-то было хорошо. Хоть кому-то звонил любимый.
Я налила еще рюмку и уставилась на нее, вспоминая порядок действий. Как там? Опрокинуть залпом, занюхать, закусить?
— Мы с тобой только вдвоем. — Мурлыкала Ника, растекаясь ленивой кошкой по креслу. — Нет? Втроем? — Она тихо засмеялась. — Мммм… Как зовут твоего друга? Жора. Отлично. Какой ты большой, Жора. Ты сделаешь мне больно? Ох, да. А как хочешь, чтобы звали меня? Милана? Тебе сегодня повезло, малыш, ведь я и есть Милана.
Я выпрямилась и уставилась на нее. Что происходит?
— Подойди ближе, видишь, я вся мокрая? И рядом нет ни одного полотенца. Хочешь меня потрогать? — Ника, кажется, просто балдела, закрывая глаза и рисуя пальцем узоры на стекле. — О-о-о, что? Банан?! Ну, хорошо. Люблю бананы. Сочные, твердые, спелые. — Опять хохотнула. — Так и знала, тебя не обманешь. Недоспелые люблю, немного зеленоватые, да. Хот-доги? Да. С сосиской, горчицей, кетчупом. Ммм, я прикусываю чуть приоткрытый кусочек хот-дога. Да, поджаренный. И майонез бежит по моим губам, чуть капает на подбородок. Касаюсь губами округлого кончика, осторожно, неторопливо. Это даже не сосиска — сарделька, толстая, датская. Окей, это деревенский хот-дог. Как скажешь.
Вторая рюмка оказалась не такой огненной. Видимо, услышанное действовало гораздо действеннее: обжигало и накаляло разум похлеще горячительного.
Ника тем временем, лениво потягиваясь, продолжала:
— Слегка приоткрываю рот, дотрагиваюсь языком, слизываю капельку майонеза вдоль от виднеющегося кончика и за отвернутую в сторону шершавую хлебную часть. Черт, а сосиска не подрагивает? А то без этого не вкусно. Да-а! Вот так, тогда нужно облизать ее прежде, чем продолжить. Могу держать ее в руке и специально заставлять подрагивать и даже чуть отводить в сторону, дразня. Встать на колени? С радостью. Дай провести по ней языком и чуть прихватить губами нежно и ласково, но одновременно жадно. Да, моими прекрасными, припухшими губами. Ммм, захотелось и хрустящую булочку попробовать на вкус. Ее корочка приятно щекочет язык. Попробую ее легкие неровности по всей длине. Может быть, самая вкусная часть та, что дальше от меня? Ох, да. Острота горчицы смешивается со сладостью кетчупа. Края булки неровные, но поддаются языку, становясь мягкими и гладкими. Могу до ночи их облизывать. — Вдруг она выпрямилась и открыла глаза. Бросила короткий взгляд на часы. — Ммм, так быстро? Ну, ладно. — Недовольно наморщила нос. — Да. Обожаю тебя. Конечно, звони еще, пупсик. — И щелчком сбросила соединение.
Указав на нее пальцем, я вскочила:
— Это, вообще, законно? Тебе хоть есть восемнадцать?!
Она кивнула, расплываясь в улыбке:
— А ты что, из ментовки?
Яростно выдохнула:
— Вроде как. — И сжала ладони в кулаки.
— Вон как. — Девушка наигранно упала на подлокотник и закрыла лицо руками. — Спасибо, Вера, ты бы мне еще налогового инспектора приволокла.
Я обернулась к появившейся в дверях брюнетке:
— Девочки, вы чем здесь, вообще, занимаетесь?
Та смущенно пожала плечами и села к столу:
— Это, понимаешь, такая… подработка. Мне двадцать, Нике — девятнадцать. С этим все нормально, все по закону. Просто мы на дневном учимся, а за квартиру платить нужно… И… — Вздохнула, глядя, как я усаживаюсь обратно. — Мы помогаем людям снять стресс. Говорим, сочиняем, но самое главное в этой работе — слушать, ведь очень много одиноких и несчастных людей пользуются услугой «секс по телефону». Не все извращенцы и фетишисты, ты не думай.
— Боже… — Почувствовала, что у меня не только щеки, уже даже уши горят со стыда.
Конечно, я видела в своей жизни и «хот-доги» и «бананы», но чтобы вот так говорить про них… Вслух! Это было выше моего понимания!
Вера склонила голову набок и попросила:
— Расскажи-ка мне лучше, что у вас там с женихом такое приключилось?
И я рассказала. Слово в слово. Незнакомым мне людям. Первый раз в жизни. Не знаю, что почувствовала, но определенно стало немного легче.
— Серьезно это все, Варя. — Вера, разливая по рюмкам спиртное, качала головой. — Ясно, что для любящего мужика твои закидоны — это мелочи. Когда любишь, принимаешь человека, а этот твой как его… Эдик? Роберт?
— Альберт.
— Свинья он просто. — Она скривила лицо.
— Чо тут непонятного? — Вступила Ника. — Баба у него. Другая. Вот и все!
Я чуть не взорвалась, как надутый до предела целлофановый пакет. Нет. Не может быть, только не он. Альберт — не такой.
— Баба? — Пискнула, чувствуя, как в желудке разливается тепло. — Нет, не может быть…
— Да не теряйся ты так, не ты первая, не ты последняя, кого из-за юбки бросали.
Вера наклонилась ко мне:
— Варя, дело не в тебе, просто он дерьмом оказался.
— Ну, как не в ней… — Буквально каркнула Ника, складывая руки на груди. — И в ней тоже. — Постучала пальцем по виску. — Ты, Верка, анализируй, что этот Эдик ей сказал.
— Альберт. — Поправила ее подруга.
— Альбертик, да. — Блондинка тяжело вздохнула, оглядывая меня. — Видимо, разница между тобой и любовницей настолько бросилась в глаза, что его проперло на этот монолог. — Повернулась к недоумевающей Вере. — Стало быть, та бабенка слишком сильно отличается от нашей соседки. Наверняка, развязная, раскрепощенная, сексуальная. — Движением корпуса она изобразила кого-то не меньше секс-бомбы. — А ты уж, Варя, меня извини, но я тебе как будущий психолог скажу. Ты не те сигналы подаешь мужикам. Вот эта какашка, которая у тебя к голове прилипла, ты ее когда-нибудь распускаешь?