Чаша любви

В этом месяце, невзирая на отлучку хозяина, Уил-Лежер показала невиданную прибыль. Объём добытой руды удвоился, а вместе с ним и прибыль акционеров. Когда Росс вернулся, то устроил для них званый обед, где присутствовали сын и отец Тренеглосы, приятно удивлённые поворотом событий, и шесть мелких пайщиков, имеющих в общей сложности двенадцать акций. Заметным сказалось отсутствие Стивена Каррингтона, который наконец получил доход от шахты, правда, только в размере двух пятых от дохода Джереми.

***

Вечером того же дня Джереми и ещё четыре офицера находились в фермерском доме города Мехелен, на дороге в Брюссель. Все ели жареные почки и строили догадки касательно диких слухов якобы поражения и гибели Наполеона, или что он якобы спешит с новой армией, чтобы напасть на Веллингтона с фланга, а русские находятся на окраине Парижа.

Молодые люди шумно выпили за конец войны. Вопреки представлениям Демельзы, обед прошел радостно и спокойно, все настолько часто поднимали тосты за окончание войны, что в итоге лишь двое из четверых держались на ногах, а остальных пришлось тащить к кровати.

Тем вечером в Гануоло «Леди Клоуэнс» и «Шасс-Маре» наконец разгрузили контрабандный груз. Целые сутки суда качались на волнах вдали от берега, пока два человека, что сошли на берег предыдущей ночью, не связались с людьми, с которыми Стивен договорился здесь встретиться. Ещё за несколько недель до отплытия он прощупал почву вдоль южного побережья и в Гануоло наткнулся на человека по имени Нанкэрроу, владельца кирпичного завода, возможно лучшего в западном Корнуолле центра сбыта контрабандных товаров.

Добраться домой оказалось непросто. Все старались не обращать внимания на то, что на пути к месту назначения двое заболели тифом, а по пути домой эту болезнь подхватили ещё четверо, и один в итоге скончался.

Среди этих четверых оказался и сам Стивен. Тринадцать дней он пролежал в каюте с жуткой болью в голове, руках, ногах и спине, а у кожи настолько повысилась чувствительность, что любое прикосновение казалось невыносимым. Затем он стал бредить и трястись в лихорадке, а вокруг губ появилась багровая сыпь и стала распространяться по лицу и груди.

Всё время болезни он провёл на «Шасс-Маре»; а когда стало казаться, что Стивен вот-вот последует за почившим, Эндрю назначил Блаунта капитаном «Леди Клоуэнс» и взял на себя командование «Шасс-Маре».

Погода в Атлантике испортилась, и они потеряли друг друга из виду. Лишь по чистой случайности они сумели придерживаться изначального плана и встретиться на Силли. На «Шасс-Маре» заболело сразу трое, и судно могло пойти ко дну из-за нехватки рук.

Когда они достигли Сент-Мэриса, кризис Стивена миновал. Похожий на призрака, он с трудом таскал ноги, но к нему вернулся зверский аппетит, две недели отсутствовавший. Они остались бы там подольше, поскольку все моряки изрядно вымотались, особенно с французского судна; но боялись, что нагрянут таможенники. На рассвете к ним приблизился корабль с чиновниками, но слово тиф на время отпугнуло таможню. И поэтому на следующее утро они уже отчалили.

Итак, они высадились в Гануоло. Ночь стояла ветреная, но море спокойное. Была полная темнота (Стивен собирался вернуться на месяц раньше, в предыдущее новолуние). Далёкие звёзды прятались за плывущими облаками, не нарушая сумрака. Разгрузка прошла как по маслу. Стивен ещё не оправился от болезни, но всё же настоял на том, чтобы взять руководство в свои руки, и сошёл на берег, чтобы встретиться и договориться с Нанкэрроу.

Вернулся он перед рассветом, пока Эндрю с тревогой ожидал на безопасном расстоянии. «Леди Клоуэнс» только что отчалила. Стивен усмехался, его зубы выглядели жутковато на бородатом и измождённом лице.

— Всё отлично. Снимаемся с якоря. Если ветер не переменится, сегодня же будем в Фалмуте.

В подчинении майора Джеффри Чарльза Полдарка был один молодой лейтенант по имени Кристофер Хавергал, слывший необузданным и чудаковатым — такую репутацию нелегко было заслужить в армии, где хватало незаурядных личностей. Его недавно перевели в 43-й полк, и он прибыл на вороном боевом коне, в синем сюртуке и зелёном шелковом жилете, с двумя слугами, любовницей-португалкой верхом на ослице и с собственным столовым серебром. Богач в двадцать один год, и с титулованной родней, хотя сам титулом не обладал, и, по его мнению, вряд ли это случится.

Когда Джеффри Чарльз получил под командование роту, то поначалу относился к нему с недоверием. Ему нужны были офицеры, которые хорошо ладят и воодушевляют друг друга, а неповиновение или дурацкие выходки совсем ни к чему. Однако он понял, что за напыщенными манерами Хавергала скрываются хладнокровие и сообразительность, и тот не замедлит этим воспользоваться. Он действительно ничего не боялся, ни пуль, ни порицаний. Такое впечатление, будто в глубине души он понимал, что война вот-вот закончится, и смаковал каждое мгновение опасности. А если при этом можно ещё и отличиться, тем лучше.

Веллингтон командовал сражением у Тулузы, когда война уже почти закончилась. Он знал, что Париж окружён, но насчёт императора известий не получал, и опасался, что если Тулуза останется у Сульта, Наполеон может к нему присоединиться вместе с Сюше; такой армии хватит, чтобы пойти в контратаку и, возможно, даже вновь занять столицу. И хотя по Англии вовсю разлетались новости о том, что Наполеона наконец-то заставили отречься от престола, а Сенат издал указ о его низложении и возвращении династии Бурбонов, пиренейской армии предстояло труднейшее задание.

Окруженная с трёх сторон паводковой водой и горами на востоке, откуда Сульт обстреливал британцев, вдвое превосходя их в артиллерии, Тулуза отразила три яростные атаки. Во второй атаке непосредственное участие принимал Монмутширский полк, поскольку две испанские дивизии гордо пожелали внести свой вклад в славное событие и так же гордо, не повинуясь приказам, слишком рано бросились в атаку и встретили сокрушительный отпор, и британскую Лёгкую дивизию бросили в сражение, чтобы заткнуть зияющую дыру, образовавшуюся при отступлении испанцев. Лошадь Джеффри Чарльза убило прямо под ним, а его самого оцарапали две пули, которых он не заметил. Шестеро из его роты погибли, а шестнадцать получили ранения.

Грохот орудий прекратился, и пока они перегруппировывались в ожидании новых приказов, по склону холма, прямо на вражеские пушки мчался диким галопом всадник. Тут даже близорукому было понятно, что это офицер 43-го полка, все видели и длинные белокурые волосы лейтенанта Хавергала. Тот летел во весь дух, но вертелся и корчился в седле так, словно тело ему не подчинялось.

— Бедняга свихнулся от боли! — пробормотал кто-то рядом с Джеффри Чарльзом.

Эта неистовая скачка длилась пару минут. Французы не стреляли, полагая, будто он уже при смерти. Так и правда казалось; внезапно вороной конь так резко остановился, что всадник вылетел из седла и дёрнулся пару раз уже на земле, после чего затих.

Слишком многие уже погибли, чтобы это зрелище стало чем-то исключительным, все перевели взгляды на лошадь, задаваясь вопросом, удастся ли поймать её и благополучно привести. И тут вдруг всадник вскочил на ноги и снова запрыгнул в седло. Повернувшись к врагам спиной и не обращая на них ни малейшего внимания, он спокойно поскакал к своим. Когда Хавергал приблизился, все заметили, что он держит за уши убитого зайца.

— Боже, я все-таки его поймал, — еле вымолвил он. — Думал, он удерёт.

Все промолчали, потому что поступил приказ о возобновлении стрельбы и медленном продвижении вперёд, чтобы войти в соприкосновение и прикрыть левый фланг 4-й дивизии Коула. Уже вечером, после череды кровопролитных стычек, когда британская армия захватила весь хребет, Тулуза лежала беззащитной, а солдаты разбили лагерь, чтобы перевязать раненых и похоронить убитых, от главнокомандующего пришло письмо.

«Майор Полдарк! Вы хорошо провели атаку, но мы всё-таки охотимся на французов. Не пристало вашим офицерам гоняться за двумя зайцами».