Чаша любви

— Бог. А кто же ещё?

— Ох, — озадаченно произнесла Амадора, и они двинулись дальше.

— Мне нужно о многом тебя спросить, Джеффри Чарльз, — говорил Джереми.

— Например?

— Сколько понадобится денег, чтобы купить офицерский патент?

Джеффри Чарльз взглянул на кузена. Оба высокие и худые, но Джеффри Чарльз казался выше, потому что держался прямее.

— Значит, ты решил уехать?

— Подумываю об этом. Твой совет в любом случае полезен.

— Ты обсуждал это со своими родителями?

— В общих чертах. Они знают, что я могу так поступить.

— И одобряют?

— Нет. Но и не встанут мне поперёк дороги.

Они прошли несколько ярдов.

— Могу я спросить, что именно тобой движет? Ты мечтаешь сразиться с французами? Хочешь уехать подальше от дома? Или тебя привлекает идея путешествовать, жить бурной жизнью и искать приключения?

— В основном второе. Я хочу уехать.

— Подальше от родителей? Я удивлён. Когда я ушел в армию, мной двигал такой же мотив, но я бежал от смерти матери, от отчима, которого ненавижу!

— Не от родителей, — Джереми пнул камень. — Скажу так: в моём сердце девушка, которой суждено выйти замуж за другого...

— Девушка? Та самая, которой ты просил написать?

— Да.

— И что, это стало для тебя большим ударом?

— Я попытался смириться с этим. Не получилось. Со стороны это кажется глупым, но...

— Необязательно. Но чего ты хочешь от меня?

— Уточнить кое-какие детали. И, если можно, попросить совета.

— Насчёт армии? Буду рад, если сумею помочь.

— Во-первых, — начал Джереми, — думаю, если я приду к отцу и скажу, что решил уехать, он купит мне звание. Но я не хочу, чтобы он за это платил. Так получилось, что я раздобыл кое-какие деньги — правда, довольно специфическим способом — и мне кажется разумным потратить на это какую-то их часть.

— А что там, внизу? — спросил Джеффри Чарльз. — Не помню этого места.

— Мы называем его «Лестница Келлоу». Пол Келлоу, ты уже встречался с ним, и его отец построили лестницу вглубь старой шахты, чтобы спускаться к маленькому укрытому пляжу. Но сейчас лестница сломалась, и туда никто не спускается.

— Какой отсюда вид! — сказал Джеффри Чарльз. — И какие волны! — он глубоко вздохнул. — Хорошо быть дома. Я и не представлял, насколько.

— Помню, мой отец как-то сказал, что в жизни очень важны контрасты. Может, я начну сильнее ценить всё это, повидав что-то другое.

— Но я думал, тебя интересуют паровые механизмы.

— Да.

— В армии ты не увидишь ничего подобного. По правде говоря, они и воду в чайнике недавно кипятить научились.

Джереми рассмеялся, но смех прозвучал невесело.

— Чувствую себя так, будто раскачиваюсь на канате и не знаю, в какую сторону прыгнуть.

— Одно я тебе скажу точно, — заявил Джеффри Чарльз. — Тебе не нужно ничего платить, чтобы получить звание. Конечно, ты можешь отдать бешеные деньги, чтобы попасть в какой-нибудь элитный полк: в Гвардейскую пехоту, в Валлийские фузилёры или даже в Лейб-гвардию. Но если ты хочешь получить звание как таковое и готов служить в любом полку, в какой запишут, то не возникнет вообще никаких проблем. Ты должен уметь читать и писать, а также иметь рекомендательное письмо от майора или выше. И тогда точно пройдешь. Три-четыре месяца обучения, и тебе позволят убивать в компании лучших.

— Я думал...

— Как и многие другие. Но на войне мы постоянно несём потери и постоянно должны пополнять полки. А где те сыновья богачей, готовые ещё и платить, чтобы занять вакантные места? Их просто не существует. В прошлом году мне сказали, что только армия Веллингтона нуждается примерно в тысяче новых офицеров в год. Около половины из них— на замену убитым или умершим от болезней. Кого-то отправляют в отставку, кого-то разжалуют. А из остальных формируют новые военные части.

— Так. Значит...

— Разумеется, тебе нужно на что-то жить. Жалование лейтенанта — где-то шесть шиллингов в день, и из них ещё кое-что вычитают. Для приличной жизни понадобится хотя бы сто пятьдесят фунтов в год. Кроме того, нужно купить мундир, саблю, компас, подзорную трубу, хорошо бы ещё иметь лошадь, даже если служишь в пехоте. Так что расходов фунтов на двести. В общем, в любом случае, ты наверняка потратишь сколько-нибудь собственных денег.

Они двинулись вперед.

— А Джеффри Чарльз не говорил с тобой о твоей религии? — спросила Клоуэнс.

— Да-да. Он говорил с моим отцом. Они пришли к соглашению.

— Он не упоминал, что ты можешь исповедовать свою религию в Англии точно так же, как и в Испании? Здесь, в Корнуолле, есть католические церкви — боюсь, я не знаю где, но точно есть.

— Да-да, отец говорил, что я должна их найти. Но мы были так заняты, что я ничего не успела. Я очень виновата. Надеюсь, скоро мы будем дома.

— В Англии, — заметила Клоуэнс, — мы не считаем это серьёзным грехом. Разве что очень немногие из нас. — Она подумала о Сэме. — Ты сейчас употребила слово «терпимый». Не такими ли мы все должны попытаться стать? Разве мы не друзья — испанцы и англичане? Разве мы не боремся за одно и то же?

— Да, да, — ответила Амадора. — Ты успокоила меня, Клоуэнс. Как мне повезло найти здесь такую добрую приму.

— Приму?

— Не знаю, как это по-английски. Родственницу. Нужно позвать Джеффри Чарльза.

Когда мужчины обернулись, Клоуэнс сказала:

— Это «Лестница Келлоу». Джеффри Чарльз когда-нибудь её видел? Мы не могли бы спуститься?

— Нет, — сказал Джереми. — Это опасно. Я пробовал в прошлом месяце, ступени очень ненадёжные.

— А в прошлом году они были вполне крепкие.

— Но сейчас они не крепкие, я чуть не упал.

— Но мы будем осторожны. Там ведь такая маленькая изящная бухточка...

— Нет, — повторил Джереми. — Лестница довольно ненадежна. Давай-ка лучше повернём здесь и срежем по полям. Разве уже не время для чая? Давай попросим Амадору угостить нас испанским чаем.

Они выпили чая в летней гостиной. Теперь это была уютная и опрятная комната, где кусками, вырезанными из бархатных штор двух спален, прикрыли отсыревшие спинки кресел и изъеденные молью сиденья. Наконец подул ленивый ветерок и зашуршал в завитках плюща на окнах; два зяблика ссорились и громко щебетали. Дрейк и Морвенна отправились в гости к Сэму и его жене; похоже, не возникало какого-то смущения из-за того, что когда-то Дрейк собирался жениться на супруге Сэма. Больнее всех тогда пришлось Розине, но либо по давности лет, либо она в должной степени прониклась учением Сэма о христианском прощении, но теперь от её смущения не осталось и следа.

Чуть позже, пока Амадора и Клоуэнс болтали, Джеффри Чарльз предложил Джереми поглядеть на огромный стол в зале. Он стоял там уже три века, и все попытки сдвинуть его оказались тщетными, даже попытки самого Джорджа Уорлеггана, но Джеффри Чарльз решил, что для праздника стол как раз и подойдет. Невыносима даже мысль отпиливать центральные ножки из лучшего и стойкого дуба; лучше уж поднять плиты пола, вытащить ножки и вынести стол целиком, или, если он не влезет в дверной проём, можно поставить его у стены, чтобы занимал поменьше места. Это было единственное большое помещение в доме, подходящее для танцев, и с балконом для музыкантов наверху. По такому случаю следовало им воспользоваться. Джеффри Чарльз вспомнил тот день, когда отчим устроил праздник и все танцевали вокруг стола; но это неподобающе.

— А офицеры, какие они? — поинтересовался Джереми. — Наверное, почти все закончили престижные школы?

— Вовсе нет. Может, за всё время я встретил всего шесть или семь человек из своей школы Харроу. И не так уж и титулованные, как может показаться из газет. Разумеется, именно о них и пишут в новостях. Подавляющее большинство офицеров закончили только грамматическую школу. И у них я многому научился! Эта тема не стоит обсуждения... Видишь, вон те плитки, мне кажется, они вздыбились. Если растрескаются, их будет нетрудно заменить.