Чаша любви

Но это не сработало. Она достигла предела своих возможностей, а дальше путь был закрыт. Так что, как она и сообщила Россу, Демельза не чувствовала себя вправе пытаться переубедить Беллу. Возможно, Белла была бы счастливее, просто бренча на фортепиано для удовольствия.

— Это не идёт ни в какое сравнение! — сказал Росс.

— Пока нет.

— Даже не сравнить с теми звуками, которые ты извлекала из арфы и спинета в семнадцать лет, и...

— Что ж, ей всего одиннадцать!

— Да, но как она стучит! Бьёт по клавишам, как руду дробит!

— О нет! — рассмеялась Демельза.

— Откуда только берётся столько силы в пальцах! И она не поёт — она вопит!

— Ей нравится.

— Вот это возможно, даже наверняка. Но нравится ли кому-либо ещё? Я, пожалуй, куплю ещё одно фортепиано и поставлю его в конюшню. Хотя нет, тогда животным несдобровать.

В общем, Демельза продолжала попытки наставить дочь на путь истинный, а Изабелла-Роуз с той же силой продолжила сопротивляться обучению музыкальной грамоте.

Однако к удивлению Демельзы обнаружилось, что малышка уже имеет поклонников. Во время своего визита Джеффри Чарльз и Амадора издалека услышали её пение и спустя несколько дней, планируя приём в Тренвите, Джеффри Чарльз предложил, что Белла могла бы там спеть.

— Но она же не может попасть в ноты! — удивилась Демельза.

— Ну и что с того? Она так юна, так заразительно жизнерадостна! Уверен, все будут очарованы.

— Думаешь, мы должны её уговорить? — спросила Амадора. — Может быть, она будет... Как это слово?

— Смущена, — подсказал Джеффри Чарльз.

— Возможно, — с надеждой проговорила Демельза. — Спрошу её, — пообещала она, заранее опасаясь ответа.

— Ох, мама, разве это не чудесно? — воскликнула Изабелла-Роуз. — Кузен Джеффри Чарльз — самый распрекрасный из всех людей, клянусь, и его милая испанская леди тоже. Но что же мне петь? Что я могу спеть? Разрешит ли папа, ох, я знаю, он разозлится. Что можно подготовить, да ещё за такое короткое время?

— Ты знаешь много несложных песенок... — сказала Демельза. — Или, может быть, прикупим что-то новенькое. Если песенка подходящая, то разучить её недолго. За две недели ты бы справилась.

И раз уж Джереми собирался в Уэйдбридж, Изабелла-Роуз пылко обняла его за шею и сказала:

— Привези мне что-нибудь от мисс Слепухи, Джо-Джо, привези что-нибудь приятное!

В Труро не нашлось бы ничего похожего на музыкальный магазин, но мисс Амелия Слухерд держала лавку в комнатке над седельной мастерской на Дюк-стрит, недалеко от церкви. В продаже были в основном сборники церковных гимнов, псалтыри и тетрадки с нотами для хорового исполнения. Мисс Слухерд продавала записи новых популярных мелодий, но только при условии, что тексты соответствуют её пониманию приличий. Это была невысокая крепкая дама в скрипящем корсете и пенсне с огромными стеклами, слишком крупными для её лица, которые делали её похожей на полярную сову. Когда Джереми мальчишкой как-то раз зашёл туда с матерью, он сразу прозвал её мисс Слепухерд, среди детей Полдарков это имя сократилось до мисс Слепуха, и главное было случайно не назвать её так в лицо.

Джереми привязал лошадь у входа в «Красный лев», прошёлся до седельной мастерской, поднялся по пыльной деревянной лестнице и толкнул тяжёлую дверь, которая всегда открывалась так неохотно, будто кто-то подпёр её с другой стороны. Оказалось, что у мисс Слухерд уже есть посетитель. Кьюби Тревэнион.

Она стояла там, в бархатном костюме для верховой езды цвета орехового дерева, с кремовым кружевом вокруг шеи и в тёмно-коричневой шляпке. Иногда кажется, подумал Джереми, будто она не знает, какие цвета ей идут, но эта гамма ей шла. При виде него на её щёках вспыхнул румянец.

Они пробормотали имена друг друга в знак приветствия и перекинулись парой ничего не значащих слов. В последние две встречи Джереми был вежливо сдержан, стараясь скрыть бушующую горечь, приводящую его в такое отчаяние.

Что ж, кажется, он спрятал свою горечь довольно успешно, и Кьюби решила, что его холодная любезность — случайна, и не распознала под этим ничего более глубокого. Будто ничего и не случилось между ними за этот год, а весёлое перемирие прошлого сентября продолжалось. Она улыбалась ему и щебетала, что приехала в Труро с Клеменс и пытается купить новые ноты для Джоанны Бёрд, которая сейчас живет у них, — ты помнишь её, она слегла с каким-то недомоганием, и мы думали излечить её, соблазнив музыкальным салоном.

Джереми спотыкался о собственные ответы, как всегда растерявшись, стоило ему только взглянуть на неё. Он рассказал о возложенной на него миссии, о предстоящем приёме в Тренвите и о том, насколько сложно отыскать музыкальные ноты для немузыкальной сестрёнки. Кьюби увлеклась этой идеей. Она же видела Изабеллу-Роуз в прошлом году, ту очаровательную девчушку с тёмными кудряшками, что разгуливала, издавая трели?

— Именно так, — сказал Джереми. — Именно так её и можно описать.

Внезапно они вспомнили о маленькой коренастой женщине, ожидающей по другую сторону прилавка. Она наблюдала за ними, вслушиваясь в диалог и делая свои выводы об их манерах и отношениях между ними. Теперь, хором извинившись, они склонились над предложенными нотами разных музыкальных произведений. Кьюби давала Джереми советы о том, что лучше всего подойдет для девочки, которая будет петь на своем первом вечере, а Джереми старался обдумать и рассмотреть эти советы, максимально исходя из своего знания характера сестры. Они обменялись множеством весёлых и легкомысленных реплик, направленных, по крайней мере частично, на единственного слушателя, но обмануть этого единственного слушателя им не удалось. В конце концов Кьюби приобрела три новые пьески для Джоанны, а Джереми — с десяток для Беллы. Он выбрал их наугад и надеялся, что хоть парочка будет одобрена.

Лучезарно улыбаясь им обоим, мисс Слухерд взяла деньги и обернула покупки тонкой папиросной бумагой, перевязав каждый свёрток красной бечёвкой, словно грамоту. Вдвоём, точнее, стараясь держаться как можно ближе друг к другу, они спустились по скрипучей лестнице.

— Может, выпьешь со мной чая? — спросил Джереми. — «Красный лев» всего в двух шагах отсюда, и там есть тихая комната.

— Джереми, мне бы хотелось, но меня ждут Клеменс и грум. Боже, уже столько времени! Я должна поторопиться!

— Пусть Клеменс присоединится. Ты же знаешь, мы друзья.

Тень промелькнула по лицу Кьюби.

— Клеменс всегда очень высоко о тебе отзывается... Знаешь, она во всех отношениях лучше меня...

— Но мне нужна только ты, — ответил Джереми.

В канаве стоял одноногий человек в выцветшей военной форме, просил милостыню.

— На следующей неделе из Лондона вернется Огастес, — сказала Кьюби.

— Мне нужна только ты, — повторил Джереми.

— Ты не должен так говорить. Этого не было в нашем договоре в прошлом сентябре.

— Где же Клеменс?

— У пирса. Должно быть, устала ждать.

— Я тебя провожу.

Они пересекли недавно выстроенную улицу Боскауэна, неподалеку от Монетного двора. Какая-то коляска прокладывала себе путь по мусору и булыжникам. Продавец рыбы зазывал клиентов. Несколько солдат и матросов что-то обсуждали на углу, их спор становился шумным.

Джереми взял Кьюби под руку, прикосновение было ужасно болезненным.

— Почему бы тебе не прийти на приём в Тренвит? — вдруг спросил он.

— Что? Но как же я могу?

— А как ты откажешься? Если я попрошу, Джеффри Чарльз тебя пригласит. Тебя, Клеменс и Джоанну... и Огастеса, если нужно!

— Ох... я не думаю...

— Ты никогда не была на северном побережье. Ты сама говорила. А когда моя матушка пригласила тебя остановиться в Нампаре, твоя не разрешила.

— Ты знаешь почему.

— Что ж, необязательно будет то же самое, раз речь идет о Тренвите. Будет большой праздник, куда съедутся со всего графства. Поэтому особо не стоит опасаться, как именно твоя мать или брат это воспримут.

— Разве у твоего кузена, троюродного брата, или кто он там, фамилия не Полдарк?