Чаша любви

Дуайт встал, хлопнул Росса по плечу, чмокнул Демельзу в щёку и накрыл рукой длинные пальцы жены.

— Что ж, не станем заставлять старого джентльмена ждать. Насколько я помню, дорогая, в прошлом году ты предложила мне бренди перед уходом.

— Какая прекрасная память, — заметила Кэролайн.

Квадратный и прочный Плейс-хаус примерно столетие назад каменщики возвели из местных валунов, а вот на мишуру и украшения им явно не хватило времени; но второй владелец, посетивший Лондон и ознакомившийся с работами Иниго Джонса, добавил фасад в палладианском стиле, чтобы придать дому изысканность и исключительность. Дом, построенный из гранитного порфира и тяжёлого сланца, был просторным, но не защищал от сквозняков; ему не хватало изящества; колонны выдерживали климат хуже, чем остальное каменное сооружение. Перед домом не было даже сада: только терраса с балюстрадой, стоящая на склоне холма в сторону моря.

Когда приехал Дуайт, в доме, похоже, только что зажгли дополнительные свечи. Его впустила Кэти Картер. Её характер напоминал эти свечи — такой же беспокойный; из-под чепца торчали нечёсаные волосы, похожие на водоросли. Кэти с порога принялась торопливо объяснять Дуайту, что первой услышала крики миссис Поуп, побежала по лестнице и увидела, как та пытается привести хозяина в чувство. В последнее время, говорила Кэти, ему подают лёгкий ужин в постель; скорее всего, он слегка выпил после еды, пошёл по лестнице и упал у распахнутых дверей спальни, где хозяйка его и обнаружила. Кэти и хозяйке удалось дотащить его до комнаты и уложить в кровать.

Не пристало горничной хриплым шёпотом рассказывать доктору такие подробности и подниматься по элегантной отполированной лестнице, оставляя на ней капли жира от свечей, но сестра Бена Картера происходила из деревенской семьи и позволяла себе такие вольности, не зная, что это такое вообще. Ростом выше Бена и такая же темноволосая; из-за чего корнуольцы складывали целые легенды о моряках из Армады, потерпевших кораблекрушение у этих берегов. В этом могла быть доля правды: испанская кровь могла примешаться и позднее -— они с Беном были совершенно не похожи друг на друга. К тому же она была крупной девицей, неуклюжей, беспокойной, а иногда угрюмой и замкнутой. Ступни у неё были слишком велики, и частенько казалось, что она вот-вот споткнется. Но всё-таки держится молодцом, думал Дуайт, и явно выглядит неплохо: избежала оспы, кожа у неё чистая; большие и яркие глаза в обрамлении таких чёрных ресниц, что можно решить, будто их накрасили.

Миссис Поуп ожидала его у дверей спальни; они пожали друг другу руки, и доктор проследовал к больному. Поначалу Дуайт решил, что тот мёртв. Лицо старика побелело, как простыня, тело похолодело, а пульс не прощупывался. Зрачки расширены, глаза закатились, язык высовывался между гнилых зубов. Дуайт взял ручное зеркальце и подержал его у синеватых губ. Через пару секунд зеркало помутнело.

— Грелки, будьте добры, — попросил Дуайт.

Он порылся в саквояже и достал бутылочку диэтилового эфира, капнул на тряпицу и поднес к носу мистера Поупа. Через плечо Дуайт сказал:

— Очевидно, у него сильный приступ, который ещё не прошёл. Он физически или эмоционально перенапрягся?

— Вовсе нет, — ответила миссис Поуп. — Он прилёг в семь часов. Выработал такую привычку после вашего первого посещения. В этом отношении он прекрасный пациент. Я... ужинала внизу, а его ужин, как обычно, подали наверх. Очевидно, он уже поел. Когда я заканчиваю ужинать, то всегда поднимаюсь к нему удостовериться, не надо ли ему чего и всё ли благополучно. Я обнаружила его в таком состоянии у порога спальни. Мы подняли его на кровать и поскорее послали Томаса за вами. Я... боялась, что он умер.

Дуайт плеснул на ложку пару капель опия, окунул в неё пальцы и намазал ими губы и язык старика.

— Шнурок колокольчика у его кровати. Зачем ему было вставать?

— В самом деле.

Её трясло как в лихорадке, она сильнее запахнула зелёный халат из китайского шелка. Иногда она искусно прибирала длинные белокурые волосы, но сегодня скрутила их в обычный пучок и скрепила испанским гребнем цвета эбенового дерева.

— Когда он уходит отдыхать, то уже не выходит из комнаты, доктор Энис. Если даже и выходит, то до сих пор я об этом не знала. К постели он не прикован, так что вполне мог выходить из спальни, если вздумается.

— Его дети здесь?

— Нет. Ночуют у Тигов.

— Думаю, их следует вызвать.

— Вечером? Но они же всё равно вернутся к утру.

— Что ж, миссис Поуп, вам решать. Но когда человек в таком состоянии, почти бессознательном...

— Это значит... — миссис Поуп запнулась. — Это значит, что он умирает?

— Точно нельзя сказать. Но безусловно близок к этому.

Миссис Поуп зарыдала. По крайней мере, она вытащила носовой платок, приложила его к носу и всхлипнула. Дуайт снова поднёс зеркало и заметил, что оно затуманилось уже быстрее. Вскоре зашли Кэти Картер с другой женщиной и принесли по тёплой грелке.

— Потише, Кейт, — упрекнула миссис Поуп, когда грелка звякнула.

— Простите, мэм. Я спешила...

Грелки просунули под простыни к ногам мистера Клемента Поупа. Дуайт вытащил баночку и приложил по пиявке на каждое запястье. В отличие от своих коллег, он отказывался от кровопускания, но сейчас это поможет снизить давление.

Миссис Поуп обратилась к слугам:

— Проследите, чтобы немедленно послали за мисс Летицией и мисс Мод.

— Да, мэм.

Женщины вышли. Дуайту хотелось спросить у миссис Селины Поуп, всегда ли она ужинает в изящном дезабилье. Но его это не касалось. Не имел он также права спрашивать, следовал ли мистер Клемент Поуп его указаниям вести тихую размеренную жизнь и отказался ли от супружеской близости.

— Вы останетесь, доктор Энис? — спросила миссис Поуп, глядя на него из-под мокрых ресниц.

— Разумеется, на некоторое время. Пока он не очнётся или не наступят какие-то изменения.

— Могу ли я принести вам чего-нибудь выпить? Горничные сде...

— Нет, благодарю.

Когда ждёшь, время проходит быстро или течёт медленно, смотря насколько занят и взволнован разум ожиданием, поэтому Дуайт не мог оценить, Селина Поуп, вероятно, тоже, сколько времени они так просидели. Дуайт сидел у кровати, а миссис Поуп — у окна в ранне-георгианском стиле, на обитом жёлтым шёлком стуле.

Дуайт подумал о своих дочерях, которые скоро вырастут. Софи одиннадцать, а Мелиоре почти десять. Четыре года спустя после трагической смерти Сары Кэролайн обнаружила, что снова носит ребёнка, и друг за другом произвела на свет двух девочек. Словно чтобы восстановить равновесие вследствие хрупкости их первого ребёнка, эти девочки причиняли совсем мало беспокойства, даже когда подхватывали детские болезни. Обе худые до костлявости, обладающие неутомимой энергией и напором, в чём их превосходила только Белла Полдарк. Софи станет весьма миловидной, но созревать будет долго; внешность Мелиоры была малопримечательной, а губы слишком крупными, но этот недостаток легко восполнялся очарованием. На удивление, обе родились блондинками, а не рыжими.

Дуайт хотел спросить у сэра Гемфри Дэви, можно ли ему взять жену хотя бы в Париж; но и так знал, что больше чем на месяц она не оставит детей. Сама мысль о встрече с французскими учёными его волновала, но он заранее понимал, что вынужден отказаться.

С больным пока не происходило никаких изменений; Дуайт убрал пиявки и время от времени добавлял по капле эфира на тряпицу и подносил к носу больного. Селина бесчисленное количество раз то скрещивала, то распрямляла изящные ноги и поднимала руки, чтобы собрать в толстый пучок соломенные волосы. Наверное, прошёл час, а никто не проронил и слова, и тут мистер Поуп заговорил.

Да, мистер Поуп впервые заговорил после сердечного приступа.

Мало-помалу, незаметно для них, он пришёл в себя. Его ресницы дрогнули, взгляд сначала устремился в потолок, а затем на фигуру жены в элегантном халате, чей силуэт выделялся на фоне тёмных штор. Он облизал губы и заговорил.