Красные камни

Возвращаясь же к кино — снимают у нас не только про войну. И всякую там русскую классику, и комедии — позавчера "Запасной игрок" смотрел, и с сожалением вспоминал, как мы круиз на "Нахимове" не завершили, из-за какой-то бандеровской сволочи. А Вицин (до того успевший здесь еще сняться в "Она вас любит") на мой взгляд, сильно был в нашей истории недооценен, вот прилипла к нему маска одного из гайдаевской троицы, и ничего больше, а ведь у него и другие образы хорошо выходили, хоть в "Земле Санникова" (про это слышал, ждет очереди на пересъемку с резолюцией, "добавить научной глубины"). Ну и конечно, фильмы в стиле соцреализма про трудовые будни — как Аня с моей благоверной в "Высоте" снялись (со второй попытки). И на мой взгляд, гораздо удачнее получилось, чем первая (бывшая почти копией той, из иного времени), намного лучше дух эпохи передает. Вот только "ветреная" сцена (укрощение подвешенной трубы), причем с двумя участницами, вышла такой, что Мерилин от зависти умрет (а скорее, в том американском фильме, еще не снятом, этого эпизода и не будет). Аня Лазарева до сих пор на Пономаренко в обиде — ну нельзя же из Инструктора ЦК делать посмешище с раздеванием! Хотя на мой взгляд, там ничего такого на экран не попало, в "эти" моменты камера на героинь крупным планом по пояс, юбки над головой летят (и лица, красивые и одухотворенные, в кадре — а у той Мерилин, наоборот, одни ноги показали).

— А это как в сценарий будет вписано — ответил Пономаренко — если потребуется, то изобразите, ради интересов СССР. Кстати, а где вы сценарий возьмете — или, лишь изобразите, что снимаете?

— Есть сценарий. Известный вам товарищ с "Воронежа", на пару с нашим будущим светилом фантастики написали, и мы с Люсей (Лючия кивнула) как раз перечитывали вчера. И думали в следующем году предложить "Мосфильму", а вот как повернулось. В крайнем случае, сделаем то же, что с "Высотой" первой редакции — материалы не пропадут. Что-то снимем там, что-то тут, уже после. Главное — получим глубокое погружение в обстановку, и взгляд изнутри.

— И вы, Анна Петровна, снова видите себя на экране?

— Я, нет. А вот для Люси там есть роль, написанная прямо на нее.

Тут уже вступаю я. Помня, как Пономаренко в сорок четвертом Аню так же в Киев послал, просто посмотреть, и прямо в пекло бандеровского мятежа. Непонятки, что там — ну значит, еще опаснее. А так как ссориться с любимой женой себе дороже — то зайдем с другого конца. Пантелеймон Кондратьевич, тогда я вижу отличный случай проверить нашу команду в деле. Если потребуется силовое вмешательство. Тем более, я сценарий тоже читал (если вы о том, что Слава Князев с Аркашей Стругацким наваяли) и даже советы давал. Там каскадеры будут нужны — вот наши ребята и сыграют.

Валя Кунцевич понятно, счел свое участие обязательным. Вечный ты капитан, а не подполковник — но в твоих боевых качествах усомниться, я не пожелал бы и врагу. И конечно, мотивация у тебя, как ты на "Нахимове" сказал, "меня даже атомная бомба не взяла — и пока я живой, с Анной Петровной ничего не случится".

Ну а товарищ Кириллов лишь усмехался. С видом, что вышло все так, как он и ожидал. Интересно, он тоже с нами едет, или остается в Москве?

Москва, Большой Дом по адресу — площадь Дзержинского, 2.

Помещение для допроса. Окон нет, мебель прикручена к полу.

— Осужденный Штеппа доставлен.

— Так заводи, свободен…. Ну что же вы, Константин Феодосьевич, и вашим, и нашим, всю свою жизнь? И хоть бы при этом не лгали! Были офицером в армии Врангеля, в двадцатом в плен попали — и ведь не расстреляли вас злобные большевики, а дозволили карьеру сделать, и очень неплохую — докторскую диссертацию вы защитили, стали профессором Киевского университета, сначала завкафедрой, затем декан исторического факультета, и депутат Киевского горсовета. И чего тебе не хватало, сволочь? Ах да, с двадцать седьмого, одновременно с профессорством, числились осведомителем НКВД — кстати, ваши доносы на коллег, соседей, и просто знакомых, сохранились у нас в архивах. И на вашего наставника Грушевского, который вас считал самым лучшим из своих учеников, тоже есть, вот бы огорчился Михаил Сергеевич, прочти он то, что вы про него пишете.

И не надо сейчас из себя "жертву режима" изображать. Арест в 1938 году — иные на Колыме сгинули, лагерной пылью, а вы меньше чем через год на свободу, и в университет, на прежнюю должность. И чем вы за то Советской Власти отплатили — при немцах, член Киевской городской управы, редактор поганой газетенки, удостоившийся благодарности самого гаулейтера Коха за гнусные антисоветские пасквили, и в то же время, нештатный агент-осведомитель гестапо (ваши доносы на советских патриотов тоже в архивах остались). При бегстве немцев с Украины, ты, сцуко, еще успел с ними драпануть, и даже в Берлине еще один поганый листок издавал, для власовцев и бандеровской сволочи. Пытался бежать дальше на запад, к американцам, однако в Мюнхене был задержан СМЕРШ. И за все это, по совокупности, даже не "четвертной", а всего пятнадцать лет, это кто ж такую неуместную гуманность проявил?[9]

Итого, сколько вы уже отсидели, больше половины срока? Увы, Константин Феодосьевич — Военной Коллегией Верховного Суда, дело возвращено на доследование. И по всему, вам на "четвертной" тянет — это если не будет доказана ваша причастность к событиям в Бабьем Яру, тогда вышак. Впрочем, даже если вариант первый — сидеть вам придется не в Караганде, а где-нибудь на северах, и на хлебную должность, вроде учетчика, не надейтесь, с штрафной пометкой в личном деле. Нет, есть еще и третий вариант — ну да, подписка, и "на опыты". Что — простите, не расслышал?

Ну, вы же образованный человек, Константин Феодосьевич. Приятно с такими иметь дело. Да, есть четвертый вариант — иначе зачем бы вас сюда этапировали, решение суда вам и в лагере могли зачитать, и здравствуй, Колыма! А как вы смотрите на то, чтобы вернуться к профессорству? Нет, не в лагере, ну что за шутки? В Львовском университете.

Вам воды налить? Ну, чудненько. Конечно, не просто так! Вы, конечно, с последней научной литературой не знакомы? Труды некоей Гимбутас, о прародине славянских племен, и теория "этнологии", кстати, поддержанная самим товарищем Сталиным — что основа любой нации, это "этнос", то есть коллектив людей, объединенный общей Идеей, то есть целью, а также имеющий уникальные стереотипы поведения, определенные ведением хозяйства, окружающим ландшафтом и историей коллектива. И за эту Идею члены этноса реально готовы жизнь отдать. Да, это и Вера может быть, как в любимые вами казацкие времена был Андрий, сын Тараса, православным, и считался казаком — а как перешел в веру католическую, стал уже поляком. Но вообще-то идея любой может быть — и "За Веру. Царя, Отечество", и "Пролетарии всех стран соединяйтесь", и "За Родину, за Сталина" — важно лишь, чтоб за нее кто-то готов был, грудью на амбразуру.

Так я вас спрашиваю — вас, первого ученика самого Грушевского — что тогда есть украинский этнос? А нету его вовсе! В козацкие времена, сами запорожцы называли себя "русскими", как синоним православных. Само слово "украинцы" впервые появилось в польских документах шестнадцатого века, для обозначения вспомогательных войск при панах, ну как в эту войну полицаи. Никакой такой "украинской" идеи не было и близко — когда Богдан Хмельницкий провозгласил "навеки с Москвой и русским народом", на Правобережье еще почти полвека паны-атаманы грызлись меж собой, не за ридну Украину, а исключительно, кому первым паном быть, и поляков призывали, себе в помощь, и татар. Флаг ваш желто-синий, это цвета знамени шведского, когда Карл под Полтаву пришел, и велел мазепинцам себе ленты нацепить, чтобы их от русских казаков отличать. Ну а после — настал на Украине мир да покой, под рукой российской, и никаких таких "украинских" побуждений не было, до времен недавних. Бунт Кармалюка, в 1830х не в счет, это чистой воды пугачевщина была, "бей и грабь" — никаких национальных предпочтений и лозунгов не отмечено, и как среди "кармалюков" были на равных и украинцы, и русские, и поляки, и евреи, так и чужих эти робин гуды резали без всякого разбора.