Страница 9 из 12
— Около двух лет назад. — Дима вымученно улыбается и добавляет: — На самом деле, я думал, что любил ее только до встречи с тобой. И, знаешь, мне стыдно, что эти чувства появились до того, как Раф…
Он не рискует заканчивать и на несколько минут в комнате зависает душная тишина.
Я знаю, что он хочет сказать дальше, но продолжаю уговаривать себя, что на самом деле все не так уж плохо, и Дима не поставит знак равенства между моим прошлым и своей шпионкой-наркоманкой, но он разбивает мои надежды в пух и прах.
— Габриэль притащил эту проститутку просто, чтобы досадить мне. Напомнить о прошлом. Это все его грязные игры.
Мы обмениваемся понимающими взглядами, потому что нет необходимости озвучивать причины: Габриэль ненавидит меня, и ненавидит своего дядя, потому что пока я с ним, до меня нее дотянуться.
Но я знаю то, чего Дима знать не может.
Эта Снежана — она для меня. Его громкое паршивое: «Ровно столько ты стоишь, грязнуля, и ровно то же самое я сделаю с тобой».
— Все эти продажные женщины — они просто, как мусор, — с отвращением бормочет Дима. — Липнут к ногам, чтобы вместе с грязью проникнуть в чуждую жизнь, и паразитировать на ней. За деньги, шмотки и порцию наркоты. И я даже рад, что «любимый племянничек» устроил это шоу. Теперь я точно знаю, что принял за любовь простую игру на моих слабостях.
Я надеюсь, что сглатываю не слишком громко, и что мои зубы не стучат, когда Дима приседает на пол возле кровати и кладет руки мне на колени.
— Сделай, как я люблю, — говорит уставшим голосом, и сам же укладывает мои руки себе на голову.
Мои пальцы словно по команде приходят в движение. Перебираю Димины волосы, заново прокручивая в голове все его откровения.
И все больше убеждаюсь, что мой личный Темный ангел устроил показуху для меня.
Кому как ни ему читать людей, словно открытую книгу? И Габриэль все просчитал. Не удивилась бы, покажи он почти точную запись этого разговора еще до его «рождения».
Это его мне: «Вот, что с тобой будет, грязнуля, если ты сама расскажешь о прошлом девочки-из-эскорта. Рискнешь остаться без покровителя? Рискнешь начать войну без генерала?»
Мне нужно все ему рассказать, но я не знаю, как. После этой вывернутой наизнанку души, он вряд ли сможет нормально воспринимать мой рассказ. Или я просто цепляюсь за это, чтобы не признаваться? Нашла удобное оправдание молчать?
Я так запуталась во всем, что неожиданно комната превращается в мухоловку, которая начинает медленно сжиматься вокруг меня, выдавливая из груди жалкие крохи воздуха. Баллончик лежит в кармане рубашки, и я сразу тянусь к нему, чтобы сделать спасительный вдох. Дима обнимает мои ноги и мягко, но настойчиво, покрывает невесомыми поцелуями кожу: вверх, до бедер, поглаживая пальцами чувствительную тонкую кожу под коленями. Я цепенею, потому что никогда раньше он не позволял себе ничего подобного. Смешно сказать, но даже Рафаэль позволял себе смелые ласки и как минимум пару раз видел меня совершенно голой. А Дима всегда носился, словно с куклой, и сам сказал, что хочет, чтобы все было красиво и правильно: романтическая любовь, красивая свадьба, волнительная для нас обоих первая брачная ночь.
— Маленькая, я же чуть-чуть совсем, — словно прочитав мою панику, оправдывается он.
Я зачем-то киваю, хоть ему вряд ли нужно мое разрешение. А в голове зарождается омерзительная мысль, что он нарочно привез меня сюда, вырвал из привычной среды обитания, как рыбу, и собирается нарушить собой же установленное правило — мы не спешим, мы взрослые люди и можем контролировать свои эмоции и потребности.
Но я быстро вышвыриваю сомнения, потому что они — порождение отравы по имени «Габриэль». Все, чего он касается, покрывается ржавчиной сомнений.
— Ты такая красивая, — шепчет Дима, и его руки ощутимо впиваются мне в бедра.
А я почему-то, словно заевший на одной цифре будильник, таращусь на его безупречные ногти и идеально подрезанную кутикулу. И мысль, почему я думаю об этом, а не получаю удовольствие, стопорятся на границе, за которой маячит размытое осознание: мне просто неприятно.
Я падаю на спину, все еще сжимая лекарство в руке, и, кажется, пальцы вот-вот сплющат его, словно картонный. Дима ведет ладонями вверх, замирает около кромки трусиков, и я с шумом — громче, чем собиралась — всасываю воздух через нос. Дима не останавливается, поднимает голову и прижимается губами к моему животу, скользит языком по кромке пупка. Я втягиваюсь сразу вся, словно та странная земляная лягушка, которая в минуту опасности сжимается до состояния не аппетитной высохшей картофелины.
Я должна чувствовать возбуждение, потому что Дима мне правда нравится. В нем есть шик и шарм, у него самые потрясающие в мире соломенные волосы и совершенно фантастические серо-стальные глаза, он занимается спортом и притягивает женские взгляды. Мне невероятно повезло, что после случившегося именно Дима оказался рядом. Но я не могу заставить себя думать о везении в такой момент, потом что единственное, чего хочется — несмотря на жару, забраться с головой под одеяло.
Закрыть глаза и представить…
Веки сжимаются до красных призрачных полос, и хочется оглохнуть, чтобы не слышать, как Дима шепчет слова извинения и просит не отталкивать его, потому что он сходит от меня с ума и потому что день совершенно дурацкий, и моя кожа — все, что может его спасти. Как будто я волшебная игрушка, потискав которую, он обретет душевный покой.
«А ты и есть игрушка, — откликается внутренний голос, почему-то предательски похожий на голос Габриэля. — Дорогая красивая игрушка для олигарха, и он купил тебя за дорогие вещи, украшения, машину и обучением по специальному эксклюзиву а ля «будущая жена влиятельного политика».
— Я просто с ума от тебя схожу, — говорит Дима, взбираясь сверху, зажимая мои ноги своими коленями.
Мне не нравится чувствовать себя беспомощной, и первая попытка вырваться приходит неосознанно. Я толкаюсь, вытягиваю спину, мотаю головой в безмолвной попытке провопить свое категорическое «Нет!»
— Шшшш, — успокаивает он. — Я не буду до конца, не заводись, маленькая.
Но уговорить себя лежать без движения никак не получается. Это все равно, что лежать на раскаленных камнях под солнцем, и не замечать слезающую кусками кожу. И хочется схватить Диму за щеки, заставить посмотреть мне в глаза и до сорванного горла орать, почему же он не видит, что что-то не так. Со мной, с ним, с нами?
Кто-то стучит в нашу дверь. Дима вскидывается, мотает головой и смотрит на меня так, будто только что проснулся и не понимает, как мы очутились в одной постели. Время позднее, но я заранее благодарна любому, кто вторгся в этот поганый сон наяву.
— Прости, ради бога… — Он сдавленно дышит и после третьего удара, кричит: — Да иду!
Только когда он выпадает из зоны моего личного комфорта, я перевожу дыхание.
Меня словно заново запустили, подключили к аппарату после кратковременной остановки сердца. И порция живительного лекарства из баллончика, тает на языке.
Дима возвращается через минуту с полным подносом всяких фруктов и бутылкой вина в ведерке со льдом. Обслуживание в номер здесь по часам, но для постояльцев их «люкса» особые привилегии. И мне противно от того, что я наслаждаюсь ими, будто имею на это право, будто уже заплатила аванс своим телом.
— Прости, маленькая, — он выглядит искренне огорченным из-за того, что перегнул палку.
А я чувствую себя полной стервой, потому что чувствую облегчение, что хотя бы сегодня мы не переступим ту самую черту.
Глава девятая: Габриэль
Я люблю первоклассные гостиницы, потому что в них есть просто роскошные крытые бассейны для таких, как я, любителей задать телу предельную нагрузку в шесть утра.
Все нормальные люди, прилетая на Бали, отсыпают жопу минимум до полудня, а я, закинув на плечо полотенце, собираюсь задать своим мышцам жару.
Но в общем, это все та еще хрень, потому что мне просто хочется свалить из номера. Из номера, в котором от Киры меня отделяла только треклятая стена. И я дошел до того, что проснулся в три часа ночи с вполне оформленной мыслью, что я запросто, если захочу, могу вывалить ее кулаком и вытащить грязнулю из дядиных объятий. И вот с таким говном в голове я сражался до самого рассвета, а теперь, проиграв, бегу с поля боя.