Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 22

Марина не верила в разговоры по душам с незнакомыми людьми. Но как бы она ни пыталась от них отгородиться, ей очень важно было чужое мнение. Она понимала, что все так или иначе от него зависят, в особенности те, кто этот факт отрицает. Так они и боролись где-то в глубине сознания, своё и чужое, демонстрируя, что если чужое мнение – это отражение того, что ты существуешь, то своё – того, что ты живёшь.

– А ты всё больше молчишь, – ощутила холодок равнодушия к её россказням Тома.

– Не обращай внимание. Одиночество – это моя среда. Я там как рыба в воде. Хочу-молчу, не хочу – тоже молчу. Как мне бороться с одиночеством, я не знаю.

– От настоящего одиночества у женщины только два средства: либо выйти замуж, либо развестись.

– Это уже было, не хочу повторяться.

– Я тоже, бывает, лежу в одиночестве думаю: «Мужика бы». А потом сама себе: «Да ты вспомни своего героя последнего, а оно тебе надо?»

– У тебя вино есть?

– Хочешь выпить?

– Нет, хочу поговорить.

Инь: Как давно мы не гуляли вместе в парке.

Янь: Что даже листья опали.

Инь: Как давно мы не ходили в кино.

Янь: Что даже оно стало цветным.

Инь: Как давно ты не делал мне массаж.

Янь: Что у меня эрогенные зоны стали зонами.

Инь: Как давно ты меня не целовал.

Янь: Что губы целуют друг друга.

Инь: Как давно ты меня не любил.

Янь: Что я даже не знаю, что такое разлюбить.

Инь: Как часто мы ссоримся.

Янь: Что без этого уже скучно.

Инь: Как часто мы молчим.

Янь: Потому что и так понимаем.

Инь: Как часто идёт дождь.

Янь: Что даже глаза не сохнут.

Инь: Как часто ты приходишь.

Янь: Что даже я сплю.

Инь: Как часто ты уходишь.

Янь: Что даже я ушла.

Инь: Куда?

Янь: В мартини. Кстати, что это за дрянь в моём бокале?

Инь: Мои губы.

Янь: Сколько мне их ещё пить?

Инь: Всю жизнь.

Янь: Что это за дрянь в моих мозгах?





Инь: Женщина.

Янь: Сколько мне её ещё носить?

Инь: Эпоху.

Янь: Что за дрянь в моих инстинктах?

Инь: Похоть?

Янь: Сколько мне тебя ещё хотеть?

Инь: До смерти.

Янь: То безумие или корысть?

Инь: Банально – повод.

Янь: Значит, подсознание.

Инь: Подсознание в итоге безупречно.

Янь: Да, у моего сознания был риск без чувств засохнуть, если бы не ты.

На часах понедельник, и это немного тревожило, силу воли натягивая вместе с колготками, Алиса была уверена, что ничем не обязана прекрасному этому миру, разве что выйти из дома вовремя. Она посмотрела на мужа как на сожителя или на сожителя как на мужа: любимого, спящего, сильного. Хотела поцеловать, но остановилась, всем поцелуям сказала – некогда, потом подошла к зеркалу, сделала контрольный выстрел помадой, её губы налились кровью, молча призналась себе, что хочется быть раскованной, молодой, влюблённой, но на часах понедельник, надо брать себя в руки и выглядеть строже.

Мне не встать. Понедельник наступил… прямо на меня. Понедельник был из тех, кого не интересовало моё прошлое, чем я занималась все выходные и с кем. В понедельник я как никогда жду вечера. Когда домофон сообщает мне, что ты пришёл, я лечу к зеркалу, убираю лёгкими пальцами тени усталости, отпираю дверь и жду, считая этажи надвигающегося на меня лифта, который поднимает вместе с тобой моё настроение на самый верхний этаж, – сделала она очередную запись и поставила число.

Потом перелистнула пару страниц, пару-тройку лет назад.

Если лето для Алисы показалось коротким отрезком от станции А до пункта В, потому что его звали Владимир, то зима оказалась длинной диагональю от А до Я, так как пункт В внезапно исчез с её пути и стоило большого труда вернуться к себе. Мужчины, которые приглашали её на свидания, были странные, кто-то вёл трезвый образ жизни, кто-то торопился нажраться. И те, и другие не вызывали не только доверия, но даже такси, и ей приходилось ехать домой на метро.

«Бред, подростковый бред», – подумала она про себя. Володей был их преподаватель физкультуры на первом курсе, который вряд ли её помнил. Глаза Алисы побежали дальше на другую страницу.

Она не верила в воскресные свидания, но это подмывало её чувства только одним: вдруг не надо уже будет идти на работу в понедельник, и вообще не придётся больше работать.

Вторник, как второй мужчина: появляется для того, чтобы быстрее забыть понедельник. Вторник отдавал понедельником. Любви в нём было мало, сплошная дружба. Курить я бросила, кофе в меня уже не лез, обсуждать очевидное надоело, в общем, дружить сегодня не хотелось.

Странной пустотой отдавал этот день, было даже ощущение, что это понедельник. Пригляделась, нет, среда. Среда моего обитания.

Четверг-рутина. Проснулась сегодня. Посмотрела в окно, а выходить не хочется.

«Интересно это я про погоду или про жизнь?»

Суббота – это тёплый халат, в который можно завернуться в конце недели и скинуть для воскресения чувств.

В воскресенье проснулась поздно, голова была тяжёлой, а во рту неприятный вкус понедельника.

Понедельник. Марина тщетно пыталась собрать себя из разрознённых деталей сна, однако ничего путного из этого не вышло, они так и остались лежать запчастями в памяти. Этот наступивший понедельник был выходным и от этого ещё более странным, потому что идти было некуда. С утра так необходимо найти собственное «я». Процесс его самоидентификации шёл медленно. Я встала и прошла через платье в ванную, потом на кухню, чтобы окунуться в кофе. Жизнь как ребус.

Марина понимала, что это происходит отчасти оттого, что теперь полностью принадлежит сама себе, и некому нести за неё, что ответственность за саму себя теперь легла на её плечи. Теперь она знала точный ответ: ответственность – это когда мужчина может ответить на все женские вопросы, чтобы той было приятно на него положиться. Ей было неприятно.

Сначала одно только прикосновение того, что он нежился с другой, повергает в уныние, но это только цветочки, потом ты начинаешь понимать, что ею, другой, засраны все его мозги. Она не знала, что делать, как себя теперь вести и главное – куда. Хотя доказательств по-прежнему не было, одни только улики, осадки и отсутствие секса.

Сижу на кухне, делать нечего, есть не хочется, собираю пальцем крошки со стола, в одну небольшую кучку, потом ставлю чайник, открываю буфет, который радуется мне сверкающей фарфоровой улыбкой. Я достаю чашку, ставлю её на стол и обращаюсь к окну. Там осень. Деревья голы – верный признак идти за зимними сапогами. Листьев почти нет, все они в моей ладони. Чайник закипает, я выключаю его машинально, высыпаю чай из ладони в фарфор, завариваю саму осень, наливая в чашку и пью. Снова погружаясь в ближайшее будущее, открываю морозилку, отчётливо ощущаю, что скоро зима, достаю оттуда холодную курицу и бросаю в раковину, чтобы разморозилась. «Хватит хандрить, курица!» – говорю себе вслух. Весна не за горами, а там и лето. Натру её хреном, и в духовку.

– Что с тобой? – поцеловала она его в щёку, когда муж появился на кухне, сонный и чужой.

– Отравился.

– Чем?

– Понедельником. – «Октябрь, тот же кофе, мы другие», крутил он в своей голове мысль. «Кофе всё крепче или мы стали более мягкотелы, он горяч, мы холодны, дежурны поцелуи, не греют, будто губам нашим выключили отопление. Они просто поддерживают быт, слова не проникают, сколько не мешай в них сахара и сливок, только привкус памяти на языке, влюблённая ты, я без ума от другой. Октябрь, даже он похож на апрель».

– Ты не одинок и завтра поправишься.