Страница 2 из 6
– А живём мы с ней совсем недалеко, – пояснил старик и показал рукой в сторону частных деревянных построек.– Вот в том доме маленьком. Рядом с парашютной вышкой. Родители моей Сингэктэ в прошлом году в Амуре утонули. Переплывали на лодке на ту сторону – и мотор заглох, Толкач, всего-то три лошадиных силы. Волна поднялась… Дело житейское, но больно не хорошее. Ушли в верхним людям. Наверное, и там рыбу для какого-нибудь колхоза ловят.
– Не обижайтесь, Сурэ Марангович, – возразил Захар, – но там, на том свете ничего нет.
– Молод, потому и не знаешь, что всё и везде есть, – сказал старый нанаец. – Они точно там рыбачат. Часто ведь так и бывает, чем здесь занимался, то же самое и в верхнем мире придётся делать. Но, однако, не всегда так происходит. По-разному случается.
Вот так курсанты познакомились со скромной и красивой Сингэктэ, в совершенство владеющей не только фехтовальной палкой, но и всем тем, что знал и умел её дед.
А три года пролетело быстро. Научил дед с внучкой друзей-курсантов премудростям рукопашного боя думэчи, метанию ножей, топоров… многому научил. Но для того, чтобы вырасти до уровня строго Сурэ и совсем юной Сингэктэ, надо было бы им ещё год-два позаниматься. Но, впрочем, не так всё и получилось плохо. Добрый Сурэ Гейкер за учёбу категорически отказывался от Ильи и Захара брать денег. Наоборот, подкармливал их рыбой. Да иногда и мясом диких зверей.
После окончания училища судьба развела Бадыкова и Ремизова. Илья по специальному распоряжению отправился на службу в одну из восковых частей в Прибалтику, которая в 1940 году уже стала советской. Что касается Захара, то он оказался… под Хабаровском. А потом началась война.
Уже в июле лейтенант Захар Бадыков вместе с десятью офицерами был отправлен не на Восточный фронт, а на Западный, в самое пекло. Со всеми отступал к Москве. Если точнее, то «отходил на заранее подготовленные позиции». Тяжёлое время, тем более для командира взвода разведчиков. Много потерь, неоправданных. Наверное, в трудную минуту и во время рейдов, в разведке, владение ножом и многое из того, чему научил его старик Гейкер, пригодилось при обороне и внезапном нападении на врага.
С самого начала, в октябре 1941 года, он держал оборону с многими тысячами красноармейцев на Можайском, на самом опасном направлении обороны Москвы. В районе Вязьмы и Брянска. Его нож всегда был в деле. Захар даже не знает, скольких гитлеровцев отправил на тот свет. Но около сотни точно. Только он один. Да ведь рядом с ним был и его взвод. Но, в конце концов, 4-5 декабря ЗЗ Армии удалось разгромить врага.
Разведгруппа старшего лейтенанта Бадыкова ценой жизни очень многих красноармейцев внесла и свой вклад в то, чтобы остановить врага на подступах к столице Советского Союза. У него, как и многих живых и мёртвых, имелись награды… Самая главная из них – остановленный враг и вера в генеральное контрнаступление Красной Армии.
Потом наступил временный перевес Красной Армии, и немцев немного оттеснили на Запад. Был освобождён ряд населённых пунктов. Среди них Тихвин, который фашисты в панике оставили 9 декабря 1941 года. Славно поработала советская Четвёртая Армия, её артиллеристы, танкисты, пехотинцы и, конечно же, разведчики и диверсанты. В числе их был и старший лейтенант Захар Бадыков. Ему пришлось хорошо поработать ножом и всеми подручными средствами.
После переломной битвы под Москвой наметилась возможность на целом ряде участков перейти Красной Армии в контрнаступление. Немцы начали понимать, что начинают ломать свои «стальные» зубы.
Из самых тяжёлых ситуаций выходил Бадыков. А когда уже стал ощущаться более значительный перевес в сторону Красной Армии, он попал он под Сталинград. Но всё так же оставался командиром взвода разведки. Тогда с середины июля 1942 по начала февраля 1943 года немцы рвались к Кавказу, к месторождению нефти. После пленения фельдмаршала Паулюса и ещё двадцати четырёх фашистских генералов, взятых в кольцо двадцати двух вражеских дивизий, буквально на следующий день Захар Бадыков получил тяжёлое ранение.
Сработал один из гитлеровских фанатиков, снайпер. Пуля прошла в опасной близости от сердца… Немца тут же вычислили, нашли на третьем этаже полуразрушенного жилого дома. Брать его в плен не стали. Приговорили врага на месте воины-разведчики из взвода Бадыкова. Всё правильно. Враг должен был уничтожен, тем более там, в Сталинграде, на пепелище, среди гари, крови и трупов. Не положено жалеть и миловать того, кто безжалостен и жесток к тебе. В плен брали только тех фашистов, кто не оказывал сопротивления, понимая, что уже бесполезно это делать.
Не только немцы пытались взять Сталинград, но и румыны, итальянцы, венгры…
Не получилось. В Великой Отечественной войне настал коренной перелом. Но Захару не пришлось сразу же после кровопролитных боёв в Сталинграде разделить с оставшимися в живых разведчиками радость победы в этом жестоком и важном сражении. Не две недели, как рассчитывал Бадыков, а больше месяца он находился в полевом госпитале. Его долго приводили в порядок. С трудом, но, всё же, поставили на ноги.
Там, в госпитале, в небольшом посёлке под разрушенным Сталинградом он прочитал в газете «Красная Звезда» небольшую заметку об одном офицере Волховского фронта, тоже разведчике, который за эти годы войны не сделал ни одного выстрела. Но зато с помощью ножа уничтожил более двухсот гитлеровцев. «А мне лично, всяко приходилось и ножом, и петлёй, и пулей, – подумал тогда Захар. – Одному обер-лейтенанту даже зубами перегрыз горло. Так пришлось. По-другому не получалось».
После излечения он получил недельный отпуск. Конечно же, Захар отправился в Москву, чтобы хоть несколько дней побыть в родной семье, с отцом, матерью, с младшей сестрёнкой Катей. Но в квартире не застал никого.
От соседей узнал, что его отец Георгий Иванович, майор запаса, отказавшись от брони, как специалист, инженер-авиастроитель ушёл добровольцем на фронт. А мать Лариса Семёновна, инженер технолог вместе с дочерью, тринадцатилетней Катериной, вместе с предприятием, с авиационным заводом № 39 и всем основным оборудованием была эвакуирована в Иркутск.
Добросердечная соседка, тётя Клава хотела вручить Захару ключи от московской квартиры, но он отмахнулся, сказав, что пусть пока они побудут у неё. Но записка была оставлена его матерью, с такими словами: «Дорогой Захарушка! Бога молю, чтобы ты был жив и здоров. Сообщаю тебя, что папа на фронте, а мы с Катей уезжаем в Иркутск. Думаю, когда закончится весь этот кошмар и мы разделаемся с этими сволочами, ты нас найдёшь. Любим тебя, ждём. Твои мама и Катя. Быстрей бы, Захар, наши красноармейцы задавили бы этих нелюдей! Береги себя, сынок!».
Захару Бадыкову ничего ни оставалось, как по предписанию, прибыть в штаб резервного пехотного корпуса на окраину города Курска. Надо признаться, что орденоносец, боевой командир, разведчик и диверсант был раздосадован и расстроен, что его определили в резервный корпус. Получается, что все будут воевать, а он… выжидать. Никуда это не годится.
Всё это происходило в конце марта 1943 года. Эта область и город, куда его направили после лечения в госпитале, была уже больше месяца освобождена от немецко-фашистских оккупантов.
Как разведчик, он сразу же обратил внимание на то, что, практически за городом, чуть подальше от небольшого двухэтажного каменного здания, располагалось великое множество шатровых палаток и рядом с ними, в загоне, с высоким забором сотни полторы лошадей. Перед ним – повозки. Несколько десятков.
Ни одного танка или самоходного орудия. Странная армия. Разве можно со всем этим воевать с немцами?
Он доложился часовому, показал ему документы и через несколько минут вошёл в большой двухэтажный дом, почти не повреждённый и не разрушенный. Наверное, раньше здесь находилось какое-нибудь государственное заведение, может, и управление отделения колхоза или совхоза.
То, что здание почти не было повреждено, означало только одно: здесь, наверняка, располагался штаб и управления одного из крупных немецких воинских подразделений. А при скороспешном отступлении под натиском подразделений Красной Армии они просто не успели его сжечь или взорвать. Хорошо ещё, что умудрились, скорей всего, прихватить с собой кое-какие документы и унести собственные ноги.