Его любимая кукла

– Признаться честно, я немного нервничаю. Но это – лишь следствие того, что я оказалась в незнакомом месте.

Зачем она это сказала? Прикусив язык, Арина поёрзала на стуле, испытывая неудобство. Если Королёв сочтёт, что таким образом она старается скрыть удивление или неловкость, которые возникли у неё стоило им встретиться, она вполне может потерять рабочее место, едва его обретя. А ей этого хотелось в самую последнюю очередь.

Он думал, что готов ко всему. Думал, что уже привык к подобной реакции, но сейчас, когда вглядывался в лицо сидящей рядом женщины и видел, как она отводит от него взгляд –  ненавидел все это с неожиданной  для себя яростью. Ненавидел эту коляску. Ненавидел эту аварию. И ее. Ее ненавидел тоже.

За то, как она старается не смотреть на его ноги. За то, как улыбается, будто ничего особенного не происходит. За то, что лжет, говоря, что причина ее нервозности – в незнакомой обстановке.

Но он-то знал, что дело вовсе не в этом. Он прекрасно знал, что причина ее поведения – он сам. Вернее, его инвалидность.

Он не понимал, что именно его сейчас так злит. Ведь ее реакция была вполне предсказуема. Так делали все. Старались не пялиться, скрывая жалостливые взгляды. Говорили с ним преувеличенно терпеливо и мягко – так, словно у него были парализованы не только ноги, но и мозги. Развлекали  рассказами о всякой ерунде, будто ему нужна была эта дурацкая болтовня. Черта с два! С первого дня, как выбрался из больницы, он не сносил подобного к себе отношения, прямо указывая, куда все сочувствующие могут засунуть себе свою жалость. Не собирался сдерживаться и теперь.

Он откатился от стола и, не сводя с нее глаз, вместо никому не нужных вежливых условностей – ведь он действительно знал, как ее зовут и она прекрасно знала его имя тоже – сказал, а скорее приказал – грубо, почти зло:

– Смотрите на меня! – голос низкий, хриплый, царапающий слух – последствие повреждённых связок. От прежнего приятного уху тембра – не осталось и следа. Только утешение, что вообще может говорить после полученных в аварии травм. Он ненавидел этот голос сейчас тоже. Сильнее, чем  когда-либо  прежде. – Смотрите на меня! – повторил он и, когда она вскинула глаза, развел руки в стороны и добавил:

– Смотрите, черт вас возьми. Привыкайте. Вам придется смириться с тем, что человек, которому вы согласились оказывать любые, – он особенно подчеркнул последнее слово, – услуги – инвалид. И быть готовой ко всему, что это за собой влечет. – Он смотрел на нее не мигая, потом криво усмехнулся самым уголком губ и сказал:

– Как вам нравится перспектива катать инвалида с ветерком, а? А помогать мне принимать ванну? А главное – выполнять все, чего бы я ни приказал? И ещё важнее – не врать мне больше никогда?

Она совсем не ожидала того, что произойдёт дальше. И совсем не была к этому готовой. Вздрогнула от испуга, когда Королёв выдал ей свою тираду. Скомкала под столом подол платья. Но осталась сидеть на месте, вопреки инстинктивной, почти что въевшейся в самое нутро потребности сбежать.

Арина не понимала этого внезапного… взрыва – или что это было? – да и не могла, наверное, понять. Потому что для этого нужна была всего лишь «малость» – оказаться на том месте, где находился Роман.

Во всём хаосе мыслей, что проносились в голове со скоростью двенадцатибалльного шторма, не было ни одной о том, что делать и говорить в таких случаях. Почему чёртов бесцветный помощник даже слова не сказал, что от неё потребуется стать сиделкой? Вряд ли бы она отказалась в этом случае, но хотя бы была готова к тому, что случилось теперь. Или это был способ такой, чтобы она не смогла сбежать прямо сейчас, когда уже поняла, что получила место, и когда рассчитывала на перспективы, которые открывались перед ней с получением высокого заработка?

– Зря вы так, – начала она тихо, подбирая слова.

Всё это время смотрела в лицо мужчины, которого видела от силы десять минут, но знакомство с которым уже нельзя было назвать тривиальным.

– Моя готовность выполнять все ваши приказы никуда не делась. И для этого мне совершенно не нужно к вам привыкать или свыкаться с какими бы то ни было мыслями. Вы наняли меня на работу, и я буду выполнять её и постараюсь делать это хорошо. Но мне нужно будет… наверное, узнать что-то на эту тему? Чему-то научиться?

Арина снова перевела взгляд на приборы, ощущая, что к горлу подкатила тошнота. Она не лгала Королёву, когда говорила, что нервничает в этом незнакомом и странном месте. Вот только умолчала о том, что и он сам был источником новых переживаний и тревог. И похоже, обладал чересчур тяжёлым характером, чтобы хоть отчасти облегчить ей первое пребывание рядом с собой.

– Меня совершенно не пугают перспективы катать вас с ветерком. – Она посмотрела на Романа и постаралась  улыбкой смягчить напряжение, физически ощущающееся между ними. – Я уже сказала вашему помощнику, что умею водить машину. Или вы имели ввиду что-то другое? Если да – я хотела бы знать полный перечень того, чем буду заниматься. Так, я думаю, будет легче и мне, и вам.

Роман смотрел на Арину безотрывно, внимательно подмечая все: неловкость и смущение от его резкости, вдумчивые ответы, тщательно ею взвешиваемые, и слабую улыбку, показавшуюся ему почти вымученной, на которую не стал отвечать. Он просто смотрел на нее и впервые задавался вопросом, что сподвигло эту женщину на то, чтобы согласиться на подобную работу? Чтобы быть готовой на все? Даже не зная, что это может под собой подразумевать?

Однако от ее слов, что она по-прежнему готова исполнять все, что он прикажет, Королёв вдруг почувствовал, как успокаивается. Как стремительно отступает куда-то гнев, будто единственное, что ему нужно было услышать – это то, что она действительно готова на все. Будто до этого момента ожидал, что она ещё может передумать и уйти. Он потер привычным жестом подбородок, размышляя о том, стоит ли озвучить сразу все, что он хочет от нее получить или лучше сделать это позже, когда Арина привыкнет к нему, несмотря на то, что, по ее словам, она в этом не нуждалась. В конце концов, пришел к выводу, что если то, что он предложит – для нее неприемлемо, лучше ей будет уйти прямо сейчас.

– Главное, чему вам нужно научиться – никогда не лгать мне, – повторил он. – И не делать вида, что этой коляски не существует, потому что от этого она не исчезнет. Если вы выполните эти два условия, нам с вами уже будет гораздо проще. – Королёв потянул за рычаг, заставляя коляску сдвинуться с места и направил ее обратно к столу. Положив на него руки, побарабанил пальцами по деревянной поверхности, глядя на стоящий перед собой бокал, потом снова перевел взгляд на Арину.

– Если вы хотите перечень требующихся от вас услуг, то он довольно короткий и одновременно обширный. При этом почетная обязанность пичкать меня таблетками и уколами в него вовсе не входит, потому что желающих посмотреть на мою голую задницу хватает и без вас. Так что ваша основная задача – сопровождать меня повсюду. Это включает в себя и вождение машины, и поездки со мной в командировки, и – если я потребую – присутствие в моей спальне. Вам нужно объяснять во всех красках для чего именно или догадаетесь сами? – Выражение лица Романа при этом вопросе не изменилось, только глаза чуть потемнели, приобретая грозовой оттенок. – И ещё вам следует запомнить основной принцип работы со мной, Арина. Это – полное подчинение. Во всем. Полное. Подчинение. Ясно?

Арина смотрела на то, как успокаивается Королёв. Это было физически ощутимо – будто напряжение перестало быть наэлектризованным, а после исчезло вовсе. Но она всё равно держала спину прямо, продолжая комкать в пальцах ткань платья. Потому что видела – всего одна искра, и обманчивое спокойствие снова сможет вспыхнуть и испариться.

Она слушала его внимательно, мысленно отмечая про себя, что перечень услуг не такой уж и обширный и не требует от неё дополнительных знаний. Пока Королёв не дошёл до упоминания спальни.

Арина не удержалась – её глаза расширились, но всего на долю секунды. И она надеялась, что это останется незамеченным для Романа. Что ж, по крайней мере, это было честно, а исходя из того, что пока она не успела получить за свои услуги ни копейки, и вовсе давало возможность встать и уйти. Или не давало?