Партион

 А в некоторых домах сохранились настоящие печки, которые отапливались с помощью курнита — аналога земного угля. Это было удивительно, хотя чему я удивлялась? Ведь знала, что планета дикая.

 Мне хотелось узнать, куда делись местные жители, но спрашивать о чём-то военных лишний раз я опасалась. Больно у них были «миролюбивые» рожи, которые так и располагали к общению. Поэтому я ограничивалась лишь наблюдениями. Дома явно покидали в спешке. В некоторых из них были забыты вещи, детские игрушки, книжки. Открыв одну из них, я увидела красочные картинки, а язык знакомый. Если мне не изменяла память, то он принадлежал к языковой группе Архитов. Древний народ, о котором мало, что сохранилось, кроме собственно языка. Но они были в своё время на многих планетах. Почему-то потом эти планеты сильно отставали в своём развитии. Некоторые не могли до сих пор выйти в космос, поэтому появление землян воспринимали сродни сошествию богов на грешную землю. Некоторые учёные предполагали, что Архитовские планеты населены были одним народом, но потом пришёл в упадок и они забыли о своих предках. Такое иногда случалось. Но не в этот раз. Планеты языковой группы были разными по национальному составу и отличались по генетическому коду.

 Мы вели себя как наглые гости, которые пришли к гостеприимным хозяевам и стали вытирать ноги об их драгоценные ковры, что было как в переносном смысле, так и в буквальном. Военные не церемонились с посудой, вещами. А ведь за каждой вещью, оставленной в доме, скрывалась чья-то заботливая рука. Порой я представляла себя на месте такой хозяйки, которая покупает на рынке занавески на окна или вешает на стену поделку сына, которую он принёс из школы. А военные срывали занавески, потому что они мешали обзору, скидывали поделку ребёнка совершенно случайно и тут же на неё наступали, не заметив. Они ничего не замечали. Но их тоже можно было понять. Это я могла позволить себе разглядывать быт и горевать о сломанной игрушки. Я была ещё мягкой, не закалённой. Во мне не было их цинизма, потому что мне не приходилось в течение стольких лет уворачиваться от пуль и думать, что этот день может стать последним.

 Они всё время опасались нападения. Я боялась вмести с ними. Мне не хотелось умереть от случайной пули, но через несколько дней пришла усталость и безразличие. Мне стало просто всё равно. От судьбы не убежать. Остаётся только её принять. Если мне уготовлена умереть на этой планете с мягкой плодородной землёй и ярким небом, так ничего не поделать. После этих мыслей на душе стало легче. Наверное я в тот момент смирилась, что обратного пути для меня не будет. Оставалось приспособиться здесь.

 Это был очередной привал. Мы остановились у реки, чтоб остудить машины. День выдался жарким. Термометр показывал около тридцати пяти градусов. Те, кто здесь был давно, говорили, что для этих мест температура очень большая. Обычно столбик термометра не поднимался больше двадцати пяти. Машины не были приспособлены к такой жаре, поэтому и перегревались. Решено было остановиться до вечера, когда жара должна будет немного спасть. Самое обидное, что мы уже почти подъехали к нашему тылу, где должны были обосноваться и укрепиться.

 Я обычно никогда не отходила от лагеря и своей машины, на которой ехала. Тут же меня словно что-то потянуло вниз по течению реки. Никогда не страдала такими вещами, как предчувствие и интуиция. Но тут прям засела мысль, что мне надо пройтись вниз по реке мимо колючих кустов, поваленного дерева. Я не знала местности, плохо знала флору этих мест. А может тут кустарник ядовитый? Сильно опасных растений на планете не было, но такие, которые могли причинить мелкие неприятности в виде лёгкого ожога или раздражение, такие были в избытки.

 Наверное была гроза. Слишком много было поваленных деревьев вокруге. Но, я ошиблась. Они стреляли ракетами. Одна из ракет оставила воронку взрыва и раскидала деревья. Сильный взрыв. Надо было поворачивать назад. Мои солдаты меня небось потеряли. Да и здесь могли оставаться не разорвавшиеся снаряды. Я это понимала, но упрямо шла вперёд.

 Тихая песня доносилась из-под упавшего дерева. Детский голос пел песню. Тихую и печальную. Я не понимала слов, но тоска защемила сердце. На глазах выступили слёзы. Иногда не нужно знать слов, чтоб понять смысл.

 Девочка сидела на земле рядом с поваленным деревом и пела. Черноволосая, чумазая, одежда порвана. На её коленях лежала голова женщины, тело которой было скрыто за поваленным деревом. Оно было таким большим, что почти полностью накрыло женщину, оставив снаружи лишь голову. Девочка гладила женщину по волосам и пела ей песню. Это было жуткое зрелище. Такие моменты потом всегда хочется забыть, но они то и дело всплывают в памяти, а ещё чаще во снах.

 — Она не проснётся, — тихо сказала я.

 — Знаю, — ответила девочка. Моих скудных знаний языков хватило, чтоб она меня поняла. Только мои слова казались мне жутко кривыми, неблагозвучными. Девочка же говорила звонко и мелодично.

 — Пойдём? — я протянула ей руку. Девочка приподнял подол платья. Босая нога была раздроблена. И как она ещё в сознание находилась с такой травмой? — Не бойся. Я помогу.

 — Не боюсь. Солнце всегда поможет. Принесёт луч, чтоб осветить путь... — прошептала девочка, начиная терять сознание.

 Я осторожно поднял её на руки. Она была небольшого роста, худенькая, но весила прилично. Это из-за строения костей и мышц. Я пыталась вспомнить, что ещё я читала на эту тему, но не получалось. Все знания путались. Образовывались белые пятна. В голове была лишь мысль, что нужно успеть.

 Моё появление вызвало в лагере переполох. Я думала, что мне кто-то поможет, вместо этого на девочку, что была без сознания наставили автомат.

 — Только попробуй! — прошипела я. Не знаю почему, но солдат опустил автомат. Я опустила девочку на траву. Полезла в машину за рабочей сумкой.

 Солдаты говорили, что она не выживет. По каким-то своим признакам определяя критичность её состояния. Я это и сама понимала. Просто чувствовала. Мне не хватало знаний. Тут я вспомнила о проведённых в безделье днях на корабле. Ведь могла проштудировать лучше литературу о местных жителях. Не краем глаза пройтись для общего развития, а подробно. И не надо себя оправдывать, что я ехала лечить землян, а не туземцев. Теперь из-за моей безалаберности погибала девочка. Потеря крови была критичной. Шок от боли. А у меня только сканер, который не мог вылечить серьезные раны. У меня не было под рукой регенерирующий камеры. Это было для меня шоком. Вначале наступила паника. Как лечить, когда не работает аппаратура? По старинке. Вспоминать чему меня учили. Ведь сдала же я практику на пять. Я могла извлечь пулю. Я могла...

 Не знаю, что я могла, но я попыталась спасти её ногу. А дальше пошли чудеса. Стоило мне складывать раздроблённые кости в нужном порядке, как они сами соединялись между собой, образуя тонкое костное соединение, похожее на плёнку от масла на воде. Естественная регенерация? Довольно редкое явление. Но чего только не бывает. А вот с мышечной тканью было всё сложнее. Оставалось надеяться, что промыв рану, я не навредила девочки. Тугая повязка, которая заменит гипс. Чувствую, что здесь мне ещё придётся вспомнить, как его накладывать. Немного поддерживающих лекарств. На сколько я помнила, что они годны и для туземцев.