Страница 7 из 26
Джилинер придирчиво оглядел аккуратные ряды поленьев, расправил сбившийся край пелены.
На сумрачную поляну вышли двое рабов. Они старались ступать бесшумно, но это трудно делать, когда тащишь тяжелую ношу. Малейший хруст сухой ветки под ногой заставлял рабов содрогаться. Поспешно возложили они на подготовлен1-ный костер большой темный тюк и двинулись было прочь, но один замешкался.
- Что еще? - обернулся хозяин. Голос был негромок, но бил хлестче плети. Невольник покрылся холодным потом. Его раздирали надвое желание оказаться подальше от господина и боязнь плохо выполнить приказ.
- Он... он, кажется, не выпил вино... - мотнул раб головой в сторону темного тюка.
- "Кажется" или "не выпил"?
- Я... мы... он начал пить.. потом выронил... кувшин выронил... а я ..
Раб тихо застонал, теряя разум от черного ужаса. Чародей вгляделся в лежащего на пелене человека.
- Спит... Убирайся!
За спиной затрещали сучья: слуга с огромным облегчением ринулся с поляны. А Джилинер все вглядывался в лицо распростертого на смертном ложе человека: решительная, упрямая челюсть в темных завитках бороды; узкий выпуклый лоб, скрытый в спутанных курчавых волосах; острые, почти волчьи клыки за полуоткрытыми губами...
"Крепок. Силен. Надо полагать, здоров. Говорил, что наемник, но, пожалуй, разбойник... Впрочем, это не имеет значения".
Лес тревожно притих под сгустившимися тучами. Все живое смолкло, затаилось, забилось в норы, под корни деревьев, предчувствуя не просто грозу, а нечто более опасное, недоброе.
Маг поднял глаза к небесам - и содрогнулись тучи под этим взглядом! Клубящаяся темная масса пришла в движение, стала уплотняться, чернеть.
Чародей заговорил глухо, страстно:
- Призываю тебя! Криком совы и безлунной полночью заклинаю тебя! Следом змеи в траве и волчьим взглядом во мраке заклинаю тебя! Стеблем цикуты и болотным дурманом заклинаю тебя - приди на добычу! Приди на горячую кровь, приди на сонную плоть, приди на дрожащую душу!
От мрачного полога, нависшего над поляной, отделился черный сгусток и, вытягиваясь, устремился к земле. За ним вдогонку скользнула вторая нить, третья .. Зависнув над костром, нити свились вместе, превратились в некое подобие руки с невероятно длинными пальцами. Черная кисть зашевелилась, медленно поплыла вокруг поляны. Казалось, кроны деревьев ежатся от ужаса при ее приближении.
Описав круг, рука зависла над Джилинером. Гибкие пальцы, извиваясь и корчась, потянулись к неподвижно застывшему чародею. Пахнуло промозглым холодом, потянуло запахом тины. Она не была живой, эта странная... вещь?. , тварь?.. Но она была готова вобрать в себя чужую жизнь. Маг знал это - и все же не дрогнул, когда ледяные пальцы скользнули вниз по лицу, задержались на горле.
- Не меня, - твердо сказал он. - Твоя добыча ждет тебя на погребальной пелене.
Пальцы сильнее стиснули горло, словно ожидая страха, мольбы, крика. Не дождавшись, нехотя разжались, отстранились, оставив на коже липкий след. Маг не позволил себе облегченно вздохнуть. Бестрепетно следил он за тем, как черный сгусток в форме пятерни завис над лежащим на черной пелене человеком.
Туча спустилась еще ниже, края ее выгнулись, в глубине засверкали искры.
Маг промолвил хрипло и повелительно:
- Возьми его память - и дай мышцам медвежью силу! Черный сгусток разросся, навис над беспомощной жертвой. Над телом сомкнулись и разомкнулись призрачные медвежьи лапы.
- Возьми его умение радоваться жизни - и дай телу змеиную гибкость!
Гигантская черная змея вихрем завертелась по погребальной пелене, по простертому на ней человеку.
- Возьми... - продолжил было Ворон... но тут голос его дрогнул и сорвался, а черная туча вскипела и забурлила, как котел отравы над костром, потому что человек, обреченный в жертву темным силам, вдруг открыл глаза и попытался приподняться на локтях.
"Как?.. Почему?.. Раб говорил - он не допил вино с сонным зельем... "
Вот тут Джилинер узнал, что такое страх. Нельзя, ни за что нельзя было прервать обряд! Тот, кто пришел за человеческой душой, не уйдет без добычи. И чародей знал, кто станет этой добычей, если пленник вырвется из черных пальцев
- Возьми его умение любить, - провозгласил маг, пересиливая отчаяние, и дай мастерство перевоплощения!
В глазах пленника недоумение сменилось ужасом, а ужас - яростью. Он не понимал, что происходит, но готов был сопротивляться. Это был гордый и мужественный человек. Сонное зелье выпило силу из его мускулов, свело немотой горло, но он твердо и гневно глядел вверх - туда, где сгусток мрака клубился, принимая очертания безобразно кривляющегося лица. Не сила, не страх, даже не желание жить, а воля и упрямство заставляли его упорно ползти к краю черной пелены. Он не отдавал свою душу, не отдавал себя!
Немая борьба нашла отклик в вышине, туча хищно снизилась. На землю обрушилась волна беззвучной злобы. Страшное обещание было в этом потоке ярости, лютая угроза.
Плечи чародея согнулись, словно под непосильной тяжестью: Ворон ощущал на себе противостояние двух чужих воль. Этот смертный бой проходил сквозь душу мага.
Обращенное ввысь лицо пленника озарилось дерзкой, бесстрашной ухмылкой: руки вновь начали слушаться его! Человек рывком подтянул тело к самому краю поленницы.
Медлить было нельзя, и Джилинер прокричал:
- Возьми его умение ненавидеть - и сделай его моим рабом!
Гром расколол небо. Молния, сорвавшись с низкой тучи, белым копьем ударила в сложенные дрова. Огонь взметнулся гулкой стеной, жар заполонил поляну, заставил пожухнуть листья. Раскаленным воздухом нельзя было дышать; этот царственный, властный костер не подпустил бы к себе ни одно живое существо...
Кроме Джилинера. Ворон не страдал от яростного жара - он сам был в тот миг огнем, ощущал себя частью костра.
На лес обрушился ливень - тугой, сильный, жадный. Это был ливень-захватчик, ливень-завоеватель. Но ни одна капля не упала на поляну, где вершилось злое колдовство.
Чародей сорвал с пальца кольцо и, размахнувшись, бросил в самое сердце рвущегося к небесам раскаленного потока. Затем опустился на землю, не отрывая взгляда от просвечивающей сквозь пламя черной стены поленьев, и приготовился ждать...