Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 17



Придя на кухню, Макар обнаружил всех за столом, уставших и не выспавшихся. Ему дали овсянки на молоке и с сахаром, налили обжигающе-горячего, пахнущего земляникой чая. И вот, он ел вкусную кашу, обжигался чаем, дул на стакан и снова обжигался. Слушал, о чем говорят взрослые, обсуждают происшествие, интересуются здоровьем Семецкого, хлопают его самого по плечу, пододвигая банку сгущенки и галеты поближе. Макар вливался в бурлящее вокруг, ощущая себя не лишней частью, но целым. И вот, в какой-то момент, Макар почувствовал себя хорошо. Нет, не так – отлично!

В сердце, глубоко-глубоко, шевельнулось то знакомое теплое детское ощущение… чего, семьи? Ну, может быть. Комфорта? Наверняка. Макару нравилось быть среди этих, пусть и странноватых, но хороших людей, которым не плевать на него. Которые слушают его, воспринимая если и не как равного по возрасту, но равноправного и достойного внимания человека.

Нет, он не забыл боль от потери матери и не забудет никогда. Нет, он не забыл пусть такого, какой уж был, отца. Но теперь это далекое прошлое осталось за некоей невидимой чертой. Оно осталось запертым за дверью его личного хранилища. Это его прошлое. А он живет в настоящем. И в настоящем свои проблемы, которые стоит решать тоже в настоящем. Проблемы прошлого остались в прошлом.

Макар взял несколько галет, обильно смазал их сгущенкой, соединив меж собой в эдакий бутерброд. Затем налил в новый стакан чаю, сложил галеты на блюдце и, под недоуменные взгляды остальных, отправился внутрь станции. Ашот вслед лишь одобрительно хекнул.

Анна сидела на кровати в своей комнате и, глядя в стену, расчесывала почти лысую куклу. Руки Макара были заняты, поэтому он постучал краем блюдца об косяк:

– Можно войти?

– Заходи, – Аня отложила куклу в сторону, и подумав, спрятала ее под подушку.

Макар, помявшись на пороге, поискал глазами, куда бы поставить чай и блюдце с галетами, подцепил ногой табурет и составил все на него. Аня покосилась на еду, но и только. Макар торчал столбом посреди комнаты и не знал, с чего начать:

– Аня… – шипастый ком подкатил к горлу, Макар заперхал, под внимательным взглядом девочки. – Аня, ты спрашивала… ну, тогда. Вот.

– Что?

– Ну… это. Ты не некрасивая. То есть. Ты красивая. Вот, – Макар чувствовал, как раскаленный свинец заливает уши и обжигает щеки.

– Правда?.. – недоверчиво спросила Аня.

В потускневших глазах заблестели огоньки интереса.

– Правда. Точно. Подумаешь, шрам! – с каждым словом смелел Макар. – И вообще, у других такого нет. А у тебя – есть! Ты особенная. Да… А еще, я хотел поймать для тебя лемминга! Ты же хотела зверюшку?

– Да!

– Но он злобный оказался, руку мне прокусил!

Аня испуганно всплеснула руками.

– Ну, не руку. Перчатку. Но он рычал и шипел! И вообще, они болезни разносят. Пришлось отпустить.

Затем он, сыпанув как следует выдумки, стал рассказывать про горящий ветрогенератор и про то, как спасал Семецкого. Макар больше не ощущал себя загнанным в угол подростком, он считал себя почти взрослым, пусть не снаружи, но в душе, в мыслях.

А Васильев, стоя за дверью, подслушивал басни Макара:

– Ну, молодежь… – улыбаясь каким-то своим мыслям, фээсбэшник направился вглубь коридоров.



Буря свирепствовала уже третий день подряд. Семецкий пришел в себя, постоянно плакал и божился, что ветрогенератор был им проверен, что возможно неисправность таилась в механизме, изменявшем наклон лопастей при превышении оборотов, и поэтому ветряк пошел в разнос. А может, попросту замкнула обмотка самого генератора. Нервное состояние Юрия грозило осложнениями, так что Ашот держал его на успокоительных.

Макар ходил кругами по станции, не находя себе места. С Анной они уже переиграли во все, что только можно, от пряток до салочек. Постоянно отжиматься и подтягиваться он уже устал. Попросил у Ивана Сергеевича книгу про местных животных. Урок с леммингом не прошел даром: вдруг, погладив какого зверька, он подцепит и главное притащит на станцию заразу?! Он читал, выписывал непонятные слова в тетрадку, а потом донимал расспросами Ивана Сергеевича или Машу.

С Васильевым проходили курс разборки, чистки, ремонта и сборки всего, что на станции могло стрелять. С Ашотом Ервандовичем учились оказывать первую помощь: накладывать тугие повязки, жгуты, шины и делать трахеотомию – выпотрошенный, хоть и подтухший медведь для этого вполне сгодился. Вынужденная неподвижность, безделье и не возможность выполнять ставшие привычными дела – все это сильно угнетало.

Вечером собрались за столом, пили чай и закусывали поджаренными сухарями. Тема для разговоров последние дни была одна – бушевавший шторм. Жанна отсутствовала, она занималась ребенком, и куда-то запропастился Васильев. Фээсбэшник появился чуть позже, неся в руках толстый журнал. Все эти дни он ходил мрачный и на все вопросы отвечал короткими фразами, будто о чем-то напряженно раздумывая.

– Товарищи… – все замолчали, уставившись на Васильева. – Я еще раз проверил радиоэфир, ведь возмущения в ионосфере в конце концов должны были закончиться. М-да. Обзвонил все номера из справочника специальной спутниковой связи, все двести.

Сидящие за столом переглянулись. Только Макар не до конца понял, в чем собственно дело, уловив лишь главную мысль – все плохо.

– В общем, тишина. Теперь о конкретике. Как вы все знаете, мы остались без одного ветряка. Энергии солнца и ветряков нам едва хватало на обогрев, они нужны были как вспомогательные, чтобы сэкономить солярку. Но скоро полярная ночь и холода. На ветрогенераторы надежды нет, если они станут гореть от любого чиха, то…

– Василий, – подал голос Ашот, сидевший вполоборота к Васильеву с сухарем в руке. – Мне кажется, ты тянешь резину и хочешь нам что-то сказать.

Васильев дернул щекой, пробуравив взглядом врача, но ответил спокойно:

– …Ты прав. Я вскрыл сейфы с печатями «совершенно секретно» в военной части Треугольника. В обычное время за такое могли и к стенке поставить, – махнув рукой он добавил: – Да чего я! Не о том говорю. На северо-западной стороне острова находится законсервированный со времен Союза военный аэродром войск стратегического назначения. Чего они здесь забыли – не знаю. Факт, что их имущество не вывезли полностью. Здесь, – он потряс в воздухе пыльной тетрадью, – есть записи о ПАЭС, то есть передвижной атомной электростанции. В нашей ситуации такая ядерная батарейка была бы в подспорье.

– Ты точно уверен? – поинтересовался Иван Сергеевич близоруко глядя сквозь очки.

– Наверняка. По плану ВПП и прилегающих строений, местная энергостанция слишком, я бы сказал – непозволительно большая для простого, или даже не очень простого, дизель-генератора – это раз. Есть куча вымаранной сопроводиловки для хранения, обслуживания и консервации ПАЭС – это два.

– На моей памяти таких проектов было несколько, – подал голос Иван Сергеевич. – От плавучей АЭС «Север», до двух вариантов на гусеницах «ТЭС3», «ТЭС10». На колесной базе МАЗа, Памир «630Д»…

Он снял очки и принялся натирать линзы.

– Какая там – не знаю. Полагаю, что, даже если эта установка на половину выдохлась, то половины от полутора мегаватт нам хватит за глаза, и еще пингвинам продавать сможем. Продержимся не один десяток лет. А там гляди…

– Нужна экспедиция, – предложил врач.

– Верно, – подтвердил Васильев. – Выбора у нас нет и вариантов не много. Дождемся заморозков, а когда встанет лед, загрузим вездеход и волокушу топливом, провизией, и по скользкой дорожке в путь.

– А справимся? – скептически потер заросший щетиной подбородок Ашот. – Атомщиков среди нас нет, нужна квалификация.

– Семецкий у нас на что? – возразил Васильев. – Да и сами не дураки. Плюс документация. Эти станции строили с расчетом, конечно, на квалифицированный персонал, но все же для эксплуатации в отдаленных районах крайнего Севера. Наверняка там тройной запас прочности и простоты.

В помещение влетела растрепанная и напуганная Жанна: