Страница 7 из 10
Когда мы шли сюда через тёмный и тесный переход, я немного отстал от группы и невольно задержался возле одной из ниш. Выяснилось, что отстал не только я. Прижавшись плечами к камням, в нише стояла знакомая мне женщина в белом платье. Чёрный рюкзак она держала в руках – а перед ней торчал знакомый мне Блондинчик. Ниша была достаточно узкая, и Блондинчик загораживал женщине в белом платье проход.
«А если подумать, – услышал я его бодрый голос. – А если хорошо подумать? А, Почемучечка?» Женщина в белом платье заметила меня – я отвернулся и бросился догонять экскурсантов. Как мужчина му.
Теперь мы все стояли вокруг стола в позах революционных матросов и тупо смотрели на краснощёкую Любу. Хамы, которые упивались своей властью. Впечатлений нам уже хватило – но это была только половина экскурсии.
Мы шли согласно стрелкам – женским пальцам, распечатанным на принтере, повсеместно развешенным на белых стенах. «Продолжение экспозиции» – читали мы вслух, почему-то нам очень нравилось слышать свои голоса в такой серьёзной обстановке. Мы увидели комнату, где властители замка спали и занимались любовью, мешая в правильных пропорциях династическую кровь – на удивление маленькие, почти детские кроватки с невероятными балдахинами. Мы увидели комнаты, где они ели – теперь в их посуду за зеркальными загородками было налито только солнце, посыпанное пылью. Если бы мне предложили выпить из такого, я бы почувствовал брезгливость. Мы увидели комнаты, где они читали – тяжелые книги в переплетах из человеческой кожи. Мы увидели комнаты, где они музицировали: паркет молчал, он был совершенно новый и похоронил под собой все живые звуки, а новых пока не выросло. Мы увидели галереи и посмотрели поочередно в бойницы, мы наступали друг другу на ноги и шарахались от чужих ног на извилистой узкой лестнице. Мы услышали количественные числительные, которые не останутся в памяти, и годы жизни, которые ничего нам не сказали. Мы послушали историю о здешнем призраке – молодой крестьянке, которую некогда сжёг, привязав к дереву, местный феодал, и теперь каждая ночь, которая опускается на замок – это её та самая ночь, которая повторяется уже триста лет. Рассказывая об этом, Люба старалась вложить в свой голос как можно больше романтики, а я думал о том, что каждый мужчина, который слышит это, представляет себя на месте феодала, а каждая женщина – на месте той крестьянки, и иначе никогда не было и не будет. Мы насилуем даже тогда, когда не имеем к этому ни воли, ни желания. Крестьянку звали Ганна, призрак тоже: «Однофамилицы», – громко сказал Блондинчик, и все засмеялись, и я вместе со всеми.
«А теперь мы пройдем вниз, – улыбнувшись, сказала мне Люба, и все покорно вздохнули. – Лестница, которую мы видим за этими дверями, ведёт в комнату управляющего-эконома, а оттуда – к помещениям, где хранились замковые припасы…».
«Нет, – сказала вдруг женщина в белом, слишком белом платье. – Нет, Люба, мы туда не пойдем».
«Как это не пойдем, – удивленно вскинула брови Люба. – Вы должны. Экскурсия ещё не…»
«И никто туда не пойдет, – сказала женщина в белом платье строго и устало. – Никто. Все останутся здесь, Люба, и будут внимательно слушать, что им скажут. Спасибо вам за интересную экскурсию».
Чёрного рюкзака на этой наглой, слишком уж наглой женщине уже не было. Зато в руках появилась нечто, похожее на оружие. Чёрное и недвусмысленное оружие. Такое я держал в руках последний раз на военных сборах в университете.
«Что это у вас, девушка, за фаллический символ в руках, – засмеялся кто-то из мужчин. – Дайте-ка мне…».
Он сделал два быстрых шага и тут же испуганно отступил назад. Фаллический Символ в руках женщины в белом наделал столько шума, что Люба заплакала, а у Женщины в зеленом началась истерика. Австриец побледнел, а Кунц одобрительно засмеялся. «Приключэние!» – поднял он вверх большой палец. Женщину в зеленом посадили за стол, Любу погладили по голове, но она заплакала ещё громче.
Это и правда был выстрел. В оштукатуренной стене темнела дыра с неровными, будто нарисованными краями, а в воздухе запахло веселой смертью.
Оглушенный, я стоял и смотрел на женщину в белом. На большое окно, на солнечный луч, который на глазах распадался на несколько радужных змеек. На Некрасивую девушку из нашей группы, которая отошла к одной двери, и на другую, Худощавую, ставшую около лестницы, ведущей в комнату управляющего. В их руках также были они – Фаллические Символы. На Китайца, который расстегнул пиджак и оказался плоскогрудой девушкой с небольшим пистолетом в руках. На Толстую девку с глазами, как у старого «Москвича», которая достала свой Фаллический Символ и подошла к окну, помахав кому-то рукой.
«Что будем делать с этими, Босая?» – спросила у женщины в белом Некрасивая девушка.
«Закройте их пока что здесь», – сказала Босая, присела перед Любой на корточки и погладила её по щеке.
«Все будет хорошо, – сказала Босая задумчиво. – Возможно. А может и нет. Эй, Аленький Цветочек, проследи, чтобы всё было в порядке. И собери у них телефоны, а то сейчас звонить кинутся. И фотоаппараты пусть сдадут, а то я их знаю…»
Некрасивая девушка кивнула, с усмешкой глядя на бледных мужчин и женщин, которые хватали ртами воздух, как рыбы. Босая подошла к окну, довольно прищурилась и быстрым шагом направилась к дверям.
«Что с нами будет, – закричала внезапно жена ворчливого мужчины. – Мужчины, что вы смотрите? Сделайте что-нибудь!»
Никто не шелохнулся. Босая остановилась и подошла к женщине. Все опасливо проводили взглядами Фаллический Символ в её голых руках. Руки держали Символ так твёрдо и торжественно, словно это была земная ось. Под пристальным взглядом Босой женщина замолчала, как ни в чём не бывало.
«Что будет, – проговорила Босая. – Посмотрим. А пока что… Пока что Замок на осадном положении. Не волнуйтесь, это с ним уже случалось, и не раз. Скажу, чтобы вам принесли снизу кофе и что-нибудь перекусить».
И все как-то сразу успокоились. Только у пожилого Отставника надулись вены на руках и глаза налились кровью. Аленькому Цветочку пришлось достаточно грубо ткнуть его дулом своего Фаллического Символа в спину, чтобы тот послушно положил телефон на стол, а за телефоном и руки, большие, покрытые седым волосьём и суровыми татуировками.
«Ну, не переживайте здесь», – сказала Босая, думая о чём-то своем, и вышла, и ещё долго было слышно, как стучат по лестнице каблуки её туфель.
6. Точки над Б
Директор замкового комплекса Галина Витольдовна Бабец занимала в нём такую стратегическую позицию, которой позавидовал бы любой феодальный военачальник.
Её кабинет размещался в правой замковой башне: отсюда, подойдя к одному из узких и высоких окон, она могла видеть как на ладони все окрестности – и от пристального взгляда её подведенного синим глаза не способно было скрыться ни одно движение. Скосив вниз второй глаз, неусыпный, как горящая лампадка, Галина Витольдовна могла наблюдать и за тем, что творится в замковом дворе. Отличная перспектива.
А во дворе могло произойти что угодно. Не организовали ли её сотрудницы преступный перекур? Не раскрашивают ли дети соблазнительно белые стены внутренних псевдоантичных портиков конца XVIII века? Не фотографируются ли экскурсанты в непристойных позах? А главное, не пролез ли за красные замковые стены какой-нибудь журналистишко, чтобы написать что-нибудь развязное и лживое?
Последнее особенно злило Галину Витольдовну: вверенный ей объект она любила преданно и страстно, и даже думала о нём с каким-то придыханием, ведь мысли, как известно, тоже умеют дышать – именно поэтому у влюблённых глаза покрыты поволокой, волнующей даже посторонних, а жертвы насилия плачут вперемешку слезами и кровью. Каждая мысль материальна, не уставала повторять Галина Витольдовна своим подчинённым, а значит, всё, что вы подумали, оставляет где-то свой скользкий след. А вытирать – нам. И если какая-то неграмотная молодая курица… какая-то стриженая недоучка… какая-то прыщавая школьница считает, что она имеет право писать о Замке всё, что ей в голову взбредёт, если она считает, что наделена правом иметь о Замке какие-то впечатления, всего только и сделав в жизни, что выпив кофе в замковом бистро – то Галина Витольдовна считала своим долгом противостоять этому.