Страница 5 из 10
Однообразные больничные будни с ежедневными обходами, различными процедурами и перевязками текли своим чередом. Серость госпитального бытия, когда один день мало чем отличается от предыдущего, скрашивали, разве что, весёлые медсёстры, бесконечные шутки и анекдоты Волкодаева, да друзья, навещавшие раненых.
Почти через день Димку проведали его товарищи по лётному полку. Такие же, как и сам Волкодаев, шумные и ни сколь не унывающие офицеры. У койки «переломанного» и вырвавшегося из вражеского плена лётчика сидели они подолгу. Болтали о всяких пустяках, развлекая больных и медперсонал всевозможными байками. Они-то и снабжали Дмитрия авиационной противообледенительной жидкостью.
«Спрайт – не дай себе засохнуть! Массандр – не дай себе замёрзнуть!» – шутили авиаторы, перековеркивая один из популярных в те времена рекламных слоганов.
К Леониду изредка заглядывали суровые и скупые на слово друзья-омоновцы. Общались тихо, сдержанно и коротко. В основном, справлялись о его здоровье, да вкратце пересказывали сослуживцу отрядные новости.
По вполне объективным причинам, Побилат (служивший на Кавказе недолго) товарищами-однополчанами ещё не обзавёлся. Потому (кроме, разве что Лютого) никто его своими случайными заездами не жаловал.
В то время, как у Валерия гостей было хоть отбавляй. Причём, практически ежедневно. Он успел помириться с Ириной. Тот же Лютый, заходивший к лейтенанту, непременно подсаживался и к койке майора. Навещали его и бойцы спецподразделения.
– Князь, ты давай, побыстрее вставай на ноги!.. – чуть ли не умолял его Горбунов. – …Ну, сам скажи: какой из меня, к чёрту, командир? Начальство говорит одно; бойцы советуют второе; а союзники требуют третье. Голова просто разламывается: как всем угодить. Так и свой последний год до пенсии, могу вовсе не дослужить. Ведь ты знаешь: я исполню любой приказ, тогда как раздавать их я вовсе не умею. Вот и получается: что и штурмую, и за посыльного, и отчёты составляю исключительно сам.
– Потерпи. Недолго осталось. – успокаивал Виктора Валерий. И как бы между прочим вдруг поинтересовался. – Кстати, что с личными вещами Серёги?
– Генерал… То есть, его отец. На третий день лично приезжал. Посмотрел где служил его сын, с ребятами пообщался. Скупую отцовскую слезу пустил. Выпили, помянули. Он-то и забрал всё. Эх, чёрт!.. Чуть не забыл. Позавчера рылся в столе, искал что-то. Уже и не припомню, что именно. Короче, наткнулся вот на этот потрёпанный блокнот. Почерк, вроде Муханова. Однако ни хрена не разберёшь. Одни цифры, будто бы шифр какой. Да, ты сам посмотри.
Бегло пролистав блокнот, Валерий открыл его на последней странице. Именно на той, на которую, как будто бы и указывал ему Сергей, явившийся в князевские бессознательное видение. Там было лишь две записи: 961А884Н46Ж55 и 908М798А00Ш20.
«Да ведь это номера сотовых телефонов, с именами. – быстро сообразил Князев. – Буквы АНЖ между цифр, наверняка означают Анжела или Анжелика. Соответственно, МАШ – конечно же Маша. И которой из этих девиц мне следует позвонить, а потом ещё и навестить, рассказать? Наверняка Маше, коль записана она позже Анжелы!..»
– Витюша, ты оставь его мне. – закрывая блокнот, предложил Валерий. – Свободного времени у меня нынче много. Покумекаю и может разберусь: что здесь и к чему.
– Да, ради Бога!.. – словно свалив с плеча непосильную ношу, облегчённо вздохнул Горбунов.
Перед самым своим отбытием на родину, не забыли о командире и «дембеля». На ту минуту, рядом с Валерием была Ирина.
– Товарищ майор, принесли вам то, о чём вы нас ранее просили… – Самолюк протянул Князеву пакет. А заметив на лице Валерия некоторую растерянность, тотчас поспешил пояснить. – …Ну, тогда… Помните? В лагере ваххабитов, когда выносили вас раненного. – после чего, переглянувшись с Литвиненко перешёл на шёпот. – Мы тут ещё, кое-что лишнее положили. Надеемся, что этот довесок придётся вам кстати.
– Спасибо, ребята. Считайте, что теперь я ваш должник.
– А что там? – не скрывая своего женского любопытства, Ирина кивнула на принесённый пакет.
– Завещание покойного Саеба. – отшутился майор, а заглянув вовнутрь свёртка, сурово покосился на парней. – Откуда «баксы»?
– Тише-тише, командир. – зашипел Литвиненко и, оглядевшись по сторонам (не услышал ли кто возмущение Князева), добавил в полголоса. – У Аль-Балаави этого добра была полная сумка. Малость изъяли, в качестве трофея. Ему-то они, уже без надобности.
– Забирайте. – Валерий решительно вынул из пакета, перевязанную резинкой, пачку новеньких и, похоже, ни разу не смятых долларов. – Избавьтесь от них.
– Но, почему? – с некоторой обидой в голосе, растеряно вопросил Самолюк.
– Выходит, кое-каким вещам я всё же не успел вас научить. – тяжело вздохнул Князев.
– Это вы о том, что нельзя брать чужого? – с детской наивностью поинтересовался Игорь.
– Да, какое ж это «чужое»?.. – возмутился Литвиненко. – …После смерти араба, они скорее ничьи. Если не сказать: наши. Нами завоёванные. Так отчего же не воспользоваться моментом?
– Не в том дело, чьи они: «наши»; «ваши»; «ничьи» или «чужие». Я вовсе не об этом!.. – устроившись поудобнее, Валерий приготовился к долгому пояснительному монологу. – …Уж и не знаю, как доступнее мне вам растолковать. Начну, пожалуй, с того… Короче, существует негласное поверие о том, что с места крупных катастроф; с поля боя и с фронтовых территорий – то есть там, где погуляла человеческая смерть – нельзя подбирать никакие ценности и, уж тем более деньги. Ведь неспроста бытует мнение о том, что всевозможные драгметаллы, ценные камни и денежные купюры обладают свойством накапливать в себе весь, окружавший их негатив, всю «чёрную» энергетику и всё зло, которое с ними соприкасается. В то время, как гибель людей, так и вовсе является наивысшим проявлением отрицательных, потусторонних сил в нашем мире. Не уж-то вы собираетесь притащить в свой дом, тень войны, всевозможные несчастья, ауру страха и насилия?
Дело, конечно ваше: верить в это или нет. Считать те правила изжившими себя предрассудками, либо безоговорочно следовать им. За себя же могу сказать следующее. Неприятно вспоминать, но однажды я, не очень-то верящий в различные приметы и суеверия, решил опровергнуть те неписанные законы. Вывез я из Чечни несколько сотенных «зелёных», подобранных возле полностью разрушенного грозненского дома. Купил на них дорогущие подарки для своих домочадцев. А уже через год, моя, казалось бы крепкая семья, с треском развалилась. Вот и думай теперь: брать или не брать. Я уж не говорю о том, что «баксы» Саеба, наверняка, фальшивые. Пусть и выполненная в неплохом качестве.
А ты, Литвиненко, не улыбайся. Будь уверен в том, что всех собак на вас свешают, коль заметут на пункте досмотра с «левыми баксами». Прошу не забывать и том, что вы по-прежнему считаетесь «штрафниками».
– Товарищ майор, пожалуй, нам пора. – засуетились дембеля.
– Что делать-то после службы собираетесь?
– Водку пить.
– А после.
– Ещё не думали. Потому, как долго мы её будем пить. – усмехнулся Литвиненко.
– Пишите. Не теряйтесь. – обратилась к ребятам Ирина.
– Да и вы в гости к нам заезжайте. Здесь наши адреса. – Самолюк протянул Князеву сложенный вдвое тетрадный листок.
Валерию хотелось сказать им в дорогу ещё что-то, нечто важное. То ли, напомнить пацанам о том, что опыт, который они здесь приобрели (сложный, жестокий, а подчас и противоречивый), вовсе не для той мирной жизни. То ли предупредить ребят, чтоб особо не конфликтовали, чтоб принимали новые и мирные правила игры, как должное. Пожелать им не гнушаться компромиссов и уж тем более не разрешать споры привычными, силовыми методами. А может, опираясь на личный опыт, предупредить молодых людей о том, что такие как они – там, на «большой земле» почти всегда оказываются неудобными. Что многим будет не по душе их воля, смелость, фронтовой максимализм – то есть, те самые качества, которые и помогли им здесь выжить. Конечно, ему хотелось сказать многое. Однако уволенные в запас, и без того утомлённые командирскими советами и нравоучениями, поспешили покинуть палату. Понять их можно. Ведь сейчас им кажется, что всё самое страшное в их жизни уже позади, что впереди их ждёт огромный мир безграничных возможностей.